Николай Кочин - Князь Святослав
- Ты, матушка княгиня, точно моложе стала, да краше. Тебя и года не берут, - сказал Свенельд.
- Полно, старый греховодник, - ответила княгиня на вид сурово, а тон был приятный. - Стыдно старухе говорить такие речи, а христианке их выслушивать… Мне только о душе заботиться теперь да бога молить. Прибереги сладкие речи для жён, которые здесь два года без мужней ласки томились.
Ольга стала следить, как гриди, слуги и дворцовые холопы разгружали повозки и верблюдов от восточного скарба, а князь с приближенными пошёл в баню. Амбары княжеского двора заполнялись трофейным оружием, багдадскими и хорезмийскими изделиями, конской сбруей с серебряными бляхами, тюками тканей, посудой: урнами, вазами из благородных материалов, винами в бурдюках, армянскими коврами, славящимися во всем восточном мире. Серебро в корчагах, золото в бурдюках.
И Ольге показалось, что теперь есть чем одарить дружину и оплатить расходы по княжескому терему и войску. Князь сумеет заняться мирными делами спокойно.
Общее довольство захватывало и прислугу. Везде слышались шутки, весёлые вскрики. В глубине двора князь с берёзовым веником в руке выбегал из бани красный как рак и на вольном воздухе гридь обливал его из ушата колодезной водой. Он радостно вскрикивал, встряхивался и убегал в баню. Из открытой двери вываливались мощные тела дружинников, разгорячённых в пару. Окачиваясь водой, они кричали:
- Запарил нас, князь, до смерти… Терпенья нету… Тяжелее войны тот искус…
После бани приближенные князя расселись в гриднице на широких дубовых скамьях, за длинными столами, уставленными яствами. По стенам развешаны княжеские доспехи, боевое и охотничье оружие иноземной работы. Тяжёлые мечи с дамасскими клинками, островерхие латинские шеломы, кольчуги из мелких железных колечек, широкие щиты, окованные железом, украшенные серебром, узорчатые колчаны, тугие луки, длинные копья с красными древками. Святослав считал, что лучшим украшением всякого жилья, даже опочивальни, является только оружие.
Князь наполнил греческим вином большой турий рог, оправленный в чистое серебро с резьбою и чернью гладкой и тонкой работы, узкий конец рога был отделан в виде орлиной головки. Обделил вином всех по очереди. Это был знак его крепкой и кровной дружбы с дружиной:
- За Русь. Пусть не сгинет вовеки.
Подняли чаши. Гул. Гам. Ликованье.
- За дружину князя.
- За отвагу.
Все принялись есть и пить, были голодны. Окорока, жареные гуси, бараньи бока, дичь, овощи, всё быстро исчезало, но еда тут же пополнялась, как и братины с мёдом и брагой, сосуды с пивом и заморским вином. И вскоре начались воспоминания о походе, который был исполнен всяких превратностей и невзгод. Было что вспомнить. Люди продирались через леса вятичей, вязли в болотах, ночевали под небом целые месяцы подряд, засыпали под звон комаров и вой волков, сражались на улицах Великих Булгар и Итиля, боролись с бурями на Хвалынском море, скакали по долинам среди виноградников во владениях халифата, прятались в горах, истощались, голодали, пировали, но везде разили, сокрушали, опрокидывали врага. Слава о русском походе прокатилась до конца земли на Востоке и по всем державам на Западе. Особенно были рады молодые военачальники, которые были в походах впервые и у которых жажда подвига и побед, вызывалась не соображениями государственной пользы и мудрости, а избытком сил и неукротимой молодости. Эти молодые львята - ровесники князя, его обожавшие за удаль, за силу, за ум, за преданность воинскому делу, вновь переживали уж за столом сладкие восторги преодолённых опасностей, упоение битвой, счастье неожиданных приключений. И только старый Свенельд гладил плешивую голову шёлковым рукавом, отирал пот, кряхтел от жара и упорно молчал - этот всеми любимый воевода, самый первый после князя военачальник из варягов, бывший воеводою ещё при отце Святослава Игоре, участник всех его походов, бесстрашию которого завидовал каждый из дружинников.
- Что ты нахмурился воевода? - спросил его князь. - Или похвальба молодых тебе прискучила, или они безрассудны, или сам поход не очень тебе мил?
- И похвальба молодцов забавна, князь, и поход мне по душе. Но важнее для людей, что пашня ими уже вспахана, хлеб засеян и уборка жита неминуча.
Святослав нахмурился, а все притихли.
- Тёмны твои речи, Свенельд. Уж не хочешь ли ты сказать, что походы на Восток лёгкая прогулка не сумевших всё-таки вспахать пашню?..
- Да, князь. Это так.
- Значит, ты считаешь наши походы бессмысленными и ничтожными?
- В них есть смысл, князь. Мы сокрушили наших соседей и растянули границы наших земель до морей Хвалынского на Востоке, Русского на Юге. Река Итиль целиком принадлежит нам. Но такой большой земле, как Русь, нужно соседиться с богатыми городами, где можно много сбыть, чем богата наша земля, да многое и купить. Итиль да Булгары сами славны тем же товаром: мехами, воском и мёдом, сами живут за счёт приезжих славянских купцов. До Багдада и Бухары далеконько нам, неудобно таскаться. Поэтому походы эти дают нам славу и победу, но они не указали нам того, куда мы и наши купцы будем девать продукты своей страны, где мы купим ткани, золотую посуду, красивое оружие, с кем мы будем дружиться, чтобы сказать: мы знатным да умным да богатым соседом красны… А такой сосед есть, да он спиной к нам сидит… Он за морем…
- Царьград, - вздохнул шумно купец с крестом на шее, поставщик мехов, и оглянулся. - Царьград во сне приснится, так не сразу после успокоишься. Чудеса и изобилие великое. Как в самой сладкой сказке. Право.
Святослав неожиданно для всех подошёл, обнял своего воеводу, расцеловал его.
- Умнее ты самого князя, старик. Мои мысли угадываешь. Русь должна стоять на самых торговых дорогах мира… Дружбу да торг вести с самым сильным, да просвещённым соседом… Коли не хочет дружить, так сломить его силой…
Купец с крестом на шее даже взвизгнул:
- Царьград, - мать городов, царица мира, Господи Иисусе. Вот где торговля, вот где люди… А София, о!.. В землянках мы живём супротив царьградских вельмож… Оглянешься на себя - стыдно, чистое зверье…
Тогда начался такой гвалт, что ничего нельзя было разобрать. Одни припоминали походы Аскольда: как в Царьграде поколотили русских купцов, и порушили договор; тогда в Царьград из селений греки принесли страшное известие: плывут ладьи народа Руси. Смятение и ужас водворилось в столице. Бурной мрачной ночью русские начали насыпать вал у стен города. Патриарх Фотий плакал с народом в Софийском соборе. Перепуганный царь Михаил III оставил поход на сарацин и вернулся в столицу. Русские добились нужных им торговых договоров и заставили уважать себя, а некоторые так подружились с греками, что приняли христианство. Другие тут, помнившие ещё поход Олега, всячески восхваляли его силу и мудрость, увенчанные договором 911 года. Тогда, дескать, Олег напугал греков ещё больше, чем Аскольд, и они затворили ворота и заперли городскую гавань. Олег выволок лодки на берег, поставил их на колеса, приделал паруса и при попутном ветре двинулся к стенам столицы. Перепуганные греки дали ему огромную дань и заключили договор, о котором и по сей день вспоминают русские. Купцов и послов, бывало, принимали с почётом, и ели они сколько хотели и бесплатно нежились в банях и торговали беспошлинно, а отъезжая на Русь, получали в дорогу съестное вволю, якоря, канаты, паруса…
И то, что точно по сговору, никто не говорил о разладе с греками при отце князя Игоре, испортившем всё дело своим неудачным походом и умалчивали об унизительной поездке матери, которая тоже ничего не добилась от греков, надеясь на мирное решение вопроса - это приметил Святослав и зачёл себе укором. Внутреннее решение, которое он хранил про себя, пуще созревало в нём.
Купец с крестом на шее, возбуждённый общей горячкой, всех перекричал:
- Князь, походы на Восток - полдела. Нам Царьград нужнее. А там - мы стеснены. Как мышь в коробе. Что это? Приезжий к ним - грамоту кажи, без грамоты - готовься в подземелье. Закупить греческих тканей сколько хочешь - не смей! Не успел расторговаться, зазимовал - гонят домой в шею. А поедешь морем, застанет непогода - перезимовать на берегу Днепра у моря не смей, это земля Корсуньская. Ловят рыбу в Днепре - и того не воспрепятствуй… Прижали нас как ужа вилами, стыд, срам… Податься некуда… На Дунае - свои запреты… И бродим мы как псы ошпаренные, князь, помяни моё слово… Тьфу! Надо бога менять, греческий бог умнее…
- И бога менять, и грамоты понимать, и строгие законы вводить, - поддакнули купцу.
- Перун не оставлял нас и не оставляет… Повешенный бог нам не нужен, - сказал, как отрубил, Свенельд.
- Богатые да разумные народы все христианами стали, - возразил купец с крестом на шее, - и мудрой нашей княгини никому не перемудрить…
- С мечом любого бога добудешь, любое богатство будет у твоих ног, - возразил Свенельд, - слава и почёт мечу. Любо нам на Русском море плавать, пора и германцев устрашить и греков укротить…
