Ирод - Дан Берг
Октавиан. Александр, дружен ли ты с братом Антипатром?
Александр. Мы холодны друг с другом, разный нрав у нас. Антипатр властолюбив и жаждет усесться на трон. Допускаю: интригуя, он клевещет на меня отцу. Но настаивать на этом не могу, ибо собственными ушами не слыхал, а изветчики на службе у меня не состоят.
Октавиан. Итак, Александр, ты отрицаешь обвинения Ирода. Чем можешь поручиться в правоте своей?
Александр. Порукой мне послужит моя чистая совесть – она важнее короны! Я бесконечно люблю и почитаю отца, но мне нестерпимо слышать из уст его столь непомерно тяжкие обвинения. Если родитель желает того, то пусть лучше казнит меня, нежели терзается мыслью о негодном сыне. Мне страшна не смерть, но мысль о страданиях отца.
Октавиан. Я выслушал вас обоих, отец и сын. Ни тот и ни другой не убедили меня. Уверен, Ирод, хороший лекарь поможет тебе вернуть покой душевный. Не сомневаюсь, что сыновья твои мечтают оба о короне царской, и потому не дружны и подозрительны друг к другу. Таково уж наше человеческое естество. Ты дорог мне, Ирод, и оба сына твоих дороги мне. Но еще дороже для меня процветание империи, а один из залогов сего – мир в Иудее и благополучие царей ее. Вот мой вердикт: все трое примиритесь меж собою, сыновья обязаны повиноваться отцу, а тот завещает корону кому пожелает.
Ирод. Я подчиняюсь твоей мудрости, Октавиан. Я больше не обвиняю Александра. Ты положил конец семейному раздору, и прими мою благодарность.
Александр. Я склоняюсь перед волею императора и не нарушу изволение отца.
Ирод. Уверен, Антипатр будет счастлив принять твой суд, Октавиан.
2
Выслушав примиряющий вердикт императора, Ирод и Александр возвратились в Иерусалим. Хотя царь Иудеи с внешним воодушевлением принял решение Октавиана, но в сердце его по-прежнему гнездились подозрения. Тем не менее условия мира вполне удовлетворяли Ирода, и, чтобы их закрепить в головах подданных, он собрал своих приближенных, сообщил о благоприятных результатах поездки в Рим и потребовал миролюбия, искренности, прекращения козней и благонамеренности. Во внутридворцовом саммите, выражаясь современным языком, принял участие Шимон, новый первосвященник.
Ирод. Постоянные обитатели и гости царского дворца осведомлены, порою чересчур, о раздорах в моей семье. Мы с Александром обратились к императору с просьбой о помощи в разрешении распри. Слава мудрому Октавиану! Император вразумил и примирил нас.
Шимон. Ты славишь человека, я славлю Бога.
Ирод. Ты прав, Шимон. Я допустил ошибку. Исправляюсь: “С Божьей помощью достигнут мир!”
Шимон. Мир в среде народа иудейского есть цель высокая, непреходящая, извечная.
Ирод. Цель извечная? Замечание сие звучит безрадостным намеком. Позволь продолжить. Я кратко изложу суть свершившегося.
Шуламит. Перлы уст твоих монарших разобьют вражды каменья!
Дорис. Красиво сказано. Мы все внемлем тебе, Ирод.
Ирод. Октавиан постановил, что сыновья должны во всем повиноваться отцу, а мне предоставлено право завещать корону кому пожелаю. Разбиты камни вражды, как говорит сестра. Вот, я обнимаю моих драгоценных чад – тебя, Антипатр, и тебя, Александр! Живите меж собою в мире, пусть каждый любит брата, и оба любите родителя вашего. Отныне я не тороплюсь называть имя будущего царя. Возможно, я разделю меж вами Иудею и обоих сделаю монархами. Пока же я назначаю вам воистину царское содержание. Я повелеваю моим приближенным отбросить ковы, выпутаться из паутины интриг и послушно следовать за мною тропою мира и благочестия. Все ли уразумели мое повеление?
Дорис. Все уразумели и счастливы исполнить.
Шуламит. Дом крепок ладом.
Ирод. Хорош настрой. Теперь я спокоен за свою судьбу. Не делающий зла, злу не подвержен. Я уехал с войною в сердце, а привез мир!
Шимон. Ты привез нам мир? А не забыл ли ты тот непреложный факт, что народ иудейский жаждет монарха подлинных царских кровей. Как бы мир сей не обернулся позором войны братоубийственной!
Глава 17
Ирод жаждал семейного согласия, однако сомнения в действенности императорского вердикта о мире не покидали душу царя. Отеческое сердце хотело любить, а не бояться сыновей, желало дружбы, а не вражды меж ними, мечтало награждать, а не карать детей.
Не осмеливаясь перечить императору, Антипатр и Александр приняли мирные условия Октавиана. Но сделали это только напоказ, а внутренне по-прежнему оставались жестокими врагами, верными каждый своей хищной цели и готовыми на любое преступление ради достижения ее. Ненависть скрывать легко, совсем не так как равнодушие.
Война между двумя непримиримо враждебными лагерями Антипатра и Александра велась частью открыто, частью исподтишка.
Глафира, жена Александра и дочь Архелая, царя Каппадокии, неутомимо насмехалась над низким происхождением сочувственников Атипатра, чем отменно раздувала огонь их вражды к приверженцам высокородного Александра.
Дорис. Я хвалю тебя, сын мой, за ловкое умение быть хорошим братом и любящим сыном.
Антипатр. Ты правильно ценишь мои таланты, матушка. Я обладаю завидным даром хранить свои мысли при себе. Я ненавижу Александра и мечтаю взойти на трон. Однако осторожностью и искусным языком я обманываю брата деланной дружбой и ослепляю отца мнимой любовью. Все это хорошо и перспективно, не так ли?
Шуламит. Расхвастался ты, дорогой племянник. Превозносить свои таланты следует наедине с самим собой, а не перед лицом других. Помни, для нас, людей простого звания, умение таиться, молчать и лгать есть мастерство обыденное и необходимое, а не предмет высокого искусства. Лишь люди благородного происхождения, вроде Мирьям, Александра или Глафиры, имеют привилегию болтать открыто вслух.
Дорис. Эта привилегия нам на пользу. Мы с Шуламит завели верных наушников. Они честно доносят нам сказанные Александром враждебные тебе, сын, и твоему отцу слова. А ты узнаёшь важные вещи от нас.
Антипатр. У меня и свои осведомители имеются в достатке. А вас, матушка и тетушка я благодарю за ценный материал.
Шуламит. Прекрасно! Все Александровы бредни, как есть, доводи до Ирода.
Антипатр. Э-э-э нет, почтенная Шуламит! Ты казалась мне умнее, зато я –
