Государи Московские: Воля и власть. Юрий - Дмитрий Михайлович Балашов
За едой (по настоянию Василия нежную часть мяса убитого животного сразу же, обжарив, подали на стол) оповестил Василия:
– Зовут на прием к хану! Меня и тебя!
Василий задохнулся восторгом:
– Как, уже решили?!
Иван широко улыбнулся, раздвинув морщины сухих щек:
– Не так быстро, княже! Еще поездим, еще покланяемся досыти! Еще нам Айдара уговорить надо, да и прочих татарских князей!
– Всех подкупить серебра не хватит! – возразил, побледнев и начиная что-то понимать, Василий.
– Займем у купцов? – так же посмеиваясь, возразил Иван Всеволожский, мотая на палец волосы бороды. – Ну, иди, собирайся! Да лучшее одень! Обязательно бобровый опашень!
И вот они во дворце, среди узорных ковров и чеканных светильников. Чадят мангалы. Хан Улу-Мухаммед (он молод и остроглаз), кутаясь в парчовый, подбитый колонковым мехом халат, молчит, выслушивая цветистые приветствия и уничижительные слова о себе и юном Василии Ивана Всеволожского. Осторожно Иван отводит от себя подозрения в соучастии надругательства над Юрием Звенигородским, воздавая должное знаменитому воину, разгромившему татарскую рать под Казанью, сыну самого Дмитрия Донского, того, который…
Василий поглядывает на Всеволожского все с большим недоумением, рвется возразить, опровергнуть, но железная старческая рука Ивана сжимает его запястье: – Молчи! – и вновь продолжает цветисто хвалить мудрость хана и заслуги своего соперника.
Вечером Василий почти с кулаками набрасывается на Ивана Дмитрича, кричит:
– Изменник! Юрьев доброхот!
Тот молчит, чуть надменно глядючи на расходившегося молодца. Наконец, когда юнец поутих, выговорившись, предлагает:
– Давай скажем, что мы приехали, чтобы уничтожить Юрия и плевать нам на ханскую волю, так? – Василий краснеет. – Не спеши! – строго добавляет Иван. – Токмо не спеши! У нас вся зима впереди. И ради Христа, не мешай мне содеять тебя великим владимирским князем!
Василий, так и не поняв ничего, обиженно затихает. За стенами бревенчатой хоромины воет ветер. Метет. Зима наступила всерьез.
В ближайшие дни Иван объезжает всех видных беков и мурз, пьет монгольский соленый чай, закусывая желтым кристаллическим сахаром, ест плети вяленой дыни и хурму и только одно выспрашивает, с сугубым недоумением: почему Ширин Тегиня забрал такую власть в Орде? Почему его все боятся? Выспрашивает безразлично, будто бы и мимоходом и только уж на приеме у князя Алдара начинает слегка поддразнивать хозяина, ненавидевшего (как выяснил Иван) Тегиню. Алдар сопит, склоняет голову (шея собирается тугими складками, топорщится окладистая густая борода. В Алдаре явно много чужой, не монгольской крови!).
– А ежели все вместе? – подымает Иван на татарина светлый взор своих серо-голубых глаз.
– Хан… – бормочет хозяин.
– А ежели и хана уговорить?
Так Иван Всеволожский начинает плести свою паутину. Длинную паутину! Долгую! Но когда в конце февраля он снова (уже в который раз!) попадет на прием к хану – дело почти содеяно. Присутствующие эмиры обретают голос, они уже достаточно изобижены хитрыми упреками урусского боярина. Ивану остается лишь, простовато глянув в лицо Улу-Мухаммеду, домолвить: «А коли Юрий станет великим князем на Москве, а в Литве его побратим Швидригайло укрепится, в Орде один будет хозяин – Ширин Тегиня!» (В лицо хану, конечно, он не сказал тех слов, которые втолковывал Алдану с Миньбулатом, что-де хан, из слов Тегинина, не волен выступать и потому Тегиня будет «по царе волен», но последнее и так становилось понятно Улу-Мухаммеду, не говоря уже о подкупах. Вот именно – не говоря!)
И беки, мурзы один за другим начали бить челом Улу-Мухаммеду, прося за Василия, гневая на самоуправство Тегини, мало соображая при этом, что гнев их искусно подогрел и раздул не кто иной, как уруситский боярин Иван.
Поет вьюга. В горнице, отведенной Василию, вертится новая девка, приставленная к князю Иваном телесной утехи ради. Бережет Иван будущего зятя своего от монгольской степной любви богатуров друг к другу, хочет довезти не порушенного той зазорной любовью воинов, месяцами в походах не встречающих женского лица. А юного уруситского князя на любой охоте, да что на охоте – в гостях… могут… Нет, он довезет, доставит князя прямо в постель дочери и станет править на Руси так же, как правит тут, устраивая дела юного Василия Васильевича. Он сейчас и о Софье почти не мыслит, и, порою наблюдая раскинувшегося во сне юного князя, сам себе кажется степным орлом, замершим над своею добычей. А девку – девку он продаст, когда не станет надобна, токмо и всего! Холопка!
А хан все еще колеблется. Как же уговорить его, как же объяснить, что юный Василий будет ему вовсе не опасен и ни в чем не выйдет из воли хановой, не то что упрямый старик Юрий, которого, ежели задумает что, не свернешь!
С вечера князь и боярин немного поругались – все по тому же поводу: Василию, в коем развилась переданная от матери подозрительность, все казалось, что Иван помогает не столько ему, Василию, сколько его отсутствующему сопернику. Юному великому князю Иван Всеволожский толковал из утра:
– Пойми! Чем больше я им всем буду расхваливать Юрия и Тегиню, тем большую вражду вызову к ним у всех ордынских вельмож! Люди завистливы! Видал, как стая волков нападает на лося? Так и люди! На сильного нападают кучей, стараясь укусить сзади, укусить, спрятаться в толпе и вновь укусить! Когда они поймут, что Тегиня им страшен, они все накинутся на него, точно стая голодных волков! А хана надо напугать Юрием! Навряд Юрий, даже со Свидригайлой, затеял бы войну с Ордой! Навряд! Но надобно, чтобы Улу-Мухаммед задумался именно о такой опасности для себя! Когда мы с тобой воротим на Русь… тогда я скажу тебе многое, чего не говорю теперь! Ты узнаешь и поймешь главную тайну власти. Поймешь, что у правителя нет друзей, а есть только подданные, которых он волен менять, как ему выгодно, и мудрый греческий тиран, что на глазах у посла молча выдирал самые крупные колосья с поля, был прав, тысячекратно прав! Не должно допускать, чтобы среди твоих подданных кто-то становился сильнее тебя! И твой дед, великий Дмитрий Иваныч Донской, был всячески прав, утеснив Вельяминовых! Сейчас не важно уже, заслуживал ли Иван Вельяминов казни – но династия, твоя династия, Василий, была спасена!
– Что, Вельяминовы могли свергнуть дедушку? – спрашивал Василий, все еще обиженно сопя, не совсем понимая наставника своего.
– Разумеется, нет! Но что могло произойти после смерти твоего деда, не ведает никто. И возможно, как раз Вельяминовы захотели бы посадить на престол Юрия вместо тебя! А тебя
