Фаддей Зелинский - Сказочная древность Эллады
— У мертвого зверя нетрудно было отрезать язык, — со смехом ответил Персей. Но его слова заглушил крик юношей, пришедших с Финеем. «Уходи, пришлец!»
— Он прав! — вмешалась вдруг царица Кассиопея. — Кто убил змея? Каждый говорит, что он; у одного приметы есть, у другого нет никаких; один — свой человек, вельможа, другой — заморский бродяга, нищий, по его же словам. Какие же тут возможны сомнения?
И, поднявшись с места, она подошла к Финею и схватила его за руку, вызывающе смотря на гостя, на дочь и ее слабовольного, но честного отца. Но старые бояре за ней не последовали.
— Оставь его, злая царица! — крикнул Персей. — Ты уже раз своей нечестивой похвальбой едва не погубила своей дочери; теперь ты отнимаешь ее у ее спасителя, избранного ею же жениха. Оставь Финея — не то ты разделишь его участь!
Но его слова еще более разъярили Финея, царицу и юношей. Обнажив свои мечи, они бросились на него.
Тогда Персей быстрым движением вынул из кожаного мешка, с которым он никогда не рассставался, голову Медузы. Отвернувшись сам, он протянул ее навстречу надвигающейся ватаге. Мгновенно бешеные крики замолкли. Спрятав голову обратно в мешок, он посмотрел на своих врагов — они все застыли с открытыми ртами, с движеньями гнева, с поднятыми мечами в руках. И Кассиопея стояла рядом с Финеем — недвижный камень, подобно ему, подобно всем.
Он посмотрел в другую сторону — там за столами с брашном и вином сидел царь и его сановитые, почтенные гости; они не жаловались, не обвиняли его; жаль ему стало их, но он понял, что среди них ему уже оставаться нельзя.
А Андромеда? Как решит сама.
Он обратился к ней. «Ты видишь, я невинен в смерти твоей матери, в одиночестве твоего отца; но если ты раскаиваешься в твоем слове, я возвращаю тебе его».
Она нежно подняла к нему свои взоры.
— Ты мой спаситель, мой жених, мой господин, — сказала она ему. — Невеста, подруга или раба, но я последую за тобой.
И он почувствовал, что это блаженство, пожалуй, поспорит с тем, которое он испытывал у гиперборейцев, в раю Аполлона. Он увел ее из хоромы, крепко обвил рукой ее стан — и они полетели вместе по влажному раздолью ночного воздуха туда, где на краю небосклона горели огни Большой Медведицы.
12. ПОЛИДЕКТ И АКРИСИЙ
Тем временем на Серифе Даная и ее добрый покровитель Диктис переживали тяжелые дни. Едва успел Персей покинуть остров, как Полидект потребовал обоих к себе и заявил, что он берет Данаю замуж. Тогда, однако, Данае удалось уговорить тирана, чтобы он повременил. По греческим обычаям не только отец выдавал замуж свою дочь, но и сын, если он был взрослым, свою одинокую мать; на это и ссылалась Даная. Полидект согласился: он был уверен, что Персей погибнет от Медузы.
Действительно, месяцы уплывали за месяцами, а Персей не возвращался. И вот однажды Полидект объявил Данае, что ее сын, несомненно, погиб и что ничто не мешает ей теперь выйти за него. Даная же чувствовала себя как бы освященной браком с Зевсом, давшим ей такого могучего сына, и она не могла более признавать своим мужем смертного; не видя для себя другого спасения, она бросилась просительницей к стоящему на городской площади алтарю Зевса, и Диктис последовал за ней. Полидект не посмел ее оттуда насильственно увести — он этим оскорбил бы Зевса, оплот просителей. Но он запретил приносить обоим пищу, надеясь, что голод заставит их со временем покинуть свое убежище. К брату же он воспылал ненавистью, видя в нем защитника Данаи и главную причину ее упорства.
Но Даная твердо решилась скорее умереть, чем принять предложение тирана; она усердно молилась Зевсу в надежде, что он поможет ей опять так же, как и в те дни, когда она была заключена в ларце и ветер и волны уносили ее неизвестно куда. И свершилось то, что она считала чудом: оторвав глаза от алтаря, она увидела внезапно перед собой прекрасного юношу и рядом с ним еще более прекрасную деву. Она едва не вскрикнула от восхищения; но Персей — он, конечно, и был тем юношей — уговорил ее пока его не выдавать, а с виду согласиться на требования Полидекта. Вслед за тем он ушел, никем не замеченный.
Пришел Полидект: «Что, одумалась?» Да, одумалась; теперь, мол, для нее ясно, что сын ее погиб, и она решила повиноваться. Обрадованный тиран созвал гостей на свадьбу; были расставлены столы в просторном дворе его дома, вино лилось рекой, всем было весело, только невеста сидела молча рядом с женихом, дожидаясь обещанного спасителя. И вот, когда Полидект встал, чтобы принести Зевсу торжественное возлияние, в открытые ворота вошел Персей, с ним Диктис и Андромеда. «Брак недействителен, — сказал он, — так как моего согласия нет, а согласие матери — вынуждено голодом. Кто из вас не хочет разделить преступление вашего царя, пусть встанет и присоединится к нам». Лишь немногие последовали его призыву, но с ними, конечно, была и Даная.
Полидект побагровел от злобы; но он решил действовать подступом, сказав про себя: «Если он вернулся, значит, он Медузы не видал». Громко же он обратился к нему со следующими словами: «С твоей матерью мы уже поладили; а с тобой у нас особые счеты. Ты обязался доставить мне голову Медузы; где же она?»
Персей улыбнулся: «Подумай сначала, хорошо ли тебе будет требовать ее от меня».
«Наверное, не принес», — сказал про себя Полидект, совершенно успокоенный. «Думать тут нечего, — возразил он, — я требую ее у тебя по уговору, а если ты его не исполнил — прощайся с жизнью».
— Ну что ж, ты требуешь — вот она!
С этими словами он вынул голову страшилища из мешка и, сам отвернувшись, протянул ее царю. Царь вскрикнул было от ужаса — но крик замер у него на устах. Медуза окинула его и его сотрапезников своим мертвым, леденящим взором — и они застыли как кто сидел, у полных столов, с кубками в руках. И еще долго показывали в Серифе каменный пир царя Полидекта.
Передав Диктису имущество и власть его брата, Персей с Данаей и Андромедой вернулись на взморье; отведя мать и жену в хижину бывшего рыбака, витязь пошел туда, где к нему перед его отправлением за головой Медузы явился Гермес, в надежде встретить его и теперь. Он не ошибся: божественный вестник и на этот раз пришел.
Персей горячо поблагодарил его за его милостивую помощь и вернул ему те вещи, которые он ему тогда дал: крылатые сандалии, серп и медный щит. Но, приняв их, Гермес продолжал вопросительно и выжидательно смотреть на юношу.
— Я все тебе передал, — оправдывался тот.
— А голова Медузы?
— Я добыл ее для царя Полидекта, а так как его более нет в живых, то…
— То ты считаешь себя вправе оставить ее себе?
Персей опустил голову. «Разве я не добыл ее своим подвигом? — подумал он. — И разве я не благодаря ей добыл Андромеду и спас свою мать?»
Очень не хотелось ему расставаться с чудесным талисманом; но Гермес нахмурился. «Послушай, юноша, — сказал он ему, — в твоих руках безмерная, непреоборимая сила. Мы, боги, теперь ничто перед тобой. Стоит тебе внезапно показать мне голову страшилища — и вместо меня здесь будет стоять камень. Стоит тебе с ней явиться на Олимп, святую гору богов — и каменный пир Полидекта повторится на его блаженной вершине. Но я расскажу тебе нечто, случившееся совсем недавно в твоем родстве…»
И он рассказал ему историю про Химеру и ее победителя; вам я, хотя и не его словами, перескажу ее в следующем очерке.
— Смертные, — заключил он, — гибнут не только от недостатка, но и от избытка сил. Ты тогда не хотел ради полноты знания пожертвовать счастьем своих молодых лет; согласен ты теперь пожертвовать им ради полноты силы?
— Нет! — горячо ответил юноша. — И еще менее вашей милостью, боги.
— Это одно и то же, — ответил Гермес с радостной улыбкой, принимая от Персея его трофей. — Голова страшилища будет ныне красоваться на эгиде, чешуйчатой броне Паллады, наводя страх на врагов Олимпа. Ты же будешь счастлив и до смерти и за ее пределами на этом и на том свете. Отец многих и прекрасных детей, ты доживешь до глубокой старости, а когда наступит твой предельный день, Паллада уведет тебя в сад гиперборейцев, и твоим потомком будет величайший в мире богатырь — тот, которому суждено завершить начатое тобой дело.
С этими словами он исчез, оставляя Персея в счастливом раздумье. Что делать теперь? Конечно, ехать в Аргос, броситься к ногам деда, старого Акрисия, уверить его, что он боится понапрасну: ему ли, Персею, посягать на священную жизнь отца своей матери?
Диктис охотно дал ему корабль, и он вторично с матерью, но этот раз и с женой, измерил тот водный путь, который он тогда, по нечестивой воле Акрисия, совершил в заколоченном ларце. Но когда он прибыл в Навплию, гавань города Аргоса, трусливый царь на лошадях умчался через Коринфский перешеек в Беотию, из Беотии в Фессалию, где у него — в городе Лариссе — жил давнишний кунак. У него он и спрятался, прося никому не говорить о его приезде. Персей и туда за ним последовал, но, благодаря принятым мерам, найти его не мог.
