Два брата - Александр Мелентьевич Волков
— Полагаю, надоело тебе церковное долбить. Вот «Ведомости», читай да поучайся.
Первая русская газета «Ведомости» стала выходить со 2 января 1703 года примерно раз в девять-десять дней.
При отце Петра, Алексее Михайловиче, выдержки из иностранных газет переводились и переписывались под названием «Куранты», и их читал царь и немногие его приближенные. Содержание «Курантов» составляло государственную тайну, и за разглашение ее полагалась суровая кара. Теперь наступило иное время. «Ведомости» продавались всем желающим по алтыну за номер. Правда, желающих находилось немного.
Вечером в доме Марковых собрались люди. Аграфена в порыве материнской гордости рассказала соседям, что ее сынок Егорушка принес от учителя грамотки, в которых прописано обо всем, что делается на свете.
Гости сидели по лавкам. Ближе всех к Егорке устроились Ванюшка с отцом. Ванюшка Ракитин с явной завистью смотрел на худощавое, длинное лицо приятеля, который приглядывался у жировика к мелкому славянскому шрифту. Острые скулы Егорки порозовели от волнения и тайной гордости; он нервно шевелил пальцами, дожидаясь, пока стихнет говор собравшихся.
Номера газеты имели трехмесячную давность. Но слушатели были невзыскательны. Они привыкли получать вести с большим опозданием от странников, которых много скиталось по Руси.
Марковские гости приготовились слушать «Ведомости» с благоговейным вниманием. Русские люди питали величайшее уважение к письменному, а позднее к печатному слову. Русь всегда любила и ценила грамотеев, преклонялась перед их ученостью.
«Ученье — свет, неученье — тьма» — так говорил русский народ.
Когда еще не было печатных станков, писец, переписывая книгу, понимал, что создает великую ценность. Заканчивая нелегкий свой труд, он писал на последнем листке трогательные слова:
«Как радуется кормчий возвращению в отечество, так радуется и описатель, книгу сию списав».
Егор читал, а гости теснились к нему все ближе, стараясь не дышать, чтобы лучше слышать.
— «Повелением его величества, — читал молодой грамотей, — московские школы умножаются… В математической школе больше трехсот человек учатся и добре науку приемлют…»
— Видим, сынок, видим, — заметил Семен Ракитин. — Истинная то правда…
— «Из Персиды пишут. Индейский царь послал в дар великому Государю нашему слона и иных вещей немало. Из града Шемахи отпущен он в Астрахань сухим путем…»
— Слон? — удивленно переспросила Аграфена. — Что же это за зверь такой?
— Слон? — отозвался старый Ракитин. — Это дивный зверь, кума! Слыхивал я и от захожих людей, что зверь этот водится в Индейском царстве, зело велик и с виду устрашителен, имеет сзади хвост и спереди хвост…
— Батюшки! — ахнули пораженные слушатели. — Сколько же на божьем свете чудес!
— Это еще что! — похвалился сапожник, польщенный тем, что общее внимание перешло к нему. — Это что! Сказывают, за Индейским царством живут песьеглавцы…
— Песьеглавцы? Это кто же такие?
— Люди с песьими головами. Разговор у тех людей лаятельный, а обычаем они зверонравны и чужеземцев, что к ним попадают, съедают живьем.
— Святители московские, помилуйте от зла!
— А в иных странах, — разошелся Семен Ефимыч, — существуют люди об одной ноге, и нога та столь велика, что они под нею от солнца укрываются.
— Ох! Да как же это так?
— Очень просто. Лежат на спине, кверху ногу задравши.
— Чудеса чудные, дивеса дивные, — вздыхали слушатели.
Семен Ефимыч наконец угомонился.
— Чти, Егорушка, дальше!
— «Из Олонца пишут. Города Олонца поп Иван Окулов, собрав охотников пеших с тысячу человек, ходил за рубеж в свейскую[61] границу и разбил свейские Ругозенскую, и Гиппонскую, и Сумерскую, и Керисурскую заставы, а на тех заставах шведов побил многое число и взял рейтарское[62] знамя, барабаны и шпаг, фузей и лошадей довольно, а что взял запасов и пожитков он, поп, и тем удовольствовал солдат своих. А достальные пожитки и хлебные запасы, коих не мог забрать, все пожег. И Соловскую мызу[63] сжег, и около Соловской многие мызы и деревни дворов с тысячу пожег же. А на вышеписанных заставах по сказке языков, которых взял, конницы шведской убито пятьдесят человек, пехоты четыреста человек; ушло их конницы пятьдесят, пехоты сто человек, а из попова войска только ранено солдат два человека».
Чтец перевел дух. Раздался громкий хохот. Восхищенные слушатели хлопали ладонями по коленкам:
— Это вояка настоящий!
— Вот так поп!
— Как он с ними, братцы, управился!
— Государь его без награды не оставит!
Сапожник встал:
— Хорошенького помаленьку. Спасибо, брат Егор, уважил! У тебя много этих листочков?
— Ой, много! — отвечала сияющая Аграфена. — Прошу, соседушки дорогие, заглядывать.
— Заглянем, кума, заглянем. В гости ходить — не дрова рубить, — пошутил Ракитин. — Идем, Ванюшка!
Ванюшка взял у товарища несколько листков, чтобы почитать матери.
Гости разошлись.
У Марковых собирались слушать газету часто. Некоторые известия стали любимыми, вроде сказок. Про Ивана Окулова слушали без конца. Все уж выучили повесть о храбром попе наизусть, а все-таки слушали, как дети, с неослабевающим интересом. С любопытством следили слобожане за путешествием слона.
— Ну-ка поищи, что там про слона-то пишут, — просил Семен Ракитин.
Егорка, отыскав нужное место, читал:
— «От царя индейского который слон послан к Москве, приведен из Шемахи в Астрахань. Корму ему исходит на день по сорок калачей денежных[64] („Хо-хо-хо! — грохотали слушатели. — Вот брюхо так брюхо!“), а питья по два ведра чихирю[65] астраханского».
— Эх, вот кому райское житье! — вздыхал Семен Ракитин.
Из «Ведомостей» узнавали о морских и сухопутных битвах, о ценах на товары в заморских городах, о том, где найдены какие руды и сколько отлито на Москве пушек.
Глава XIII
ЛЕОНТИЙ МАГНИЦКИЙ И ЕГО «АРИФМЕТИКА»
Наконец Егора перевели в цифирную школу. Осуществилась его мечта — учить математику, «науку, потребную ко всякому мастерству».
Егору, как прилежному и неимущему ученику, был назначен «поденный корм» — по пяти алтын в день. Этих денег вполне хватало на пропитание всей семьи.
Егор убеждал мать бросить работу.
— Как можно, сынок! — каждый раз отвечала она. — Бросить шитье, растерять давальцев недолго… А вдруг с тобой беда случится? Кабы Илюшенька вернулся, был бы кормилец семье, а то насидимся голодом и холодом.
И она по-прежнему гнула над шитьем спину от зари до зари.
Егор попал под начало к учителю Василию Киприанову. Здесь он встретился со своим старым «врагом», предводителем армии «немцев» — Кириллом Воскресенским. Кирилл начал учиться раньше, но Егор его догнал. Приятели сели за один стол.
Киприанов был составителем только что отпечатанной тогда «Арифметики-феорики или зрительныя».[66]
Егор ахнул, когда Киприанов развернул перед учениками огромный пестрый лист бумаги.
