Анри Труайя - Свет праведных. Том 1. Декабристы
Купчина, который пытался заигрывать с ней ночью, отвесил поклон и спросил, хорошо ли она спала. Софи не ответила, мужик разозлился и процедил сквозь зубы:
– А я-то думал, у нас после Наполеона все войны с французами кончились!
Софи и тут промолчала, выпила чаю, а станционный смотритель, едва она поставила чашку, объявил, что баржа подошла к причалу. Это оказалась древняя пузатая посудина с плоской палубой, квадратным парусом и уключинами для весел. Крестьяне-буряты с бронзовыми лицами и раскосыми глазами, объединившись в группы, уже тащили свои телеги к пристани. Оказавшись на откосе, телеги сами по себе ускоряли ход, и теперь приходилось напрягаться, чтобы удержать их: шаг в сторону, и они вместе со всем грузом скатятся в воду, тогда уж не жалуйся! Широкий трап, проложенный с борта на берег, сотрясался и прогибался под колесами. Одна за другой повозки поднимались на баржу и занимали свое место на палубе.
Софи уже поднималась на борт, когда под легкое позвякивание колокольцев четыре тройки выехали из ворот почтовой станции. Путешественники растерянно переглянулись: курьерская почта имела все преимущества, и теперь они уже не надеялись получить в Боярском лошадей.
В восемь утра отчалили. Весел не понадобилось – ветер был ровный и достаточно сильный для того, чтобы хорошо наполнить паруса. Если не станет слабее, к вечеру баржа подойдет к противоположному берегу.
На палубе теснилось с десяток тарантасов и телег. У бортового ограждения громоздились тюки и ящики. Пространство, отведенное пассажирам, оказалось таким узким, что многие предпочли оставаться в своих повозках. Софи тоже села в тарантас, устроилась поудобнее между чемоданами, привалилась спиной к соломенным подушкам и стала любоваться озером – таким спокойным и прекрасным в этот утренний час. Изумрудно-зеленая его поверхность чуть волновалась под легким ветерком, горизонт на севере был так далек, словно Байкал не озеро, а океан… Зато на юге взгляд сразу упирался в высокие горы – ближние совсем черные, хребты четко очерчены, более отдаленные кажутся синими, а самые дальние сверкают и курятся серебристой пылью, словно растертый мел в солнечных лучах. Софи убаюкивала еле заметная зыбь. Она вспомнила день, когда переправлялась на пароме через Енисей – то же скольжение между бесконечным небом и бесконечностью волн, то же парение духа… Но тогда Никита был поблизости: стоял облокотившись на перила ограждения… Она словно бы услышала его голос, такой родной: «Вам так не терпится оказаться на почтовой станции, барыня?.. Но тут ведь так красиво!..» А она… Это неважно, что она сама была в печали, – она его так огорчила, так обидела своим ответом: «Очень красиво, но у меня сейчас нет никакого настроения любоваться пейзажем!»
Совершенно расстроившись, она постаралась отогнать от себя мысли о Никите, насильно втиснуть его в рамки его новой жизни. Должно быть, он уже начал работать у Проспера Рабудена. И теперь, бегая между кухней и табльдотом, даже времени-то не имеет подумать о ней. Давно забыл ее, занятый болтовней с другими слугами, пересмеиваясь с ними. Да, да, конечно, именно так! Она оставила ему, уезжая, сто рублей, он ни в чем не будет нуждаться… А вдруг, получив свои бумаги, он приедет к ней в Читу? Софи почувствовала, как начинают полыхать жаром ее щеки. Милые сердцу образы волна за волной накатывали на ее воспаленный мозг, один сменялся другим… Как наваждение… То, что она сделала там, в Иркутске, – разве ей этого хотелось? Когда и как возникло у нее это желание? Какие чары побудили ее к этому путешествию на край света? Можно подумать, что в ее жизнь, в ее судьбу вкралась какая-то ошибка, все пошло не в том направлении, и она проживает события, предназначенные вовсе не ей!
Плавание продолжалось без происшествий до конца дня. Птицы, крича, падали к волнам, потом резко – молнией – поднимались на головокружительную высоту. Когда село солнце, небо у линии горизонта окрасилось ярким пламенем. По черному берегу заплясали кроваво-красные, золотые, лазоревые отсветы. Не дожидаясь, пока баржа причалит, пассажиры стали вылезать из своих повозок, и вскоре у воротец, через которые можно будет пройти на трап, чтобы спуститься по нему на землю, собралась целая толпа. Софи удивилась: почему все они так торопятся, им-то куда спешить? А потом поняла причину – разумеется, всех свежих лошадей на почтовой станции отдадут курьерской службе, но те, кто сейчас первыми зарегистрируются в журнале станционного смотрителя, получат шанс первыми же завтра и уехать. Станция тут находилась метрах в пятистах от берега, и, едва был установлен трап, поток пассажиров хлынул в направлении к ней. Люди бежали по откосу, отталкивая друг друга, стараясь обогнать всех… Вперед вышел здоровяк-купец, в самом хвосте плелась маленькая старушонка со злобным лицом… Если бы Никита был с ней, он уж точно бы пришел на станцию первым! Софи тяжело вздохнула и сошла по трапу последней – теперь-то чего пороть горячку?..
7
Никита всю ночь так и эдак проворачивал в голове самые разные планы, а на рассвете поднялся раньше, чем открыли глаза другие слуги, взял свой узелок, на цыпочках прошел по большой комнате, где спали его товарищи, и так же тихо закрыл за собой дверь черного хода. Над рекой поднимался серый туман, укрывая весь город. Пусто – на тротуаре никого. Кое-где еще светятся уличные фонари. Торговец лошадьми, о котором ему вчера рассказали слуги из местных, живет на другом конце города – на берегу Ангары. Бывший каторжник, его фамилия Голубенко. Говорят, с ним можно иметь дело. Никита пожалел, что не подумал раньше о том, чтобы с ним повидаться: целых два дня псу под хвост! Два долгих-предолгих дня, в течение которых он, моя ли посуду в жирной воде, разжигая ли огонь, выметая ли мусор, только и думал, что о барыне. Думал с отчаянием, растравляя душевные раны. Но раз уж ему нет жизни вдали от Софи, пусть лучше ему грозит тюрьма, кнут, смерть – он все равно попробует ее догнать! Он это понял перед рассветом, шепча слова утренней молитвы, и, вдохновленный озарением, вызванным навязчивой идеей, поспешил к Голубенко.
Его встретил крепкий лысый мужик с грубым лицом, непроницаемым и твердым, как сжатый кулак. Барышник позвал Никиту за собой, и они вошли в пристройку к конюшне, где гостю было предложено сесть к столу, на котором он увидел початый штоф водки.
– У меня нет времени, – не дожидаясь приглашения выпить, помотал головой юноша. – Я хочу купить лошадь.
– Отлично! А для чего? – поинтересовался Голубенко. – Что собираешься делать: работать, на прогулки ездить, путешествовать?
– Путешествовать.
– И далеко собрался?
– Да.
В маленьких черных глазках барышника загорелись насмешливые огоньки, и Никита понял, что его намерения разгаданы.
– Очень далеко? – не унимался Голубенко. – На запад, на восток?
– Тебе-то какое дело? Вот уж что тебя не касается!
– Хороший ответ, сынок, достойный! Но тогда почему бы тебе не отправиться за лошадью на почтовую станцию – там они и дешевле, кстати…
Никита молча пожал плечами.
– А ты случайно не потерял свои бумаги, сынок? – упорствовал в вопросах барышник. – И, увидев, как взбесило посетителя его неуемное любопытство, расхохотался, потом добавил серьезно: – Не беспокойся, голубчик ты мой, уж кто-кто, а я не стану доносить на тебя властям! Это не в моих правилах, и вообще я сочувствую тем, кто с ними не в ладах. А к тебе у меня просто-таки душа лежит… И лошадь я тебе продам. Хорошую. Недорого.
Никита приготовился к удару: у него ведь было-то всего сто рублей, полученных от барыни, а вдруг Голубенко запросит больше? В растерянности он не нашел ничего лучшего, как прошептать:
– Понимаешь, я ведь не богатей…
– Вот уж не сомневаюсь! Но и мне надо жить. Полсотни – такую цену осилишь?
Молодой человек просиял.
– Еще как осилю! – воскликнул он.
– Один из моих людей проводит тебя до выезда из города, а потом выпутывайся сам. Посоветую только держаться в стороне от больших дорог!
Вдохновленный доброжелательным отношением торговца лошадьми, Никита совсем осмелел и спросил его:
– А не знаешь, кто бы мог снабдить меня потом другой лошадью? Когда твоя устанет… Я бы оплатил ему разницу…
– Ну, как ты хочешь, чтобы я тебе ответил, если не сказал, куда держишь путь? – в свою очередь пожал плечами Голубенко.
– В сторону Байкала, – признался Никита.
Барышник налил водку в сделанные из рога стопки. Выпили, закусили селедкой, вытерли рты обшлагом…
– Добавь пять рубликов – все расскажу, – сказал Голубенко.
– Идет!
– Только деньги на стол!
– Вот они…
Голубенко сосчитал ассигнации, скатал их в трубочку и сунул за голенище сапога.
– Приехав в Лиственничное, – сказал он, – спросишь, где живет Спиридон, и остановишься у него – ему скажешь, что это я тебя послал. Спиридон тебе поможет – Христом Богом клянусь!
