Амин Маалуф - Крестовые походы глазами арабов
Оказавшись на свободе, — рассказывает Ибн аль-Асир, — граф Бодуэн, «аль-Комес Бардавил», отправился повидать «Танкри» в Антиохии и попросил его вернуть Эдессу. Танкред предложил ему тридцать тысяч динаров, коней, оружия, одежду и много других вещей, но отказался возвращать город. А когда Бодуэн, разъярённый, покинул Антиохию, Танкред попытался преследовать его, чтобы помешать соединиться с его союзником Джавали. Между ними произошло несколько стычек, но после каждой битвы они встречались, чтобы вместе пообедать и поболтать!
Ну и дураки же эти франки! — кажется хочет сказать историк из Мосула. И продолжает:
Поскольку они не смоги уладить это дело, посредником между ними выступил патриарх, который был для них вроде имама. Он назначил комиссию из священников и епископов, которая выяснила, что Боэмонд, дядя Танкреда, перед тем, как отправиться на родину, рекомендовал ему вернуть Эдессу Бодуэну II, если тот вернётся из плена. Правитель Антиохии подчинился арбитражу, и граф снова вступил во владение своим доменом.
Сочтя, что своей победой он обязан не столько доброй воле Танкреда, сколько его боязни вмешательства Джавали, Бодуэн немедля освободил всех мусульманских узников на своей территории и даже казнил одного из христианских чиновников, публично оскорблявшего ислам.
Такой удивительный альянс между графом и эмиром сильно раздражал не только Танкреда. Князь Рыдван писал правителю Антиохии, предупреждая его относительно амбиций и вероломства Джавали. Он говорил ему, что Джавали хочет завладеть Антиохией и, если это ему удастся, франки уже не смогут удержать Сирию. Заинтересованность сельджукского князя в безопасности франков кажется довольно забавной, но князья всегда понимают друг друга с полуслова и не обращают внимания на религиозные и культурные барьеры. Так создалась ещё одна исламо-франкская коалиция в противовес первой. Вот почему в октябре 1108 года эти две армии стояли друг против друга перед стенами Тель Башера.
Войско Антиохии и Алеппо быстро добилось перевеса. «Джавали бежал, и большое число мусульман нашло прибежище в Тель Башере, где Бодуэн и его кузен Жослен отнеслись к ним доброжелательно: они позаботились о раненных, они дали им одежду и отправили домой».Уважение, выказываемое арабским историком к рыцарскому поведению Бодуэна, контрастирует с его мнением, что христианские жители Эдессы не жаловали графа. Узнав, что он побеждён, и полагая, что он, вне сомнения, мёртв, армяне Эдессы решили, что настал момент избавиться от франкского господства. Так что, вернувшись, Бодуэн обнаружил, что его столица стала в некотором роде коммуной. Обеспокоенный этим стремлением своих подданных к независимости, он велел арестовать ряд знатных лиц, в их числе немало священников, и приказал выколоть им глаза.
Союзник Бодуэна Джавали наверное подобным же образом поступил бы с благородными лицами в Мосуле, которые также воспользовались его отсутствием, чтобы устроить бунт. Но ему пришлось отказаться от своих намерений, ибо поражение привело его к полной дискредитации. Отныне его судьба была незавидной: он потерял свой фьеф, свою армию, своё богатство, и султан Мохаммед назначил награду за его голову. Но Джавали не сдался. Переодевшись купцом, он добрался до Исфаганского дворца и неожиданно предстал перед троном султана, смиренно склонённый с собственным саваном в руках. Растрогавшись, Мохаммед согласился простить его. Некоторое время спустя он назначил его наместником в одной из областей Персии.
Что же касается Танкреда, то победа 1108 года вознесла его на вершину славы. Княжество Антиохия стало региональным образованием, наводившим страх на своих соседей, будь то турки, арабы, армяне или франки. Князь Рыдван превратился в запуганного вассала. Племянник Боэмонда заслужил звание «великого эмира»!
Уже через несколько недель после сражения у Тель Башера, узаконившего присутствие франков в Северной Сирии, наступила очередь Дамаска подписать условия перемирия с Иерусалимом. Доходы от сельскохозяйственных земель, расположенных между двумя столицами, были поделены на три части: «одна треть — туркам, одна треть — франкам и одна треть — крестьянам, — сообщает Ибн аль-Каланиси. Это стало основой соглашения».Через несколько месяцев сирийская метрополия в соответствии с новым договором признала утрату ещё более важного района: богатая долина Бекаа, к востоку от Ливанских гор, была в свою очередь поделена с королевством Иерусалим. Фактически, Дамаск стал совершенно бессильным. Собираемый им урожай зависел от франков, а его торговля осуществлялась через порт Акра, где теперь правили бал генуэзские купцы. Франкская оккупация стала каждодневной реальностью, как на юге, так и на севере Сирии.
Но франки не остановились на этом. В 1108 году они находились накануне ещё более широкой территориальной экспансии, чем та, что началась после падения Иерусалима. Под угрозой находились все крупные прибрежные города, а местные князьки не имели больше ни сил, ни воли для защиты.
В качестве первой жертвы был избран Триполи. Ещё в 1103 году Сен-Жиль обосновался в окрестностях города и велел построить тут крепость, которую горожане сразу назвали его именем. Хорошо сохранившуюся «Калат Сен-Жиль» можно увидеть и в XX веке в центре современного Триполи. Ко времени же появления франков, город не выходил за пределы портового квартала аль-Мина, на оконечности полуострова, доступ к которому контролировала злополучная франкская крепость. Ни один караван не мог войти или выйти из Триполи, не повстречавшись с людьми Сен-Жиля.
Кади Факр аль-Мульк стремился любой ценой разрушить цитадель, которая грозила задушить его столицу. Каждую ночь его солдаты делали смелые вылазки, чтобы заколоть кинжалом кого-нибудь из франкских часовых или разрушить строившиеся стены, но только в сентябре 1104 года состоялась особо крупная операция. Весь гарнизон Триполи осуществил вылазку под командованием кади; многие франкские воины были убиты, и одно крыло крепости сожжено. На самого Сен-Жиля обрушилась пылающая кровля. Сильно обожжённый, он умер через пять месяцев в ужасных муках. Перед своей кончиной он позвал эмиссаров Факра аль-Мулька и предложил им договор: триполитанцы перестают нападать на цитадель, а предводитель франков обязуется в свою очередь не препятствовать более передвижению путников и купцов. Кади принял это предложение.
Странный компромисс! Разве не является главной целью всякой осады прежде всего создание препятствий для движения людей и доставке продовольствия? Но похоже, что между осаждающими и осаждёнными установились почти нормальные отношения. Порт Триполи сразу ожил; караваны стали приходить и уходить, уплатив таксу франкам. А знатные триполитанцы теперь пересекали вражеские рубежи, предъявляя охранные свидетельства! На самом деле воюющие стороны выжидали. Франки надеялись, что придёт христианский флот из Генуи или Константинополя и поможет им взять осаждённый город. А триполитанцы, которые не знали об этих ожиданиях, надеялись, что им самим на помощь придёт какая-нибудь армия. Самая сильная подмога могла прийти из Египта. Калифат Фатимидов — это великая морская держава, и её вмешательства будет достаточно, чтобы обескуражить франков. Однако взаимоотношения между правителями Триполи и Каира были более чем натянутыми. Отец аль-Афдала был рабом в семье кади и, похоже, сохранил неважные воспоминания о своих хозяевах. Визирь никогда не скрывал свою неприязнь и желание унизить Факра, который, со своей стороны, предпочёл бы сдать город Сен-Жилю, чем отдать свою судьбу в руки аль-Афдала. В Сирии кади также не мог рассчитывать на какого-либо союзника. Ему нужно было искать помощь в другом месте.
Когда в июне 1104 года до него дошли новости о победе при Гарране, он тут же отправил послание эмиру Сокману с просьбой увенчать свой триумф удалением франков из окрестностей Триполи. В подкрепление своей просьбы он предложил большое количество золота и покрытие всех издержек экспедиции. Победитель Гаррана был прельщен. Собрав сильную армию, он направился в Сирию. Но когда до Триполи оставалось всего четыре дня пути, Сокмана сразил приступ ангины. Его отряды рассеялись, а настроение кади и его подданных резко упало.
Однако в 1105 году появился слабый след надежды. Султан Баркиярук умер от туберкулёза, и это положило конец непрерывной братоубийственной войне, парализовавшей империю сельджуков с самого начала франкского вторжения. Теперь Ирак, Сирия и Западная Персия имели только одного правителя, «султана, спасителя мира и веры, Мохаммеда Ибн Маликшаха». Этот титул, принадлежавший 24-летнему сельджукскому монарху, взят дословно из письма триполитанцев. Факр аль-Мульк направлял султану послание за посланием и получал в ответ одно обещание за другим. Но никакая армия на помощь не приходила. Между тем блокада города усиливалась. Сен-Жиля заменил один из его кузенов, «аль-Сердани», граф Серданский, который увеличил давление на осаждённых. Всё труднее было получать продовольствие по суше. Цены на продукты питания росли с головокружительной быстротой: один фунт фиников продавался за золотой динар; в обычных условиях эта монета могла обеспечить пропитание целой семьи в течение нескольких недель. Многие жители пытались выехать в Тир, Хомс или Дамаск. Голод провоцировал предательства. Несколько знатных триполитанцев однажды встретились с аль-Сердани и, чтобы заслужить его милость, рассказали ему о путях, по которым в город ещё поступало кой-какое продовольствие. Факр аль-Мульк предложил тогда своему противнику сказочную сумму, чтобы тот выдал ему предателей, но граф отказался. На следующее утро благородных изменников обнаружили зарезанными посреди вражеского лагеря.
