Кен Фоллетт - Галки
Флик пожала плечами. С ее точки зрения, шато было единственно достойным объектом, все остальное казалось ей мелочью. Впрочем, какая разница?
— Конечно, я его проинструктирую.
Перси внимательно посмотрел на нее и, помедлив, спросил:
— Как там Мишель — не считая ранения?
— Прекрасно. — Флик немного помолчала. Перси пристально смотрел на нее. Она не смогла бы его обмануть, он слишком хорошо ее знал. — Дело в одной девушке, — вздохнув, наконец сказала она.
— Я этого боялся.
— Не знаю, что еще осталось от моего брака, — горько сказала Флик.
— Мне очень жаль.
— Мне бы здорово помогло, если бы я могла сказать себе, что не зря принесла жертву, нанесла мощный удар и облегчила вторжение.
— За последние два года вы сделали гораздо больше других.
— На войне не бывает серебряных медалей.
— Вы правы.
Флик встала. Она была благодарна Перси за проявленное сочувствие, но из-за этого ей сейчас хотелось плакать. — Пожалуй, надо проинструктировать нового радиста.
— Его кличка Вертолет. Он ожидает в кабинете. Боюсь, что умом он не блещет, но парень смелый.
Флик это показалось странным.
— Если он не слишком умный, зачем его посылать? Он может поставить под угрозу остальных.
— Как вы уже говорили — для нас это очень важно. Если вторжение провалится, мы потеряем Европу. Мы должны бросить на врага все, что у нас есть, так как другого шанса у нас не будет.
Флик мрачно кивнула — он противопоставил ей ее собственный довод. Тем не менее он был прав. Разница заключалась лишь в том, что под угрозой могут оказаться жизни людей, включая жизнь Мишеля.
— Хорошо, — сказала она. — Пожалуй, пора этим заняться.
— Он горит желанием вас увидеть.
Флик нахмурилась.
— Горит желанием? Почему?
Перси сухо улыбнулся.
— Идите — сами все увидите.
Из гостиной, где стоял письменный стол Перси, Флик вышла в коридор, и его секретарша, печатавшая что-то на пишущей машинке, направила ее в другую комнату.
У двери Флик немного задержалась. Вот так, сказала она себе: соберись и работай, в надежде, что со временем все забудешь.
Она вошла в кабинет — небольшую комнату с квадратным столом и несколькими разнокалиберными стульями. Вертолет оказался светлокожим парнем лет двадцати двух в твидовом костюме в светло-коричневую, оранжевую и зеленую клетку. За версту было видно, что он англичанин. К счастью, перед тем как он сядет в самолет, его должны переодеть во что-то такое, что не вызовет подозрений в маленьком французском городке. На службе у УСО были французские портные, которые шили для оперативников одежду, которую носят на континенте (потом этой одежде часами придавали убогий и поношенный вид, чтобы она не бросалась в глаза своей новизной). Тем не менее с розовыми щеками и светло-рыжими волосами Вертолета они ничего сделать не могли. Оставалось только надеяться, что гестапо подумает, будто в нем есть капля германской крови.
Когда Флик представилась, он сказал:
— Собственно, мы уже встречались.
— Извините, не помню.
— Вы учились в Оксфорде с моим братом Чарльзом.
— Чарли Стэндиш — ну конечно! — Флик вспомнила еще одного юношу в твиде. Тот был выше и стройнее, чем Вертолет, но, вероятно, не умнее — он так и не получил диплом. Насколько она помнила, Чарли бегло говорил по-французски — у них было кое-что общее.
— Собственно, вы один раз были у нас дома в Глостершире.
Флик вспомнила выходные, проведенные в тридцатые годы в одном деревенском доме, и проживавшую там семью — приятного отца-англичанина и шикарную мать-француженку. У Чарли был младший брат, Брайан, неуклюжий подросток в шортах, страшно гордившийся своим новым фотоаппаратом. Она с ним немного поговорила, и он в нее влюбился.
— Как там Чарли? После окончания университета я его не видела.
— Собственно, он умер. — Брайана внезапно охватила скорбь. — В сорок первом. Собственно, он погиб в этой п-проклятой пустыне.
Флик боялась, что он заплачет. Взяв его руку в свои, она сказала:
— Брайан, мне очень-очень жаль.
— Это очень мило с вашей стороны. — Он тяжело сглотнул и с видимым усилием взял себя в руки. — Я видел вас и после этого — один раз. Вы читали лекцию для нашей учебной группы в УСО. Мне не представилась возможность поговорить с вами после нее.
— Надеюсь, мое выступление было полезным.
— Вы говорили о предателях в движении Сопротивления и о том, что с ними делать. «Это очень просто, — сказали вы. — Нужно приставить ствол пистолета к затылку мерзавца и два раза нажать на спусковой крючок». Собственно, вы нас до смерти напугали.
Он смотрел на нее с обожанием, и Флик начала понимать, на что намекал Перси. Кажется, Брайан до сих пор был к ней неравнодушен. Отойдя от него, она села по другую сторону стола и сказала:
— Ну, давайте начнем. Как вы знаете, вам предстоит установить контакт с ячейкой Сопротивления, которая почти уничтожена.
— Да, я должен выяснить, что от нее осталось и что она может делать — если вообще может.
— Скорее всего некоторые ее члены были схвачены во время вчерашнего боя и прямо сейчас их допрашивают в гестапо. Поэтому вам нужно быть особенно осторожным. В Реймсе вы свяжетесь с женщиной по кличке Буржуазия. Каждый день в три часа она приходит на молитву в крипту кафедрального собора. Обычно она там одна, но на тот случай, если там появится кто-то еще, на ней будут разные туфли — одна черная, другая коричневая.
— Это довольно легко запомнить.
— Вы скажете ей: «Помолитесь за меня». Она ответит: «Я молюсь за мир». Это пароль.
Он повторил эти слова.
— Она отведет вас к себе домой и свяжет с руководителем ячейки «Белянже» — его кодовое имя Моне. — Она говорила о своем муже, но Брайану незачем было об этом знать. — Пожалуйста, не сообщайте адрес или настоящее имя Буржуазии другим членам ячейки, когда с ними встретитесь… из соображений безопасности лучше, чтобы они этого не знали. — Флик лично привлекла Буржуазию к работе и сделала связником. Даже Мишель с ней не встречался.
— Понятно.
— У вас есть ко мне вопросы?
— Уверен, что мне нужно спросить у вас сотню вещей, но ничего в голову не приходит.
Она встала и обошла вокруг стола, чтобы пожать ему руку.
— Ну что ж, удачи.
Он задержал ее руку.
— Я не забыл те выходные, когда вы приезжали к нам домой, — сказал он. — Я думал, что вы ужасная зануда, но вы были ко мне очень добры.
— Вы были милым ребенком, — улыбнувшись, небрежно сказала она.
— Собственно, я тогда в вас влюбился.
Ей хотелось отдернуть руку и уйти, но завтра он может умереть, и она не могла позволить себе такую жестокость.
— Я польщена, — ответила она, стараясь выдержать шутливо-дружеский тон.
Это ничего не дало — он был по-прежнему серьезен.
— Я подумал… может, вы… просто на счастье — меня поцелуете?
Она заколебалась. Ну и ладно, решила она и, встав на цыпочки, легонько поцеловала его в губы. Поцелуй длился всего секунду. От удовольствия мальчишка застыл на месте. Флик слегка потрепала его по щеке.
— Возвращайся живым, Брайан, — сказала она. И вышла.
Когда она вернулась в комнату, где сидел Перси, на столе лежала стопка книг и какие-то фотографии.
— Все в порядке? — спросил он.
Она кивнула.
— Он не очень годится для нелегальной работы, Перси.
Перси пожал плечами.
— Он смел, говорит по-французски как парижанин и может метко стрелять.
— Два года назад вы бы направили его в армию.
— Это точно. А теперь я собираюсь направить его в Сэнди. — В находящейся недалеко от аэродрома Темпсфорд деревне Сэнди Брайана переоденут в ту одежду, которую носят французы, и выдадут фальшивые документы, которые ему понадобятся, чтобы проходить через гестаповские кордоны и покупать продукты. Перси встал и подошел к двери. — Пока я буду его провожать, может, посмотрите галерею негодяев? — Он указал на лежавшие на столе фотографии. — Это всё фотографии немецких офицеров, сделанные МИ-6. Если среди них окажется человек, которого вы видели на площади в Сан-Сесиль, мне было бы интересно узнать его имя. — И он вышел.
Флик взяла в руки одну из книг. Это был ежегодный альбом с фотографиями выпускников военной академии — двести маленьких, размером с почтовую марку, снимков цветущих молодых людей. Таких книг было с десяток или даже больше, рядом лежало несколько сотен фотографий.
Флик не хотелось провести всю ночь, глядя на фотопортреты, но, возможно, ей удастся сузить круг поисков. Человеку с площади на вид было около сорока. Он должен был закончить академию в возрасте что-то около двадцати двух лет, так что год выпуска должен быть примерно 1926-й. Все ежегодники были гораздо новее.
