Дом Судьбы - Джесси Бёртон
Тея просто хочет оставаться в постели, думать о Вальтере в мастерской, о его руках, языке – об их будущей жизни, выстраивая образ за образом, пока снова не заснет. Но желанию не суждено сбыться. В комнату входит Корнелия и останавливается в изножье кровати.
– А, мизинчик. – Служанка протягивает руку и приподнимает ступню Теи, как рыночная торговка – креветку. – Слышала, что где‐то тут была лодыжка. Может, если повезет, найдется и красивая ножка?
Это их детская игра – ласково собирать Тею по кусочкам до самой макушечки. Но Тея не желает старых забав, и она больше не ребенок. Она резко прячет ногу обратно под одеяло. Перепуганный кот спрыгивает на пол.
– Не так быстро, – журит Корнелия. – Что вчера случилось? Я тут жду, пока ты проснешься и позавтракаешь с нами, как полноценный человек. Времени это, может, займет немало, но такое уж бремя на меня возложил Господь.
– Я не голодна, – бурчит Тея в подушку.
Льняная ткань на губах вызывает в памяти прикосновения губ Вальтера, воспоминание о поцелуях поднимается жаром по ногам к животу, бьется в горле. То, что они творили вчера в мастерской, поистине вопиющее действо. Никто на балу бы не поверил, и Тея жаждет еще. Она не голодна? Ложь. Голод неутолим, Тее мало всего. Но если она повернется и встретит новый день, Корнелия может это заметить.
– Расскажи про бал, – просит служанка. – Рай или ад?
Тея берет себя в руки и открывает лицо.
– Ад, ад, ад. Слишком много народу, и Клара Саррагон нас ненавидит.
– Ненавидит? Она же вас пригласила.
– Именно. Только ради того, чтобы над нами посмеялись. Не знаю, как тетя Нелла могла этого не заметить. – Тея садится. – Ты знала, что она собиралась выдать меня замуж?
Корнелия, кажется, удивлена.
– Она бы так не поступила.
– Поэтому она и взяла меня с собой. А мне ничего не сказала, потому что тогда я бы отказалась идти. Мало было паршивых новостей про папу, так еще через пять минут после нашего появления Саррагон заявила, что я здесь для поисков мужа. А папа промолчал.
Теперь служанка и вовсе потрясена.
– Ну, думаю, бал – неподходящее место для ссоры. Отец и тетушка всегда действуют лишь в твоих интересах.
– Да ничего они не знают о моих интересах. Ничего они обо мне не знают! Я никогда не выйду замуж за того, кого выберет она.
Корнелия вздыхает, подходит к окнам и раздвигает шторы.
– Тея, она старается изо всех сил.
Наконец служанка уходит, а Тея натягивает шерстяные чулки, накидывает поверх ночной рубашки халат и спускается по главной лестнице к ступенькам, которые ведут на кухню. Колеблется. Из подвала доносятся голоса: там спорят отец и тетя.
– Если у Теи и будут дети, то лишь законнорожденные, – говорит тетя Нелла. – Если она и признается кому‐то в любви, то лишь в стенах церкви.
– Петронелла, до этих твоих фантазий еще жить и жить.
– Фантазий? Это обычное дело, Отто. Наше богатство утекло, но Тея снова станет жить в достатке. Вчера она произвела на людей впечатление. И на меня тоже. Пусть она и унаследовала упрямство матери, но история не повторится.
– И что это значит?
– Ты прекрасно знаешь. Больше никаких незаконнорожденных. Никаких тайных связей, которые всегда кончаются только неприятностями.
Тея с трудом верит своим ушам. И стоит в наступившей тишине, затаив дыхание.
– Я с ним даже не знаком, – натянуто произносит отец. – И ты пригласила его к нам в дом?
– Отто, как бы сильно нам ни хотелось держать Тею при себе, она не может чахнуть здесь, пока ей не исполнится двадцать, тридцать или даже больше. И есть шанс, что так и произойдет, из-за цвета ее кожи и пустоты наших карманов.
– Не нужно напоминать мне ни о цвете ее кожи, ни о наших карманах.
– Одиночество и бедность – это ужасно!
– Я это знаю.
– Тогда как ты можешь не понимать, что в этом доме у нашего ребенка нет будущего?
– Моего ребенка.
Повисает долгая пауза.
– Это очень несправедливо, – произносит тетя Нелла. Ее голос тоже звучит сдавленно. – Я здесь с самого начала. И теперь просто пытаюсь обеспечить для Теи будущее.
– Понимаю твое беспокойство.
– Тогда диву даюсь, почему ты его не разделяешь. Думаешь, произойдет чудо? В нашей семье с чудесами неважно. Тото, – вздыхает тетя, назвав его старым прозвищем. – Мы должны. Наш выбор… может оказаться ограничен.
– Кто сказал, что он будет ограничен?
– Ты прожил в этом городе двадцать пять лет. Тебя уволили из ОИК, и ты еще спрашиваешь? Тея должна быть в безопасности. – Тетушка понижает голос. – Безопасность – это деньги. А кто при деньгах на ней женится, Отто? Кто?
– Мы ничего не знаем о намерениях этого человека. Почему ты так уверена, что у него на уме женитьба? И беседовал он с тобой, не с Теей.
– Тем больше причин его пригласить. Он был на балу у Саррагон, не так ли? Все знают, для чего такие балы проводятся.
Все, за исключением, пожалуй, Теи.
– Я тоже там был, Нелла, но не искал жену. Ты слишком долго прожила вне мира мужчин. Ты наивна.
Тея больше не может их слушать. Она топает вниз по лестнице, и разговор, что вполне предсказуемо, смолкает. Они поворачиваются поприветствовать Тею. Отец выглядит усталым. Тетя уже одета, на ней опрятное платье глубокого черного цвета и белоснежный воротник.
– Тея, – улыбается тетя Нелла. – Ты прекрасно выглядишь. Хороший сон приснился?
– Снилось, что ты выходишь замуж, тетушка.
Ее улыбка застывает.
– В самом деле?
– Да. И что нет никакой еды, кроме стены из ананасов.
– Ты надо мной смеешься.
– Правда в том, – говорит Тея, – что я не помню снов.
– Счастливица, – вздыхает тетя.
– Садись, – зовет отец. – Поешь овсянки.
Тея заставляет себя устроиться за столом на ножках-козлах и накладывает в миску каши с медом.
– Тея, – начинает тетя. – Я понимаю, что слова Клары Саррагон вчера стали для тебя неожиданностью. Я сожалею, что она затронула тему в подобной манере.
– Я сожалею, что она вообще затронула эту тему, – говорит Тея. – У нее самый большой дом на Золотой излучине, а доброжелательности – как у блохи. Она смеялась над нами. Я рада, что не стала плясать под ее дудку.
Тете Нелле становится неуютно.
– Верно, она с нами не очень дружна. Однако нет худа без добра. Помнишь молодого человека, который мне помог?
– Нет.
– Юрист из Лейдена, Якоб ван Лоос. В сюртуке с горчичными вставками?
– Я не помню его сюртук. А! Ты имеешь в
