Сергей Мильшин - Волхв
Рядом пропорхнула девка из челяди, не поднимая глаз. Невольно Владислав покосился на нее. Щеки огнем горят, губы обкусаны, но хороша! Вкус у Любояра, надо признать, отменный. В отца вырос. Князь тоже лучшую девку в Коломнах взял в свое время. Владислав вспомнил о родном селе жены и поморщился. Как не хочется идти на родичей Всенежи с мечом и красным петухом. Не говоря уже о том, как она, узнав в Нави, или по-новому в раю, он не сомневался, что только там ее место, будет его ругать, и это сильно мягко сказано. Супруга, которую князь потерял пару лет назад при родах второго невыжившего дитя, снилась ему частенько. Он никому о том не рассказывал, но свои дела старался править в соответствии с ее одобрением или не одобрением, так, будто она была жива. Сын понял это по-своему:
— Бать, да мы это… просто сидели тут…
— Ладно, сидели они… — Владислав захлопнул за собой дверь и прошел в комнату мимо смущенного Любояра. — Разговор у меня к тебе.
Сын постарался затушить неудобство чересчур внимательным взглядом. Он повернулся вслед за отцом и закинул ногу на ногу. Князь помолчал, раздумывая с чего начать.
— Не с кем мне больше посоветоваться, Алексей, — он устало присел на стул рядом. — Вроде советчиков полно, а довериться некому. Не знаю, что делать…
— А что, батя, случилось?
— Да, нет, пока не случилось. Мать мне твоя снится часто. То ругает меня — причем за дело, сам знаю — неверно поступил, то по голове гладит, как ребеночка малого, и так мне это приятно. Спросил ее как-то, где она сейчас, в Нави, или в раю.
— И что сказала?
— Ничего не сказала, только серьезная стала и пальцем погрозила.
— Как она там?
— По-моему, хорошо ей там и понятно все, где правда, где кривда. Не то, что нам здесь, где у каждого своя правда, и все свой интерес стараются навязать. Бронислав по-своему гутарит — не трогай родичей, Никифор другое толкует — иди на Коломны, накажи староверов, чтоб другим неповадно было. Они ведь недавно попов выгнали, метлами выметали из села, — Князь невольно усмехнулся, представив улепетывающих священников с задранными рясами. — Так теперь Никифор и этот, его приказчик на вроде на колдуна вельми похожий, гром и молнии мечут. Говорят, что того, мол, Господь требует. А я вот не уверен, что требует. Где это написано, что надо своих — русичей насильничать. Да и село-то не простое — Коломны — материна Родина. Как представлю, что она мне опосля на это скажет — оторопь берет. Не простит же.
— Батя, а ты не ходи на Коломны, на другое село ополчись, ну вот хотя бы на Ураевку. Оно, конечно, поменьше, но храм там стоит Сварогу, хотя волхва ихнего, слышал я, Ярькины недавно порубили. И Никифор довольный будет, и родовое село не тронем. Так что думаешь?
Владислав сложил руки на груди и мрачно отвернулся к окну. В комнате стало так тихо, что Любояр услышал, как скребется мышка где-то за стенкой. «Надо служке сказать, чтоб кошку у меня заперла».
— Думаю, если Никифор и успокоится, то ненадолго. Коломны ему поперек горла стали, после того, как с его попами так-то, вениками. Язычники поганые! — князь неожиданно ругнулся и повернулся к сыну сердитым лицом. — Нет, надо выжигать крамолу, каленым железом выжигать. Чтобы неповадно было другим. А то совсем распустились, — князь прижал палец к губам и подмигнул сыну.
Тот сразу все понял. Даже в родном тереме нельзя было отделаться от подслухаев. «Видно, батя что-то почувствовал. Не зря его еще в детстве называли ведуном. Правду бабка рассказывала, что-то такое умеет отец».
В коридоре послышались тяжелые шаги, и дверь стремительно распахнулась. На пороге стоял Никифор. Он мрачно глянул на наследника, перевел взгляд на князя и, выдавив улыбку вежливости на грубом в глубоких складках лице, склонил почти лысую голову лишь с легким пушком по окружности в легком поклоне.
— Заходи уж, раз пришел.
Протоиерей шагнул в светелку и плюхнулся на свободный стул у стола.
— Здрав будь, княже. Как прошла охота?
— Ну, ну… Никифор, говори, что надо. Не за этим же ты пришел, знаю.
Тот отвернулся в сторону:
— Прав ты. Не за этим. Только разговор у меня к тебе не для лишних ушей.
Князь шагнул к середине светлицы, остановился и упер руки в боки:
— Ты говори, говори, да не заговаривайся. С каких это пор княжий наследник стал лишним в своем доме.
Никифор тряхнул подолом и тоже поднялся:
— Не гневись, князь. Только давно ли Алексий, или Любояр, как ты, знаю, несмотря на крещение, зовешь его, стал наследником? Если на церковь в делах своих опираться не будешь, то и мы не помощники тебе — пусть не вече князя постаринке люд выбирает. Завтра же и объявлю в храме, мол, князь решил старый обычай возродить — выборы. А там кого гражане приведут в хоромы, еще неизвестно.
Князь заложил руки за спину и перекатился с носка на пятку:
— Алексей, выйди.
Сын поднялся и, кинув на священника сердитый взгляд, не торопясь, побрел из комнаты. Дождавшись, когда за ним закроется дверь, Владислав подошел вплотную к Никифору:
— Угрожать вздумал?
— Что ты, княже, и не думал, — он вскинул лицо, — а вообще, я так думаю, нет нам смысла в разные дудки петь. Под одним Богом и Роком ходим. Дороги наши в одну сторону идут. Так зачем же путникам ругаться?
Князь медленно выпустил через зубы воздух:
— Вот ты какой? А не боишься, что я велю стражу кликнуть, да тебя в подвал замуровать. Ведь никто и не найдет. И искать не будет, пожалуй.
— А тут ты не прав. Есть у меня чернец один. Он меня сквозь стены найдет и через закрытые двери выведет.
— Так и он смертный. Али нет?
— Хватит, князь в игры играть. Не о том ты сейчас говоришь.
Князь отошел и опустился на стул:
— Говори, зачем пришел.
— Двое засадников моих пропали.
— Давно? — князь заинтересованно подался вперед.
— Третий день весточки не подают. Я на то место вчера человека послал, так он вернулся только что. Нет там никого. И куда девались, непонятно. Не иначе, коломенские их вычислили. И там еще мой чернец с малым отрядом византийцев ходит. От него пока тоже вестей нет. Как бы чего не стряслось.
— Тоже капище Белбога высматривает? Хочет и рыбку съесть и на перст сесть? И каменья драгоценные, с златом да серебром к рукам прибрать — там, говорят много их. И капище известное разорить — показать чья вера сильней.
— Знамо, так. А почему бы и нет? Ты бы тоже от драгоценностей его не отказался. Но его еще найти надо. Людишки, которых спрашивали, будто и не знают ничего про поганое место. А этот Белогост… хитрый, как лиса. Никак не ухватить его. Надо, наверное, брать его, как в городе появится, да и все. Все расскажет, никуда не денется.
— Не дает покоя казна Белбогова?
— То богоугодное дело — на церковь жертвовать.
— Ведуна брать пока смысла нет. Сначала капище надо сыскать. Может, попробовать через него и выйти. Проследить.
— Да пытались мы. Не вышло. Правда, сейчас чернец у меня вельми премудрый есть. Может, в следующий раз и получится. Но сейчас о другом хочу говорить.
Князь молча поднял голову, готовый выслушать протоиерея.
— Капище никуда не денется, Владислав. Пора нам на Коломны идти. Там храм Макоши, там прислужницы требы ей носят, дьявола тешат.
Князь еле заметно сморщился:
— Дались тебе эти Коломны. Что опять так срочно, ведь говорили же, до осени подождем?
— Срочно, срочнее некуда. Не могу больше на прислужников сатаны смотреть. Надо спасать заблудших, к истинной вере обращать. Вытянуть, так сказать, из мрака заблуждения.
— А если не захотят вытягиваться?
— Не захотят, огонь очистительный поможет. Через него души свои спасут.
Князь нахмурился и медленно, упираясь ладонями в колени, встал:
— Вот тебе мой княжеский ответ, поп. Дождемся, пока село урожай соберет. Не дело прибыль терять. К тому же сейчас горячая пора на селе — сенокос — оно, поди, пустое — все на угодьях. Господь простит нам неспешность. А по осени, будь по-твоему, пойдем на Коломны.
Священник сжал губы, но ничего не сказал. Склонил голову в немом поклоне и, тихо развернувшись, вышел из светелки.
Глава 9
Калики вошли в Коломны после полудня. Накануне вечером они пережили, прижавшись друг другу — спина к спине, под разлапистой сосной у дороги разыгравшуюся бурю и сильнейший ливень. Пуще самих себя берегли они одну котомку, которую положили под себя, и пока дождь не кончился, прикрывали телами и плащами. Конечно, книга была плотно запаяна в бересту и промокнуть не могла. Но мало ли что.
Дерево не спасло двух старичков, похожих на грибы-боровички, от непогоды. Промокнув до последней нитки, они насилу дождались зорьки. И едва солнце осветило затянутое тучами грозное небо, они поднялись в путь, рассчитывая за день дойти до жилых мест. Порши тоже пропитались водой и отяжелели, проваливаясь то и дело в жирную грязь. Каликам приходилось останавливаться — подтягивать оборы* и счищать земляные «подошвы». Вскоре им повезло — на росстани дорогу пересекла свежая, глубокая после дождя тележная колея, которая и привела их в большое село. Калики так и шагали по колее, пока она не исчезла на крайней улице за приземистыми воротами крепкой избы с высокой лубяной крышей и расписными наличниками у слюдяных окошек. Присмотревшись, калики заметили, что колея более свежая выворачивает из ворот и уходит по улице наверх.
