Вольдемар Балязин - За полвека до Бородина
И потому окажись какой офицер неверующим, то был бы он столь же нелеп и странен, как если бы замыслил государственную измену или покушение на жизнь царствующей особы.
А Голенищевы — Кутузовы полтыщи лет верой и правдой служили России, и среди них ни бунтовщиков, ни безбожников, слава спасителю, отродясь не бывало.
Беседа 3,
в которой разъясняется, был ли полководец Кутузов верующим человеком, и если был, то в какой мере и почему.
В первых биографиях М. И. Кутузова и во многих вышедших еще до революции посвященных ему книгах часто утверждается, что он был глубоко религиозным человеком и, как говорили в то время: «Без бога — не до порога».
Авторы этих книг приводили цитаты из писем Кутузова, где он употреблял такие выражения, как «храни вас господь» или «Я, слава богу, здоров».
Но правда такова, что эти и подобные им выражения были во времена Кутузова таким же стереотипом, как теперь: «Всего вам хорошего» или «Я чувствую себя неплохо». У каждого времени свои песни, и если бы мы на основании того, кто сколько раз помянул бога, делали вывод о взглядах человека на мир, то Галилей, Ломоносов, Бруно и Коперник попали бы в разряд не просто верующих людей, а религиозных фанатиков и уж никак не выдающихся атеистов.
К тому же с самого дня рождения — от крещения и до самой смерти, и даже после смерти: при отпевании и заупокойной службе, — человек находился под постоянным воздействием церкви. Его книгами в детстве, если он учился читать, были Псалтирь — сборник псалмов библейского царя Давида, Ветхий завет и Новый завет, Жития святых, переполненные мистикой, чудесами, церковными заповедями и поучениями.
И потому любой человек — по крайней мере в начале жизни — не мог не быть религиозным.
Был таким и мальчик Миша Кутузов. И конечно же, не был он ни слишком уж привержен церкви и церковным службам, и тем более никогда не был он слепым последователем всех обрядов и узаконений. Однако после его смерти сложилась традиция, согласно которой он предстает перед нами усердным богомольцем, исполняющим церковные обеты не менее ревностно, чем воинский устав.
Какие же факты чаще всего приводят сторонники той точки зрения, что Кутузов был очень верующим?
Этих фактов — самых важных, ставших хрестоматийными, — пожалуй, три. Разберем их все по порядку.
Первый — молебен, которым сопровождался отъезд Кутузова в войска летом 1812 года, после того как он назначен был главнокомандующим всеми армиями. Его назначению предшествовали следующие события. В конце мая 1812 года Кутузов выехал из Бухареста, где 16 числа подписал мирный договор, победоносно завершив войну с турками. Это высвободило для предстоящей войны с Наполеоном большую, так называемую Дунайскую армию, которой он до сих пор командовал.
Весть о начале войны с Наполеоном застала Кутузова по пути в Петербург. Приехав в столицу, он тотчас же оказался в центре событий.
Французские войска уже подходили к Риге, и Петербург со дня на день мог стать «прифронтовым» городом. Кутузова тотчас же назначили начальником сводного корпуса, экстренно создающегося для обороны города. В его распоряжение поступили все регулярные войска, находящиеся в Петербурге и Финляндии, а также Петербургское народное ополчение, начальником которого он был избран 17 июля.
Днем раньше Кутузова избрали и начальником Московского народного ополчения. Это очень сильно подняло авторитет Кутузова среди всех слоев русского общества, ибо в ополчения входили и дворяне, и мещане, и ремесленники, и крестьяне, как вольные, так и крепостные, и старослужащие отставные солдаты, и унтер–офицеры, и чиновники, и лица духовного звания.
Восторженные патриоты увидели в нем нового князя Пожарского, спасшего вместе с Мининым Россию ровно двести лет перед тем, в 1612 году, и, как и Кутузов, вставшего сначала во главе Народного ополчения, а потом и во главе всех русских войск. Патриотически настроенное духовенство стало молиться за «болярина Михаила» и просить бога, чтобы он даровал победу его войскам. Даже в имени его видели нечто символическое — главой всего небесного воинства считался архистратиг Михаил. Мог ли Кутузов не молиться вместе со всеми? Конечно же, не мог. Тем более что русская православная церковь в Отечественной войне 1812 года занимала патриотическую позицию. И никому нельзя было идти по иному пути; простые люди сердцем чувствовали, что русское православное духовенство вместе со всеми разделяет любовь к Отечеству и вера отцов объединяет в это трудное для России время все сословия, властно требуя одного — остановить, а затем и изгнать иноземцев и иноверцев из пределов священной земли Русской.
Вступив в командование, Кутузов, как тогда говорили, на бога надеялся, но сам не плошал. Он формировал, обмундировывал, вооружал и обучал тысячи солдат и ополченцев.
И все, кто был очевидцем его деятельности, в «един глас» свидетельствовали: старый генерал частенько говаривал: «Бог–то бог, да и сам не будь плох».
И он не плошал.
8 августа царь Александр I вынужден был назначить Кутузова главнокомандующим.
Сохранилось предание, что вечером 8 августа, когда Михаил Илларионович был в доме своего племянника Логина Ивановича, жена его спросила нового главнокомандующего:
— Неужели вы надеетесь разбить Наполеона? Михаил Илларионович усмехнулся:
— Разбить? Нет. А обмануть сумею.
(Потом говорили, что Наполеон, узнав о назначении Кутузова главнокомандующим, воскликнул: «Старый лис Севера!»)
Наполеону доводилось и раньше сталкиваться с Кутузовым, и военное счастье в их взаимоотношениях было переменчивым. Если Наполеону и удавалось разбить Кутузова, то никогда такая победа не давалась легко. А случалось и обратное — Кутузову тоже не раз удавалось бить наполеоновских маршалов, и французский император хорошо об этом помнил.
Говорили и о том, что до Кутузова дошли эти слова Наполеона: «Старый лис Севера», — и он усмехнулся еще раз, сказав: «Постараюсь доказать великому полководцу, что он прав».
11 августа, в воскресенье, отслужив в Казанском соборе молебен «на одоление супостатов», Кутузов выехал к войскам. Толпы народа стояли на пути его следования, засыпая Кутузова цветами и провожая сердечными пожеланиями успеха.
Так было на всем протяжении дороги: в Ижорах, в Новгороде, в Бронницах, в Яжелбицах, в Торжке. Всюду стояли тысячи мужчин и женщин, и священники выходили ему навстречу с иконами, и всюду сопровождал его торжественный гул колоколов, возвещавший грядущую победу.
Так петербургский молебен и торжественные всенародные проводы, совершавшиеся по старинной, веками освященной традиции, стараниями не очень добросовестных писателей и историков превратились в апофеоз церковных торжеств.
Второй факт связан с тем, что накануне Бородинского сражения вся армия участвовала в молебне, а перед молебном вдоль фронта войск несли «чудотворную» икону Смоленской Богоматери.
Об этом писал в «Войне и мире» Лев Толстой, и в одноименной многосерийной киноэпопее сцены молебна тоже не были обойдены. И в романе и в кино сцены эти органичны и впечатляющи. И, не будь их, не было бы полной правды. А неполной правды вообще не бывает. Что это за правда, если она обрублена или перекорежена?
И наконец, третий факт — история с сорока пудами серебра, которые по приказу Кутузова были посланы митрополиту Новгородскому и Санкт — Петербургскому на украшение Казанского собора.
История эта произошла в самом конце Отечественной войны — в последние дни декабря 1812 года.
23 декабря Кутузов писал из Вильно жене своей Екатерине Ильиничне: «Теперь вот комиссия: донские казаки привезли из добычи своей сорок пуд серебра в слитках и просили меня сделать из его употребление, какое я разсужу. Мы придумали вот что: украсить этим церковь Казанскую. Здесь посылаю письмо к митрополиту и другое к протопопу Казанскому. И позаботьтесь, чтобы письма были верно отданы, и о том, чтобы употребить хороших художников. Мы все расходы заплатим».
В письме к церковным иерархам Кутузов дополнял свое сообщение тем, что серебро это было вывезено французами из ограбленных церквей, и просил, чтобы его употребили на изображения четырех евангелистов. «По моему мнению, сим ликам было бы весьма прилично стоять близ царских дверей перед иконостасом, — писал Кутузов. — На подножии каждого изваяния должна быть вырезана следующая надпись: «Усердное приношение Войска Донского».
Посылка более чем шестисот килограммов серебра именно в Казанский собор не была случайностью. Этот собор занял в судьбе Кутузова особое место. Несмотря на то что освящен собор был лишь в конце 1811 года, ¦он оказался прочно связанным с жизнью Кутузова и его деятельностью в Отечественной войне.
