Мать королей - Юзеф Игнаций Крашевский
По дороге их то и дело приветствовали по старому обычаю: били челом и падали на землю. С костёла послышались колокола, вышло и духовенство.
Витовт, который был там господином, исчезал на время перед королём, с руки которого держал Литву, но кланяясь Ягайлле, тревожно на него смотрели.
Во дворе они спешились, а там стояли слуги с факелами. Княгиня Юлианна, очень нарядная, чопорная, бледная тоже на пороге приветствовала короля и проводила его в большую залу, в гигантском камине которой был разожжён сильный огонь.
Здороваясь с ней, Ягайлло с тревогой водил глазами, потому что ожидал в её группе увидеть Соньку. Княгиня не взяла её с собой. Король спрашивал Витовта глазами, думая, что она скрывалась за девушками, которые шли за Юлианной, но князь головой дал знак, чтобы там её не искал.
Путников уже ждали накрытые столы, отдельно для двора, а в боковой комнате – для Ягайллы и Витовта. Там они были одни и, хотя двери в залу были открыты, могли говорить, не будучи услышанными. Княгиня Юлианна с ними не ужинала. Не смея спрашивать о Соньке, и жаждущий её увидеть, король смотрел на Витовта, которому этот взгляд был понятен.
Беспокойство короля предсказывало хорошее. Когда он садился к тарелке, Витовт тихо сказал:
– После ужина.
Вошла княгиня, которой муж потихоньку выдал приказы.
Из залы, в которую пригласили гостя, и где любезно хозяйничали Цебулька, Лутек из Бжезия и Малдрик, поляки на Витовтовой службе, доносился весёлый говор, звон мисок и жбанов. Король принялся есть, но не так, как если бы изголодался в пути.
Его глаза были постоянно обращены к дверям. Витовт, как мог, его забавлял безразличными новостями о Литве. Король молчал, едва где вставляя слово. На столе уже стояли только лакомства, когда двери, наконец, широко отворились и в них показалась Юлианна, с хмурым лицом выполняющая приказ мужа. Она вела за собой Соньку.
При виде её король вскочил со стула. Княжна была очень скромно одета, потому что ей не позволили нарядиться как хотела, но это не умаляло её девичьего очарования. Стоявшие на столе восковые свечи и блеск, падающий от огня, облили ярко и чётко худую фигуру княгини, а рядом немного бледную от тревоги, но красивую, гордую и смело подходящую к столу Соньку.
На глазах смотревшего на неё Ягайллы княжна покраснела, её глаза, полные блеска, обратились прямо на старика, который ей улыбался, рукой давая знак приветствия.
Стоявший с боку Витовт наблюдал за впечатлением. В глазах Юлианны горел гнев, она грозно измерила ими короля и чуть отошла.
Ягайлло мог хорошо рассмотреть свою будущую и ничего не ускользнуло от испытующего взгляда старика. Он встал из-за стола, чтобы приблизиться к Соньке, которая не обнаруживала ни малейшей тревоги.
Всегда довольно нечётко, быстро и с заиканием говорившему королю в эту минуту слов не хватало. Только губы улыбались и горели глаза.
Он почти робко приблизился и взял княжну за руку; смотрел и смотрел ей в глаза.
– Я тебя, – сказал он наконец, – вот такой маленькой видел, но ты выросла.
Сонька не знала что ответить.
– А я, правда, – прибавил он, – много постарел…
Девушка только покачала головой.
Юлианна стояла тут же, но король дал знак и сам отвёл её в сторону, оставляя Соньку с королём, чтобы свободней могли поговорить.
Юлианна уступила молча, только больше побледнела и задрожала. Уже не слышно было тихой беседы Ягайллы с Сонькой, потому что в камине трещал огонь, а из зала доносился всё более громкий говор.
Однако княгиня заметила, что король спрашивал и получал ответы. Это продолжалось лишь несколько минут, когда Витовт подошёл ближе, а Юлианна, пользуясь этим, потянула Соньку за платье и чуть ли не силой велела ей идти за ней.
Однако княжна имела время кивнуть королю и медленным шагом вышла за Юлианной. Какое-то время Ягайлло стоял, глядя на огонь, а потом бросился на скамью. Он протянул руку Витовту.
– Я тебе благодарен, – сказал он, – девка красивая и молодая, и не прирученная…
Он рассмеялся.
– Даст Бог счастье?
– Я надеюсь, что оно у вас будет, – прибавил Витовт, – потому что Анна воспитывала Соньку как собственного ребёнка. Добрая, тихая, мягкая женщина, такой, какая тебе нужно. Когда тебя дома не будет, она закроется и терпеливо сумеет ждать. К развлечениям не привыкла, к роскоши тоже.
– Красная, красивая! – повторял король. – Мне давно такую было нужно!
– Ну, а Збышек и твои паны? – спросил Витовт.
Король печально поник головой.
– Придётся вести с ними войну, – забормотал он, – я это знаю… но я готов не обращать внимания на их сопротивление. Коли никто из них не захочет нас обвенчать, тогда епископ Виленский, Мацек, не откажет.
– В этом я уверен, – сказал князь.
В зале ещё продолжалось пиршество, потому что Витовт всегда был хлебосольным и щедрым для чужих, а его двор усердно суетился возле поляков, когда король с князем пошли в спальню, ему предназначенную.
В этот день он уже никого из своих, кроме каморников и службы, не собирался увидеть, но когда он шёл в кровать, за ним сециально увязался Хинча.
Ягайлло ударил его по плечу.
– Ты мне не солгал! – сказал он и рассмеялся. – Она прекрасна!
Для того, чтобы угодить Богу и благочестивому Збышку, следующий день король начал с мессы и слушал её с большим волнением. Он уже предвидел, что его ждало, потому что в дороге прелат постоянно отговаривал от брака и угрожал. Он не давал себя сломить. Надеялся взять в помощь Витовта.
При сиянии дня Сонька показалась королю ещё более красивой и свежей, он готов был сражаться, и в конце концов силой жениться в Литве с помощью Витовта и епископа Мацея.
Князь постоянно ему внушал, что излишним послушанием он оскорбляет поляков. В течение дня, хоть Олесницкий был рядом с королём, потому что тяжёлые обстаятельства и грозящая война с крестоносцами требовали консультаций с Витовтом, не вспоминали о Соньке. Он также не касался этого щепетильного предмета, только смотрел и ждал.
Перед ужином сам князь об этом заговорил, потому что срочно хотел выйти из неопределённости:
– Моё сватовство, – сказал он Олесницкому, – как вижу, Ягайлле по вкусу. Сонька ему понравилась, почему бы ему не жениться?
– Хочу жениться! – прибавил Ягайлло.
– Мы не советуем и нашего согласия на это не будет, – спокойно сказал Збышек. – Наш милостивый пан прекрасно знает, потому что мы с ним об этом неоднократно беседовали, почему мы не одобряем