Тучи идут на ветер - Владимир Васильевич Карпенко

Товарищ Буденный назначается помощником начальника сводной кавалерийской дивизии.

§ 4.

Начальнику 1-й Стальной дивизии тов. Гореленко предлагается немедленно передать всю кавалерию вверенной ему дивизии начальнику сводной кавалерийской дивизии тов. Думенко.

Потянувшись, затолкал приказ в полевую сумку. Не встречаясь с Шевкоплясом глазами, крикнул:

— Ася!

В проеме встала Настенка. Она уже успела переодеться: вязаную кофту сменила на полотняную вышитую блузку, низко оголившую шею. Цыганские пушистые волосы выпустила на волю из тугих жгутов кос. Укутали они покатые плечи. В синем взгляде немигающих глаз — покорливость, робость и в то же время сознание своей женской силы.

Борис хрипло выговорил:

— Давай… командуй… Чего же время зря проходит…

За столом уже, обхватив посудину, Шевкопляс толкал Харченко в бок:

— Уж договаривай, Николай Васильевич… Нехай все праздники у него, черта, нынче сойдутся в этой хате. Такому не жалко. Заработал кровью…

Харченко, глядя на молодую, без стеснения опорож-нивавшую вместе со всеми стопку, похвалил:

— Молодцом. Видать сразу…

Настенка притушила веками бесовские светлячки в посиневших до черноты глазах. Отвлекая от себя три пары мужских глаз, предложила:

— Может, граммофон?..

— Какая же свадьба без музыки?!

Мишка принес из боковушки граммофон с широкой трубой. Пододвинул поближе табуретку, сел, осторожно дотрагиваясь до деревянной раззявленной пасти льва, торчавшей из угла ящика. Сиял парень, будто начищенный кирпичом медный таз, — сбылось его желание иметь занятную буржуйскую диковину.

Харченко через стол сказал:

— Реввоенсовет заказал граверу высечь на шашках ваши имена с Семкой Буденным. Дарят боевым оружием… Из-за того и толкал Шевкопляс.

Хриплые звуки граммофона вдруг заглушила звонкоголосая саратовка. В дом с плясом, свистом ввалилась веселая компания.

Весь декабрь терся в полевой сумке приказ о формировании Сводной дивизии. Вел Борис бригаду в Бекетовку на воссоединение с гореленковскими полками — попал в самое пекло. Донская армия, перегруппировавшись, надавила конными частями на Южном и Центральном участках. В Бекетовке кавбригада оказалась кстати. Фланговым ударом опрокинула наступающего противника; весь день рубилась. Развеяла казачьи сотни по Дубовой балке; не зализав ран, она кинулась на Воропоново.

Наступлением через Воропоново завершилась последняя попытка донцов овладеть Царицыном в уходящем году. Опять, как и в августовские штурмовые дни, отдувались артиллерия и бронепоезда. В декабре 10-я армия отодвинула белоказаков в их родные края — на Дон. Змеей шла линия фронта по низкому левому берегу, повторяя изгибы уже скованной льдом казачьей реки. Более трех с половиной сот верст извивалась дуга.

Закончилась у кавбригады сидячая жизнь дивизионной конницы. Из края в край моталась, залатывала дыры по всему Царицынскому фронту, будто на ношеной шинельке. Пока громила вражьи полки под Воропоновом, гнала их к Дону, казаки тучей надвинулись на юге, от Котельниково. Обозначилась угроза окружения дивизии Шевкопляса в районе Жутова. Стоверстный бросок с Центрального участка на Южный ликвидировал эту угрозу.

Мам антов, предполагая, что Думенко переброшен на север, сколотил срочно в Котельниково ударную группу до трех тысяч штыков и одну тысячу сабель, кинул в глубокий обход левого фланга Донской дивизии из астраханских степей, взяв направление на село Тундутово. Умелым маневром Думенко ударил во фланг; остатки конницы бежали в сторону Жутово; тенью, неотрывно преследовали думенковцы. Из Жутова кавбригада вернулась в Аксай.

В короткие затишья Борис давал о себе знать жене, оставшейся с тылами в Бекетовке. Чуть ли не каждый день прикладывал к оперативным донесениям, отдельно, короткую писульку: «Настенка! Прошу прислать мне папиросы, нахожусь сейчас в селе Аксай, дальнейшего распоряжения ожидаю в передвижении». Через сутки опять: «Милая Настенка! Здравствуй, моя крошка. Шлю тебе мое наилучшее пожелание в жизни. Покудова стою на станции, и как только будет смеркаться, то буду двигаться дальше и буду выступать к той степи. Будь здорова, целую тебя крепко, крепко. Твой Борис».

Из седла Думенко пересаживался в тачанку, из тачанки — в седло. Только к концу декабря, когда мало-мальски устоялся фронт, он свел в Чапурниках разрозненные бригады Сводной дивизии.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Истек восемнадцатый год…

Ноябрьские снежные метели сменились в конце декабря редкой в этих краях оттепелью. Выпавший по колено снег в два-три дня был съеден туманами. Разгасли дороги, вздулись водой ерики, балки. Неумолчно звенела с крыш капель. Ветерок приносил с бугров запах ростепели.

С утра Борис вырвался в город. С неделю околачивались его снабженцы по армейским тылам, пороги обили всем начальникам, малым и великим. А дело стоит. На что Сиденко докучный мужик, въедливый, настырный, и тот плюнул:

— Не, Борис Макеич, ни словом, ни бумажками армейские тылы не Возьмешь. Стена кирпичная. Из орудиев только. А то и в шашки всей дивизией. Не веришь?

— Тачанку…

Усадив с собой рядом начснаба, приказал: