Ромейская история - Олег Игоревич Яковлев
– Значит, ты не гречанка? – Любар улыбнулся. – Да, ты говоришь не так, как греки. А я из Руси родом, службу несу во дворце.
– Из Руси? – Брови девушки изумлённо изогнулись. – А я думала, ты нурман. Один из тех наёмников, что служат за деньги и наводят страх на весь город своими кутежами и безудержным развратом.
– Не из тех я, – Любар решительно замотал головой.
– Лежи спокойно, ты ещё очень слаб. По крайней мере, седьмицу тебе надо пробыть в постели. Так сказал лекарь.
– Долго же, верно, я тут валяюсь. Одни хлопоты тебе со мной, милая девушка. Не надо было меня и подбирать. Валялся б средь улицы, сдох бы, как пёс приблудный, и бог со мною. Всё едино пользы никакой, – с грустной усмешкой промолвил Любар. – Не стоило, поверь, утруждать себя заботами.
– Ты не смеешь говорить такое! – вспыхнула Анаит. Она в гневе топнула ножкой. – Жизнь дана нам Богом! И дана для добрых дел, для покаяния и поиска путей к спасению, – продолжила она суровым тоном духовной наставницы. – Если тебе не по душе твоя служба, уйди, отыщи себе иную стезю. Но не смерти же искать! Тогда зачем приходить в этот мир?! Ты думаешь, другие не страдают, не мучаются?!
Любар промолчал, уныло воззрившись на сводчатый потолок.
– Ты добрый воин, витязь, я заметила это из окна. В ту ночь нас с мамкой разбудили крики, звон мечей и доспехов. Я отворила окно и увидела при свете луны, как ты бьёшься один против четверых. Кто они были? Наверное, разбойники. Или нет, скорее мятежники. Всей душой я хотела помочь тебе. Но что я могла? Поднять шум? Выскочила, распахнула двери, а ты уже лежал, весь в крови, израненный, возле крыльца. Без памяти, один посреди холодной ночи. Неужели ты думаешь, я бросила бы тебя умирать?! Неужели, считаешь, в людях исчезла добродетель?! Да что ты такое испытал, что пережил?! Отчего в голове у тебя гнездятся такие мысли?!
Любар с усилием приподнялся на локтях.
– Вопрошаешь, что пережил я? Набеги вражьи, битвы, кровь. Видел, как товарищи, с коими сотни вёрст прошёл, под мечами и стрелами смерть обретают. Как огонь сёла и нивы пожирает!
– От того и жизнь тебе не мила? – спросила девушка, взбивая подушку и едва не силой заставляя его лечь.
– На Русь хочу. Опостылело тут, в Царьграде. Кому по нраву лить кровь за чужое? Вот польстился на сто литр злата, нанялся в этерию, покои базилевсовы сторожить. Теперь жалею, не послушал воеводу Иванку.
– А что ты ночной порой у нас на Месе делал? – удивлённо спросила Анаит. – И что за люди на тебя накинулись?
– Что за люди, ведать не ведаю вовсе. А ночью… Да проэдр Иоанн велел сопровождать его. Ходили в дом какой-то, шли обратно, люди те и наскочили. Проэдр убежать успел, ну а меня вот обступили.
– Проэдр Иоанн? Я не слышала о нём ничего хорошего. Говорят, он грубый и жестокий человек. А вдобавок ещё и труслив. – Анаит брезгливо поморщилась. – Бросил тебя умирать под вражескими мечами.
– Что мы всё обо мне? Ты бы лучше о себе поведала, – попросил Любар. – Откудова будешь, давно ли в Царьграде живёшь?
– А что говорить? Тяжело вспоминать, горестно. – Девушка махнула изящной смуглой ручкой. – Мой отец был спарапетом в Васпуракане. Пришли ромеи, отобрали все наши земли. Потом я осиротела. Так и жила бы в нищете, помог один дальний родич… Кевкамен Катаклон, спафарокандидат.
– Катаклон?! – Любар, округлив глаза, снова приподнялся на локтях, но застонал от боли и рухнул обратно на ложе. – Дак он ведь нас и уговорил тут остаться! Всё окрест воеводы отирался.
Анаит с удивлением вскинула голову:
– Вот как? Мир тесен… Кстати, чуть не забыла спросить. Как же тебя зовут, славный витязь?
– Любар.
– Так знай, Любар. Этот дом как раз и принадлежит Катаклону. Он помог мне, но… Не могу сказать, добрый ли он человек, – Анаит пожала плечами. – По крайней мере, я ничего не стану говорить ему о тебе. Сейчас он, слава Христу, в отъезде. Уехал к матери во Фракию.
– Бог с ним, Анаит. Экое имя. Нежное, яко листьев шелест. – В словах Любара слышалась ласка, даже благоговение.
Анаит, сама не зная отчего, вспыхнула. Только смуглость кожи скрыла румянец на её впалых ланитах.
– Вот что, девица добрая, – продолжал тем часом Любар. – Мыслю, оставаться мне у тебя долго не след. Просьбу к тебе имею. Ты пошли-ка кого из своих в Палатий, пусть сыщут там Порея, дружинника. Поведать ему надо о ранах моих тяжких. Отмолвите: лежу, мол, сил встать нету. А то уж он, верно, ума не приложит, куда я подевался.
– Сделаю всё. Ты… Любар… Ты обещай мне. Пока тут будь, у меня. Рано тебе вставать.
– Да я б… Я б топерича всю жизнь тут с тобою! – невольно сорвалось с уст Любара.
Он сильно смутился, испугавшись своей откровенности, а девушка вдруг расхохоталась, живые огоньки её смеющихся глаз с лукавинкой заскользили по его растерянному, бледному от потери крови лицу.
15
Словно порыв свежего воздуха, вихрем влетел в душный, облитый солнцем покой, где лежал поправлявшийся Любар, радостный возбуждённый Порей. За плечами его колыхался широкий плащ светло-голубого цвета с застёжкой на плече, на груди поблёскивала дощатая бронь, на сафьяновых сапогах сверкали бодни.
– Друже! Вот уж не чаял! Мыслил, в живых уж тя нету! Весь город, почитай, исходил, всюду о тебе выспрашивал – всё без толку! – воскликнул он, увидев тяжело подымающегося с ложа товарища. – Ну, сказывай, чего ж такое с тобою приключилось?
Любар, радуясь не меньше Порея, заулыбался.
– Вот, друг, сию деву благодарю. Не она, так уж невесть где косточки б мои лежали, – указал он на стоящую в дверях смущённо потупившую взор Анаит.
– Ты, верно, помнишь, проэдр мя тогда вызвал, – начал рассказывать Любар. Узрев торопливый кивок друга, он коротко поведал о событиях злосчастной ночи:
– Сперва пошли в дом некий, а когда ворочались, налетели тати какие-то. Проэдр убёг, меня оставил. Мечами покололи всего, Анаит вот спасла, укрыла.
– Ну, девица! Кланяюсь те земно! – Порей, гремя доспехами, преклонил перед Анаит колено, а затем, резко поднявшись, вдруг обхватил её за тонкий стан и от души расцеловал в обе щёки. – Друга мне спасла!
Анаит испуганно вскрикнула, отстранилась от него, но тут же засмеялась и игриво погрозила кулачком.
– А что, Любар, девка хоть куда, – заметил, лукаво подмигивая, Порей. –
