Александр Константинович Белов - Великий поход
— Тихо! Смотри — сейчас начнётся самое интересное.
Краснопёрые воркуны вдруг стали выпячивать грудки и трясти крыльями. Они то наклонялись, то смешно подскакивали и клокотали своими пышными хохолками. Каждый выбирал момент для решающей атаки. Выбирал, выбирал, но атаковать не собирался.
— Почему же они не бьют друг друга? — спросил Индра.
— Потому, что этот бой не должен привести к кровопролитию. Помнишь, я тебе говорил, что Великий Закон, который дал нам Варуна, не разрешает проливать кровь себеподобных. Только низшие существа убивают своих.
— Как же они смогут узнать, кто сильнее?
— В этом и заключена их тайна.
— Но я хочу узнать эту тайну!
— Тогда смотри.
Индра замолчал и принялся наблюдать за ходом боевых действий.
Птицы не уступали друг другу. Не сдавали позиций. Их соперничество приобрело какой-то иной смысл. Возможно, в том и состояла тайна этой необычной войны, чтобы сквозь удивительный узор их боевого духа, воли и решительности проступала неприметная простота самой цели. Будто бы и не цели ради сошлись маленькие краснопёрые воины на своё ристалище. А того ради, чтобы придать этой простоте особое значение, украсить её собой, возвеличить эту, как и всякую простоту, исключительностью её существования среди всего другого.
Один из петушков вдруг ткнулся в самую сердцевину магического круга, перейдя незримую грань сдерживания ударов. Его противник сразу отринул, присев на хвост. Смельчак тут же прибавил натиску, вложил в атаку всё мужество своей мелкопёрой души. Он дотянулся до соперника, сбив его грудью. Проигравший вспорхнул и был таков.
— Погоди, — сдержал Гарджа нетерпение ребёнка, — не спугни, пусть насладятся этой победой. А то ему придётся всё начинать сначала.
— Ну, видел? Так в чём же секрет петушков? — спросил воин Индру, когда птицы улетели.
— Секрет? В ударе!
— Нет, малыш, секрет в другом.
— В чём, скажи? — заверещал Индра.
— В том, чтобы разорвать магический круг. Найти в него вход, ворваться, захватить… Но ты пока не сможешь это понять, сынок.
— Нет, — серьёзно сказал ребёнок, — я видел, их секрет в том, чтобы посильнее толкнуть друг дружку.
Гарджа взял мальчика за руку, и они пошли по ласковому пахучему лугу. Зудели торопливые шмели и пчёлы, нападая на цветы и вороша их покорную красоту. В оврагах стрекотали птицы, удивляя мир своими причудливыми голосами, и день перетекал в волшебную светину летнего вечера. Медленно, неразличимо. Туда, где в застывшем покое бушует страстная, скрытая от глаз жизнь. Где мир создаётся и рушится так же внезапно, как создаётся. Где его создатели и разрушители движимы одним стремлением — выжить, и разница между ними только в том, что каждый выживает так, как приказал ему Закон. Рита. Великий порядок вещей, который поддерживал и хранил арийский бог Варуна.
День перетекал в летний сумрак, в его затаённые тайны.
«Не видеть — ещё не значит проглядеть, а, малыш?» — сказал сам себе Гарджа, обращаясь к сыну. Да, к сыну. В себе самом Гарджа признавал Индру сыном.
Они заметили пса, которому воин строго-настрого запретил идти за ними следом. Иначе бы он спугнул воркуш. Пёс сидел возле тропинки и безучастно наблюдал за познавателями петушиных тайн.
— Постарел наш лохматый.
— Разве собаки стареют?
— Конечно.
— Но у него же нет морщин. Как у тебя.
Гарджа вздохнул:
— Значит, я тоже старею.
Индра посмотрел на Гарджу с тревогой.
— Нет, ты не стареешь.
— Но у меня же есть морщины.
Когда они пришли в хижину, мальчик занял себя поисками какой-то внезапно понадобившейся ему безделушки.
— Что ты ищешь? — спросил Гарджа.
Индра не ответил. Он затаился где-то за очагом, тихонечко варашкая там своими поделками. Гарджа стругал новую подпору к потолочной крестовине. Индра вышел из дому, деловито прошёлся вокруг орудующего скребком воина, заглянул Гардже в лицо, словно привлекая его внимание, и уселся напротив. Что-то показалось воину странным в поведении ребёнка. Гарджа поднял голову и онемел. Индра изрисовал всего себя полосками сажи.
— Что это? — спросил кшатрий.
— Морщины, — ответил ребёнок. — У тебя морщины и у меня. Ты теперь не старый, папа. Ты совсем даже не старый, ведь я не старый, верно?
* * *Этой ночью они долго не спали. Гарджа застрожил мальчика, когда тот стал клевать носом.
— Мы же собирались с тобой сегодня слушать ночь!
— А где мы будем её слушать?
— Здесь. Будем сидеть и слушать.
— А когда?
— Погоди, ещё время не пришло, — твердо сказал воин. — Видишь, как светло. И тихо. Даже сверчки не свистуют. Потому что ещё не ночь, а только подноча.
Индра подпёр голову руками.
— Сейчас возьмётся, подожди, — взбодрил его приёмный отец.
— А как мы узнаем, что она взялась?
— Птичек слушай. Вон там, далеко, в овраге, они гнездуют.
Индра шмыгнул носом и подумал, что птичкам пора бы уже было начинать.
Небо совсем прогорело. Погасло. Только верхушки гор процарапало огнём по его выцвету.
— Летом зори ходят кругом. Потому и светло.
— Запели.
—Что?
— Птички запели.
Гарджа прислушался. Верно, в овраге тишину тронул первый осторожный высвист ночного певуна.
— Сейчас он распоётся.
Индра замер.
— Слушай, сейчас распоётся… Вот, слышишь?
— Это другой, — прошептал мальчик.
— Верно, другой ответил ему. Погромче будет, чем первый. И ещё один.
— А кто у них начинает? Тот, кто посмелее?
Гарджа промолчал, посмотрел на сына.
— Я знаю. Тот, кто наступит в этот круг?
Воин улыбнулся:
— Конечно. Это не самое трудное, но всё-таки преодоление. Понимаешь, сынок, ведь начинает всегда один. Остальные только подхватывают. Может быть, они и лучше поют, но ведь они до него молчали. Слышишь, сколько их?
— Да, — восхищённо сказал Индра.
— Того первого уже, пожалуй, и не распознать.
— Зачем же он пустил их в этот круг?
— Чтобы послушать, как они испортят его песню.
— Разве они поют хуже?
— Нет. Это ему так кажется. Да и потом, он всё равно не смог бы их не пустить. Когда магический круг ты разрываешь в бою, в него не каждый сунется, хотя многие только и ждут своего момента. Там, если ты оступился и круг от тебя ускользнул, можно погибнуть. А здесь никто ничем не рискует… Когда-нибудь и ты ступишь в свой круг. Непременно ступишь.
— Может быть, я создам новый? Совсем другой, не такой, что был?
Гарджа отнёс эти слова на счёт какого-то поворота детской фантазии.
— Что ты слышишь теперь? — спросил он у ребёнка.
— Запели сверчки.
— Верно. Пришло и их время.
— Значит, у каждого время своё?
— Да, малыш. Именно так. Поэтому ты зря сегодня рисовал морщины. Твоё и моё время никогда не сравняются. И ты не должен постоянно жить только в моём времени. Скоро мы пойдём в Амаравати. Там много таких же мальчиков-воинов. Среди них ты и познаешь своё время. А к осени мы вернёмся.
— Далеко до Амаравати?
— Сколько у тебя пальцев на одной руке, столько дней туда идти.
— Что это, папа?
— Это — ночная бабочка.
— Она похожа на повиток летящего пепла.
— Каждый на что-нибудь похож.
— А на что похожи мы?
— Должно быть, на кого-нибудь из зверей. Или из птиц. Я — на орла, а ты … — Гарджа задумался.
— И я на орла.
— Но у тебя не клевучий нос.
— Подумаешь. Когда я вырасту, мой нос будет крепче клюва.
— Пожалуй. Если ты будешь совать его не в свои дела… А вон, смотри, летучая мышь!
Индра обернулся, но ничего не увидел.
— Уже улетела, — пояснил Гарджа. — Охотиться за ночной бабочкой.
— Скажи, бывают летучие лисы?
— Не знаю, никогда их не видел. А почему ты спросил?
— Если мышь охотится за бабочкой, то за мышью должна охотиться лиса. На лугу ведь лисы охотятся за мышами.
— Да, пожалуй. Только я никогда не видел летучих лис.
— Жаль.
— Почему?
— Потому, — серьёзно ответил Индра, — что кабы ты видел летучих лис, значит, обязательно нашлись бы и летающие собаки. Сам подумай.
— А ведь верно, — согласился Гарджа.
— А если бы были летающие собаки, то…
— То что?
— То объявились бы и летающие люди. Какой ты не догадливый, папа!
— Да, людей с крыльями уж точно никто не видел.
— Но ведь они должны быть!
— Почему ты так думаешь, сынок?
— Ведь есть же летающие мыши. А это кто запел?
— Это лягушки квакают в другой стороне оврага. Пойдём-ка спать. Видишь, как полезно бывает послушать ночь. В этот раз она нам подсказала, что можно повстречать летающего человека. Не дай бог, конечно.
* * *В один из погожих дней Гарджа наконец объявил сыну, что они отправляются в Амаравати. Воин собирал провиант. Лепёшки, которые они напекли накануне, бурдюк с горьким отваром кунгуровых шишек, дающих силу и бодрость, сушеные плоды инжира, медовую патоку, вяленое мясо, натёртое горьким и пахучим перечным листом, творожную мякину, принесённую утром из деревни, — и всё это он уставлял, перевязывал, рассовывал по двум глубоким кожаным мешкам. Туда же пошло масло в долгоносой посуде, клееной из бересты, растирка от ядовитых укусов, пучок перевязанных листьев авы от всевозможных болячек, шнуры и шнурочки, костяные иглы, пара наконечий гарпунов, большое и малое, на всякий случай, если придётся рыбу ловить, и прочее.
