Евгений Сухов - Кандалы для лиходея
– Филимоныч! – испуганно закричала она внутрь дома.
Марфа оттолкнула девицу и вошла в прихожую. Навстречу ей почти бегом спускался по мраморной лестнице со второго этажа старик, зыркая из-под кустистых бровей тревожным взглядом:
– Что? Что тут такое?!
– Вот… она… – девица указала пальцем на Марфу, – насильно ворвалась… я не пускала… зовите полицию…
– Мне к господину графу надобно! – встала перед Филимонычем Марфа. – У меня к нему важное дело!
– Какое у нее дело может быть к его сиятельству? – вцепилась в рукав Марфы девица. – Побирушка, сразу же видно…
– Кто побирушка? – едва не задохнулась Марфа, и глаза ее недобро блеснули. – Это я-то побирушка?!
Она вырвала свой рукав из цепких пальцев кофешенки и стала грозно надвигаться на девицу. Если бы не успел вмешаться Филимоныч, Марфа вцепилась бы в нее непременно. Старик встал между ними и, строго глядя в глаза Марфы, спросил:
– Какое у тебя дело к его сиятельству?
– Это я скажу только ему, – выдержала пытливый и строгий взгляд Филимоныча Марфа.
– Я камердинер его сиятельства графа Виельгорского и должен знать все, что касается моего барина, – безапелляционно заявил старик не без гордых ноток в голосе. – Иначе я просто выпровожу тебя вон или сдам полиции.
Марфа шумно выдохнула и, глядя в глаза старика, произнесла:
– Я приехала из села Павловское. Сама приехала, никто меня не просил. На дорогу потратилась, между прочим. И не для того, чтобы вы гнали меня взашей. А-а, воля ваша, – Марфа для убедительности махнула рукой и сделала вид, что собирается уйти. – Не хотите, как хотите. Обратно к себе поеду. И господин граф никогда не узнает, что случилось вечером шестого мая, когда его главноуправляющий господин Попов приезжал в наше село, а потом бесследно пропал…
Она повернулась к двери и сделала шаг.
– Стоять! – неожиданно громко и резко для своего возраста гаркнул Филимоныч. – Ты из Павловского?
– Из Павловского, – подтвердила Марфа, не оборачиваясь. – Не хотите – как хотите, – повторила она и ступила в дверной проем.
– Я сказал – стоять! – не менее громко и зычно повторил Филимоныч.
– Ну, стою, – обернулась к камердинеру Марфа. – И что с того?
– Закрой двери, – сказал девице камердинер.
Та исполнила приказание.
– Теперь ступай, приготовь барину кофею, – продолжал громко командовать Филимоныч (а он это дело любил). – Господин граф вскорости проснутся – тотчас подашь ему.
– Да зна-аю, – кивнула девица и, глянув искоса и остро на Марфу, удалилась.
Филимоныч тоже покосился на Марфу и нехотя произнес:
– Проходи покуда.
Он провел ее в какую-то темноватую камору, где были обшарпанный стол, пара стульев, продавленный диван и картина на стене с изображением лесного пруда в окружении корабельных сосен, по бережку какового тянулась извилистая, зарастающая травой тропинка.
– Как звать-то тебя? – задал вопрос старый камердинер.
– Марфа.
– Чаю хочешь? – неожиданно предложил Филимоныч.
– Хочу, – осторожно ответила женщина, опасаясь какого-нибудь подвоха. Но никакого подвоха не было. Меньше чем через четверть часа она уже пила душистый чай с вишневым вареньем и закусывала знаменитыми московскими баранками с маком. Напряжение спало, и она уже не косилась недоверчиво на строгого камердинера и даже охотно отвечала на его вопросы. Она все рассказала ему: как возвращалась с огородов, как зашла по дороге в барскую кухню испить водицы и как услышала ссору главноуправляющего Попова с их управляющим Козицким. А потом она услышала крик. И еще один. Кажется, это кричал не Козицкий.
– Выходит, кричал Попов? – спросил камердинер, внимательно слушавший ее рассказ.
– Я не знаю, – просто ответила Марфа.
– Но их было двое в комнате?
– Я слышала только два голоса, – немного подумав, ответила Марфа.
Филимоныч пробурчал что-то себе под нос, чего Марфа так и не разобрала, а потом, велев ждать, вышел.
«И что эти бабы за народ, – уже не бурчал, а думал про себя старый камердинер. – Никогда ничего путного от этих куриц не добьешься…»
Не было его с полчаса. Кажется, дважды хлопали входные двери: похоже, камердинер покидал дом, а затем вернулся.
Потом он зашел в камору:
– Пошли, – произнес он. – Тебя господа ждут.
Марфа кивнула и послушно пошла вслед за стариком.
Они поднялись на второй этаж и остановились перед высокими дверьми, за которыми слышался приглушенный говор.
– Позвольте, ваше сиятельство? – приоткрыл двери камердинер и, не дожидаясь разрешения, вошел: – Вот, господа, извольте: Марфа. Крестьянка из села Павловское. Хочет что-то сообщить по интересующему вас делу. – Затем обернулся к Марфе и сказал: – Заходи.
Женщина вошла и увидела двух мужчин, сидящих в креслах. Один имел вид благодушного барина, который, по-видимому, и был графом Виельгорским. Второй господин имел строгий вид, был темен лицом, и его пышные черные усы были закручены колечками кверху.
– Присаживайтесь, – указал жестом на свободное кресло благодушного вида барин. – Ты свободен.
Это относилось к камердинеру Филимонычу. Тот только чуть поклонился и прикрыл двери.
«Ишь, секреты у них, – подумал старый камердинер, и в его глазах промелькнули хитрые искорки. – Эти секреты, господа хорошие, я знаю уже много раньше вашего»…
Какое-то время оба мужчины разглядывали Марфу, очевидно, составляя о ней мнение.
«Ну, что, крестьянка как крестьянка», – решил про себя граф Виельгорский. Таких по селам и деревням – сотни тысяч. Второй же мужчина, а это был обер-полицмейстер Власовский, за которым весьма предусмотрительно сходил камердинер графа Филимоныч, составил совершенно иное мнение о Марфе, сидевшей чуть сбоку от него. «Женщина около тридцати лет. Баба весьма решительная, с характером: приехать из села в Москву, одной, найти, где проживает граф, и прийти к нему в дом, – на это решится не всякая. И не у всякой такое получится. Явно рассчитывает на вознаграждение от графа. Наверняка что-то знает о пребывании в имении Павловское Попова, но вот почему она вознамерилась рассказать об этом только сейчас?»
– Марфа… простите, как вас по батюшке? – первым нарушил молчание граф Виельгорский.
– Кондратьевна, – ответила Марфа, слегка зардевшись.
– Очень приятно, – слегка приподнялся в своем кресле (все ж таки женщина) граф. – Марфа Кондратьевна, расскажите нам с господином обер-полицмейстером, какие обстоятельства привели вас ко мне и что вы желаете мне сообщить.
Марфа уняла холодок, пробежавший при словах «господином обер-полицмейстером», и посмотрела в его сторону. Власовский, приготовившийся слушать, смотрел на нее не мигая.
Женщина перевела взгляд на добродушное лицо графа и уверенно проговорила:
– Я слышала, как они ругались.
– Кто – они? – мягко спросил граф.
– Господин Попов с нашим управляющим господином Козицким, – твердо ответила Марфа.
– Вы настолько хорошо знаете господина Попова, что можете отличить его голос? – задал вопрос обер-полицмейстер.
– Хорошо господина Попова я не знаю, – ответила Марфа, переведя взор на Власовского. – Но я не единожды слыхала, как он говорит, ведь он не впервой в наше село приезжал.
– Хорошо, давайте с самого начала, – предложил обер-полицмейстер.
Марфа кивнула и начала:
– Шестого мая я работала на ближних огородах. Это недалеко от барского дома. Было жарко, после середины дня солнце стало сильно печь, и мне захотелось пить…
– В котором часу вам захотелось пить? – перебил ее Власовский.
– Это было уже за полдень, – ответила Марфа. – Верно, часу в третьем…
– Хорошо, продолжайте, – сказал Александр Александрович.
– Я решила сходить в барский дом, на кухню…
– Ближе никак нельзя было напиться? – снова перебил Марфу обер-полицмейстер.
– Нет, – ответила Марфа. – Мы всегда в барский дом ходим, когда на ближних огородах работаем. Заходим на кухню, их кухарка выносит нам воды в ковше. На этот раз на кухне никого не было, я знала, где стоит вода, пошла к бочке и услышала громкий разговор.
– Где он происходил? – спросил Власовский.
– Я не знаю, внутри дома я никогда не была, только на кухне… – смутившись, ответила Марфа.
Обер-полицмейстер вопросительно посмотрел на Виктора Модестовича.
– Скорее всего, разговор сей происходил в малой гостиной, – пояснил граф Виельгорский, поняв взгляд Сан Саныча. – С кухни вполне можно слышать, что творится в малой гостиной, тем более если разговор происходил на повышенных тонах. – Граф обернулся к Марфе: – Вы говорите, они ругались?
– Да, – коротко ответила Марфа.
– А о чем был разговор? – спросил Власовский.
