Перестройка - Игорь Борисович Гатин
Евгений Иванович почему-то только сегодня осознал, что дочь уходит от него навсегда. Нет, она не уходит физически, молодые будут жить с ними, по крайней мере, первое время. Но никогда уже не будет его маленькой, нежной и трогательной дочурки, о которой единственной он думал на стартовом столе, готовясь то ли улететь к звёздам, то ли сгореть к чёртовой матери в адском пламени, не оставив даже пепла! И мысль о ней придавала мужества – ради мечты и ради дочки он рискнёт и докажет, что человек – это звучит гордо! Конечно, она повзрослела не вчера, но он, занятый всякой суетой, не отдавал себе в этом отчёт. А сегодня неожиданно остро осознал, что девочка, о которой он так заботился и которую любил, стала женщиной, и теперь другой мужчина будет о ней заботиться и любить. Непривычная тоска превратила обычно жизнерадостного и деятельного Евгения Ивановича в тихого, погруженного в свои мысли человека, что не осталось незамеченным друзьями-товарищами. Пока гости суетливо рассаживались за богато сервированные столы, его отловил дважды Герой и уже генерал Васька Поспелов и увлёк куда-то в коридор, где поджидал хохмач и весельчак Славка Говорков. Там они дислоцировались в углу за пальмой, и Поспел налил в непонятно откуда взявшийся гранёный стакан водки до половины. «Ну, за дочку! Пусть у неё всё сложится!» – и протянул ему. Бывший детдомовец Женька Горовой всем спиртным напиткам предпочитал коньяк. Так повелось с юности. Ещё с лётного училища, когда, будучи непьющим спортсменом, решил, что если и будет употреблять алкоголь, то только коньяк. «Если спать, то с королевой, если красть, то миллион!», – этой лихой поговоркой он определил своё жизненное кредо. Коньяк – потому что самый дорогой и недоступный для нищего курсанта напиток. А значит, и самый лучший. Вообще-то был уверен тогда, что не будет употреблять алкоголь вовсе. Жизнь расставила всё по своим местам. И пить пришлось, и не только коньяк, но он никогда не злоупотреблял. Даже на Севере, где без спирта было бы совсем неуютно. Однако, если была хоть малейшая возможность выбора, Евгений Иванович, не считаясь с ценой, предпочитал армянский коньячок. В этот же раз, несмотря на то что столы ломились от бутылок с благородными напитками, он принял у товарища стакан и махнул водку залпом. За ним выпили и друзья. Из них только Славка ещё числился в действующем резерве, но и его шансы вновь увидеть Землю маленькой, голубой и беззащитной были невелики. По большому счёту, жизнь прожита. Остался срок дожития, когда уже не бежишь, а суетишься, не горишь, а тлеешь. Об этом как-то невнятно сквозь водочное облако размышлял отец невесты, сидя во главе стола. Вокруг, как могли, веселились многочисленные гости, из которых он был рад видеть лишь несколько человек. Тех, с кем бок о бок прошёл трудные времена. Остальные же, незаметно прилепившиеся на волне свалившейся буквально с неба известности, не вызывали ни доверия, ни искренней приязни. Причём общаться в последнее время почему-то приходилось именно с последними. И он всё острее ощущал вокруг пустоту, в которую проваливался, и ничего не мог с этим поделать. А внешне всё выглядело очень пристойно – сам всего добившийся человек пожинает плоды заслуженного успеха. Почему-то закладывало уши, как во время крутого штопора…
Друг Женька не мог объяснить своё состояние. Вроде бы радоваться нужно за лучшего друга, а у него сумбур на душе. Вокруг полно молодых разбитных девиц, а желания познакомиться не возникает. Всё выглядело чужим и ненастоящим. Вот только еда была очень даже настоящей и вкусной! Он налегал на деликатесы – когда ещё студенту представится такая возможность! Вика ему не нравилась. Да, красивая девочка. Развитая, общительная, весёлая. И в Ромку очевидно влюблена. Так что же его беспокоит? Наверное, сам Ромка. Он не узнавал друга – так разительно тот поменялся. Кажется, он не мог больше ни о чём говорить и думать кроме как про Вику. Какая она красивая и необыкновенная! А также талантливая и умная. И как же ему повезло! Когда Женька позволял себе не разделять Ромкиных восторгов, тот злился и замыкался. Опоили его чем-то, что ли? Куда делись холодная рассудочность и логика, всегда присущие другу? Дело даже не в том, что Вика была явно нарциссичной, экзальтированной и поверхностной натурой, дело в том, что Ромка этого не видел. Или не хотел видеть. Любовь ослепила его. Это-то и беспокоило Женьку. «Ладно, в конце концов, Вика тоже любит Ромку. Может, любовь такая штука, которая творит чудеса, и всё будет о’кей? А он просто не в курсе, поскольку сам ничего подобного ещё не испытывал», – с этими мыслями он налил себе водочки и положил ещё крабовых палочек, которые видел впервые. А ещё ему очень нравился Ромкин тесть – настоящий мужик и настоящий герой. Но, похоже, тому тоже было не по себе, выглядел он отнюдь не радостным. Зато в зале веселье шло по нарастающей. Как всегда больше всех веселились те, кто меньше всего имел отношения к происходящему.
* * *
Всё проходит, и свадьба прошла. Ромка переехал жить к Вике. Точнее, к её родителям. Но койко-место в общаге по совету тёщи сохранил. «Мало ли для чего может пригодиться», – произнесла мудрая женщина. Правда, и прописка в этом случае оставалась временная – общажная. Об этом тёща ничего не говорила, а Ромка не задумывался. Зинаида Алексеевна ему очень нравилась – умная, энергичная, современная. И в нём души не чает! Наверное, просто повезло. А то рассказывают про тёщ всякие небылицы. И анекдоты. Он отвечал ей взаимностью. Чувство было очень искренним. Про тестя и говорить нечего – мировой мужик! Принял Ромку как родного.
У Вики пошёл шестой месяц, и начался токсикоз. Её то тошнило, то голова болела. Правда, эти симптомы обычно возникали, когда нужно было отправляться на учёбу или заниматься дома. А вот трахались они по-прежнему часто и бурно. И этому не мешала ни головная боль, ни тошнота, ни заметный уже живот. Здесь-то и пригодилось сохранённое место в общаге. Вика, чтобы не раздражать маму, которая её не понимает, предложила делать вид, что они, как обычно вместе уезжают на учёбу, а вместо этого ехать к Ромке в комнату, где она сможет нормально отдохнуть и
