Василий Седугин - Славянский викинг Рюрик. Кровь героев
Ильва охотно согласилась. Они довольно быстро нашли пристанище в домике одинокой старушки, поставили коней и отправились в центр села. Там на второпях сколоченном помосте выступали шутники, клоуны и акробаты. Взявшись за руки, Рерик и Ильва пробрались сквозь толпу и стали с интересом наблюдать, как одетый в пеструю одежду с высоким колпаком и раскрашенным лицом парень играл на дудочке, а второй скоморох крутился, вертелся, выделывая замысловатые выкрутасы, строя при этом забавные рожи – все потешались от души. Потом вышел такой же разнаряженный парень и стал играть в разноцветные деревянные шарики, толпа только ахала от восхищения его ловкостью. Потом разухабистый дудочник играл веселую мелодию и пел смешные песни, все помирали со смеху. Под конец представления высокий мужик с медведем на поводке обошел присутствующих, и ему в протянутую шапку кидали кто что может – вареные яйца, куски пожаренного мяса, рыбу, хлеб. Медведь благодарно кивал головой, а все удивленно ахали и смеялись.
Потом начались соревнования молодежи в искусстве рубки мечами. Разгорячив коней, парни мчались мимо поставленных в два ряда лоз и молниеносными движениями срубали их; кто срезал больше всех, тех качали на руках, а девушки надевали венки из цветов. Рерик загорелся было принять участие в состязании, но Ильва уговорила пощадить коня: ему надо было отдохнуть после долгого пути.
Но когда старейшина селения пригласил желавших показать свою меткость в стрельбе из лука, Рерик не вытерпел, сбегал за конем и встал в ряд соревнующихся. Один за другим всадники неслись мимо длинной жердевой загороди и посылали стрелы в небольшой кружок, прикрепленный на доске. Меткие попадания толпа встречала дружным криком. Когда подошла очередь Рерика, он нашел глазами Ильву и улыбнулся ей, она запрыгала на месте и замахала обеими руками. Она знала, как умеет он метко стрелять, и ей так хотелось, чтобы он занял первое место!
Она видела, как он тронул с места коня, и сильное животное сразу взяло в галоп. Она любовалась уверенной и красивой посадкой Рерика, его скупыми и умелыми движениями. Вот он приподнялся в седле, на мгновение замер и тотчас выпустил стрелу. Толпа взревела. Тогда Ильва, не помня себя, протиснулась сквозь людей и опрометью кинулась к нему. Он только что слез с коня, все его тело трепетало от пережитого возбуждения, глаза полыхали азартом, черные волосы разметались по плечам. Он был удивительно красив. Ильва кинулась ему на шею и прижалась к огненной щеке.
– Ты победил всех, Рерик!
Он бережно обнял ее, прижал к себе и оставил рядом с собой. Она стояла, гордая и счастливая за своего спутника, которого приветствовали жители волости.
После соревнований начались хороводы. Рерик и Ильва держались за руки, изредка обменивались радостными взглядами. Оба были в восторге от праздника. Когда стемнело, зажгли костры. Молодежь стала прыгать через них, считалось, что тем самым очищаешь себя от грехов. Влюбленные прыгали парами, держа друг друга за руки. Была верная примета: если прыгнули удачно, значит, и семейная жизнь сложится счастливо. Ильва на мгновение прижалась к Рерику и сказала со вздохом:
– Если бы я не была обручена, я бы с радостью прыгнула через огонь вместе с тобой. Я так привыкла к тебе за эти дни…
VI
К Аахену подъезжали к вечеру. Город располагался на высоком холме и был опоясан деревянной стеной. Виднелись многочисленные черепичные, железные и деревянные крыши, высоко над ними возвышались купола и шпили храма.
Над городом в освещении солнца плыли кучевые облака, и казалось, что сам город плыл по голубому небу, спокойный и величественный.
Они подъехали к дворцу герцога Роллера, дяди Ильвы. Когда узнали, кто прибыл, всполошились все. Полураздетый, с взлохмаченной головой выскочил сам герцог:
– Ильва! Племянница! Жива и здорова! Да как тебе удалось? Ах, радость какая! Нарочного к отцу! Скорее, скорее в терем, гости ненаглядные!
Старались угодить кто как мог. Быстро нагрели воду, наполнили большую бочку, в ней Ильва и Рерик с удовольствием помылись. Потом прошли в трапезную, где столы ломились от разнообразной снеди. Ловили каждое слово о схватках с викингами, норманнами, спрашивали-переспрашивали о судьбе остальных людей отряда. Ильве и Рерику рассказали, что весть о нападении морских пиратов пришла уже на второй день. Удалось вернуться живыми только троим воинам, прорвавшимся сквозь строй норманнов. Они рассказали, как на их глазах погибли остальные. Один из них видал, как мужественно бился Уто, поразил много врагов, но упал с коня, поверженный вражеским мечом. Молча плакала Ильва, закрыв ладонями лицо.
Наутро Ильва отправилась в церковь, чтобы вознести благодарность Всевышнему за чудесное избавление и помянуть погибших. С ней пошел и Рерик Такого высокого здания он не видел никогда, его верхушка, увенчанная крестом, казалось, упиралась в самое небо. Внутренность храма поразила его своими громадными пространствами, находившиеся в нем люди словно затерялись в нем. Объемные столбы завершались арками, на которых покоился второй ярус строения; на втором ярусе по всем сторонам размещались помещения с колоннами, увенчанными изящными украшениями; с самого верха, из барабана купола, изливался солнечный свет.
Со стен, нарисованные масляными красками или выложенные из кубиков разноцветного стекла, смотрели на него строгие лица святых. Но особенно поразил своей красотой алтарь. Передняя стенка его была сделана из золота, в него с большим мастерством и вкусом были вкраплены драгоценные камни, античные камеи, цветные эмали. Под сводами храма гремел орган.
Из храма Рерик вышел потрясенный. Жалкими ему показались низкие холмики капищ с кострами и выставленными на жердях черепами священных животных, вырубленные из дерева боги.
Они обошли величественный храм снаружи. Ильва прикоснулась пальцами к его стенам из темно-красного бутового камня, ощутила холод и произнесла, обращаясь к Рерику:
– Как люди сумели возвести такую красоту? Уж не сам ли Господь Бог вдохнул в это создание свою чудесную силу?
Потом они бродили по улицам Аахена. Деревянные домишки чередовались с богатыми особняками купцов, дворцами герцогов и короля. Узкие улочки были уложены неотесанными жердями, кое-где умощены камнем.
Их привлек рынок. Чего здесь только не было в продаже: аметистовые и гранатовые броши, костяные расчески, серебряные зеркала, в которых лицо можно было разглядеть лучше, чем в ручейке, свечи, различные масла, благовония, в избытке лежали великолепные ткани, полотна домашнего изготовления.
Продавцы наперебой предлагали разнообразную снедь: и рыбу, и буханки хлеба с клеймом пекаря, и имбирь, и сахар, и вкусные печенья…
Ильва потащила Рерика к тем лавкам, где продавались драгоценности.
Ее глаза разбежались от обилия украшений.
Рерик купил ей медовых пряников, выпеченных в виде птичек и зверюшек, подарил янтарные бусы и серебряные серьги. Радости ее не было конца. Она гладила драгоценности и поминутно поворачивалась к Рерику, спрашивая:
– А серьги мне идут? А бусы к лицу?..
Потом они пошли по улицам Аахена, через пригород направились к дубовой роще. Они разговаривали о пустяках, но им казалось, что они обсуждают что-то важное и значимое; ими овладели необыкновенная радость и беспричинная беспечность. Они шли и улыбались неизвестно чему, все им казалось прекрасным и необыкновенным. Изредка касались пальцами рук, потом он взял ее руку и уже не отпускал. Они остановились возле развесистого дуба, он легонько привлек ее к себе, и вдруг невидимая сила бросила их в объятия друг другу…
Она первой отстранилась от него, произнесла в полузабытьи:
– О Рерик! – и прильнула горящей щекой к его груди. Он гладил ее по густым волосам, пьяный от счастья…
Но вдруг она сказала:
– Это невозможно!..
– Что – невозможно?..
– Наш брак. Он неосуществим.
– Почему?
– Ты – язычник, а я – христианка!
– Тогда переходи в язычество.
– Христиане не возвращаются в язычество…
Рерик немного подумал. Он вспомнил церковь, то потрясение, которое испытал, находясь в нем, произнес:
– Тогда я перейду в христианство.
– Правда?
– Да. Ради тебя я готов на все.
И с этого момента для них начались дни безмерного счастья. При свиданиях Рерик шептал ей ласковые слова, которые не приходилось выдумывать, а они шли из самого сердца, говорил, что влюбился в нее по пути в Аахен, только боялся признаться даже самому себе. Она же с затаенной улыбкой отвечала, что только сейчас испытала, что такое настоящая любовь. В прежнем чувстве к Уто у нее было много детского, она не задумывалась об их отношениях, да и что могла понимать она в свои семь лет, когда состоялась их помолвка? Она держалась с ним, как с другими детьми, только был он для нее каким-то особенным другом, но не больше. Шли годы, но ничего не прибавлялось к ее чувствам, все оставалось по-прежнему. Как были их отношения детской забавой, так и остались ими.
