Ефим Курганов - Первые партизаны, или Гибель подполковника Энгельгардта

Пока шли бои за Смоленск, отряд, базируясь в уездных городах, не занятых неприятелем (например, в Сычёвке и Белом), производил поиски в Витебской губернии. Подойдя почти к Витебску, он захватил до 800 пленных, после чего отступил параллельно Большой Смоленской дороге и приблизился к главной армии.

Получив от Михайлы Ларионовича Кутузова, назначенного уже главнокомандующим, приказание прикрывать главные силы с правого фланга, Винценгероде двинулся к Рузе. Найдя здесь принца Евгения с его корпусом, он обошел французов ночью окольным путем и задерживал их движение по Звенигородской дороге, пока не вошел в связь с главными силами.

Когда же французы заняли Москву, отряд Винценгероде, пополнившись тверским ополчением (восемь резервных батальонов), стал на дорогах, ведущих на Клин и Тверь, то бишь прикрыл пути на Санкт-Петербург. Потом он сделал Клин своим командным пунктом и посылал оттуда партизанские партии на дороги Ярославскую, Дмитровскую и Рузскую.

Наступательное движение больших сил французов вынуждало отступать постепенно в Подсолнечное, в Чашники и, наконец, в Клин. Но при каждом отступательном движении винценгеродовцы старались истреблять всё то, что способствует снабжению неприятеля продовольствием и фуражом.

При этом авангард отряда, как правило, не вступал в стычки с неприятелем, даже избегал их, а ограничивался разъездами, дабы иметь сведения об его движении.

Казаки сего отряда рыскали почти у самых московских застав, забирали массу пленных, отбивали обозы с провиантом и тем значительно убавляли запасы продовольствия «Великой армии».

Кружил отряд от Москвы в десяти или пятнадцати верстах. При этом в самую Москву посылались разъезды, дабы привозить оттуда пленных. И это ещё не всё.

В целях затруднения неприятеля в средствах продовольствия, Винценгероде учредил особый отряд между Волоколамском и Можайском, приказав посылать свои разъезды вправо и влево по Смоленской дороге, и окружил Москву отрядами своими таким образом, что неприятельские партии, осмеливавшиеся показаться с сей стороны, были почти всегда разбиваемы и забираемы в плен.

Бывшие в летучем корпусе Винценгероде офицеры московской полиции, переодетые крестьянами, живали по несколько дней среди неприятеля на развалинах сожжённой столицы, разведывали и узнавали всё, что было важно, и доносили начальнику отряда, а генерал-адъютант Винценгероде, в свою очередь, обо всём уведомлял напрямую чрез посланцев своих императора Александра Павловича, а также ещё и главнокомандующего российскою армиею.

В этом отношении заслуги Винценгероде совершенно неоценимы, потому что из всех войсковых соединений именно его отряды, руководимые полковником (а потом и генерал-майором) Бенкендорфом, ротмистром Волконским, майором Пренделем и другими бесстрашными офицерами, ближе всех находились к французам во время пребывания их в Москве.

Следовательно, именно генерал-адъютант Винценгероде мог в первую очередь доставлять об них самые животрепещущие сведения. Мог и доставлял, что и императором, и военным командованием ценилось чрезвычайно высоко.

Курьеры от барона Фердинанда Фёдоровича появлялись в Санкт-Петербурге чуть ли не через день. Например, именно от генерал-адъютанта Винценгероде, а не от Кутузова, как многие думают, узнал впервые император Александр Павлович о взятии французами Москвы.

Но, конечно, совершенно особую ценность имели секретные депеши французских курьеров, которые регулярно перехватывали люди Винценгероде, и которые затем незамедлительно отсылались государю.

Главная квартира была более удалена от столицы империи, но главное — Винценгероде выстроил мощную по мобильности своей систему фельдъегерской службы. Обычно почта и наиболее ценные пленные доставлялись к Аракчееву. А он уж решал, передавать ли государю пакеты или же приводить под царские очи ещё и самого посланца. Но была и более прямая связь, когда Винценгероде решил, что надобно действовать без посредничества Аракчеева. И ежели посылался флигель-адъютант Волконский или генерал-адъютант, граф Орлов-Денисов, то они имели возможность конфиденциальных встреч с государем, конфиденциально передавая Его величеству всё, что велел Винценгероде.

Исключительная быстрота, с коей доставлялись новейшие наисекретнейшие сведения, неизменно радовала как государя Александра Павловича, так и высшее военное командование российской армии (сначала Барклая де Толли, а затем и Кутузова), которое Винценгероде также обеспечивал своевременно важнейшей информацией.

И, конечно, летучим корпусом генерал-адъютанта Винценгероде нещадно уничтожались мародёры всех мастей, как неприятельские, так и наши отечественные. Всё это было крайне важно.

Барклай де Толли, кстати, поощрял антимародёрскую сторону деятельности летучего корпуса Винценгероде, для Кутузова же борьба с мародёрами, особливо своими, как будто была не слишком актуальна.

Однако Винценгероде, вне зависимости от позиции высшего воинского начальства, — то бишь и при Барклае де Толли, и при Кутузове — расправлялся с мародёрами беспощадно, не делая поблажки никому, ничуть не щадя и тех, кто интерес своего хозяйства ставил выше интересов российской империи.

Барон Фердинанд Фёдорович видел в данных аспектах своей деятельности прямой и даже священный долг свой, не предполагая ни малейшей возможности для уклонения от него.

Государь Александр Павлович знал о сем, и не просто знал: одобрял, ценил, всячески поддерживал. По свидетельству Левенштерна, адъютанта Барклая де Толли, Его Величество считал Винценгероде орлом. Это подлинные слова Александра Павловича.

Многим, правда, это не нравилось, но открыто осуждать Винценгероде, естественно, мало кто решался.

Господин генерал-адъютант!

Досточтимый барон

Фердинард Фёдорович!

Надеюсь на усердие ваше к службе и примеры опытности, неоднократно оказанные, предлагаю вашему превосходительству прилагать все зависящие от вас старания, дабы по возможности летучим вашим отрядом встревожить неприятеля нападениями на тыл его, коими он должен был содержать нас в беспрестанном беспокойствии.

Сие вы тем удобнее исполнить можете, что между армиею и вашим отрядом расположен казачий отряд, бывший под командой генерал-майора Краснова, а ныне состоящий в начальстве подполковника Власова, с коим вы имеете быть, так сказать, в ежеминутном сношении.

А по сему остаюсь в твёрдой надежде, что в скорое время получу известие об успехах ваших в тылу неприятеля, и что оным вы прервете, по возможности, сообщения их с запасами и ни денно, ни нощно не дайте им покоя.

Обо всех же ваших предприятиях и всем, у вас происходящем, как можно чаще меня уведомляйте.

Всемилостивейший государь!

Получив чрез отправленного курьера из Санкт-Петербурга известие о моём семействе и приписывая оное новому знаку благоволения ко мне Вашего Императорского Величества, я повергаю к стопам Вашим мою чувствительную благодарность.

Я нахожусь слишком далеко от армии и от Главной квартиры, с коей имею отношение через курьеров, чтоб иметь способ сделать подробное донесение Вашему Величеству о её движениях, которых цель я никак не отгадываю и не могу понять, отчего произошло всё приключившееся в последние 15 суток.

Итак, я ограничусь донесть только о том, что происходит в моих глазах, хотя оно и не заключает в себе столь большой важности.

Положение неприятельской армии, на левом фланге и в тылу коей находился уже несколько недель мой малый корпус, и которую храбрые казаки мои обеспокоивают и день и ночь, конечно, не очень блистательно.

На всех дорогах находятся шайки грабителей и мародёров французской армии, часто даже под предводительством их офицеров. Они весьма дурно одеты, совсем почти оборваны и конные имеют весьма плохих лошадей и если их атакуют решительно, то они почти не защищаются. В продолжение 10 или 12 дней я взял 300 человек в плен, в числе коих 10 офицеров и всё оное не стоило нам ни одного убитого или раненого.

Я буду иметь честь донести одно приключение, которое ясно доказывает, сколь неприятельские войска расстроены. Оно равномерно ознаменовывает, сколь почтенные жители в городах и селениях настояще русских противно думают и ведут себя тому, что оказывалось в Белоруссии.