Ольга Елисеева - Камень власти
Дрезденша благодарно закивала, пятясь задом, но на пороге на мгновение задержалась, вскинув на Екатерину лукавые, полные фальшивого понимания глаза.
— Мадам уверена, что ее интересует именно этот господин?
— Мадам уверена, — устало вздохнула Като.
Дверь ненадолго закрылась, и великая княгиня получила возможность оглядеться по сторонам. Комната была узкой, с окном выходящим во двор. На стенах красовались светлые ситцевые обои с куропатками, на фоне которых неуклюжими глыбами темнела дубовая мебель. По правую руку от Като громоздилась кровать с пологом. Над ней на стене в ореховой рамке болталась безвкусная картинка какого-то местного подражателя Рубенса. В лубочных тонах была изображена сцена соития сатиров и нимф в кущах чахлых оливковых деревьев, сильно напоминавших разросшиеся пучки укропа.
На взгляд Като комната была прегадкой. Однако великая княгиня подумала, что на здешних посетителей такие апартаменты должны были производить впечатление сказочной роскоши.
Слева красовалась раздвижная ширма, забранная шелковой китайской тканью. Возле нее на лаковом столике стоял таз и кувшин, украшенные по белой эмали крупными фиолетовыми сливами.
Като отколола вуаль, осторожно сняла надоевшую жаркую маску, с усилием стянула прилипшие к рукам перчатки и, наконец отделалась от широкого бархатного плаща. Из овального зеркала над кроватью на нее глядело осунувшееся тревожное лицо, которое вовсе не украшало благородное сочетание темного шелка платья с еще более темной парчой дорогого шемеза. Щеки цесаревны горели, как у чахоточной, что на фоне молочной белизны ее плеч выглядело довольно жутко.
Ступени на лестнице заскрипели под тяжелыми размеренными шагами. Тот, кто шел сюда, явно не торопился. Он поднимался вразвалку, с каким-то уже на расстоянии уловимым презрением. «Все я придумываю!» — В смятении одернула себя она. Дверь потянули и женщина в панике отвернулась к окну.
— Мадам, — раздался за ее спиной чуть хриплый от вина голос, — Я командир этого придурка, но должен разочаровать вас, ни одного из своих подчиненных я не стал бы наказывать из-за женщины, встреченной в этих местах. Так что пять нарядов в карауле…
Екатерина резко обернулась от окна. Она была вознаграждена за все сегодняшние неприятности. Гамма чувств, пронесшаяся по лицу Орлова, оказалась столь богатой и, что великая княгиня не могла не удержаться и не прыснуть в кулак. Удивление, ужас, досада и, наконец, полное непонимание. Григорий застыл, как вкопанный, борясь с противоречивыми желаниями немедленно броситься вниз по лестнице или сграбастать смотревшего на него гневного ангела в объятья и подкинуть до самого потолка.
Вместо этого Орлов распахнул дверь и громко заорал вниз:
— Пассек! Десять караульных нарядов вне очереди!
Затем обернулся к ней.
— Что вы здесь делаете? — Его губы плохо слушались.
— А вы? — Два темных, как ночное небо, глаза буквально прожигали его насквозь
— Я? — Он запнулся. — Я? Ну понятно же… «Какое, к черту право она имеет меня допрашивать? Кто я ей?» — Григорий тряхнул головой и нагло смерив великую княгиню беспечным распутным взглядом (один Бог знал, чего ему это стоило) заявил: — Ищу развлечений, мадам. Разве запрещено?
— Ищите развлечений? — С легкой издевкой осведомилась она, вспомнив, о чем говорила ей Брюс перед самым входом в заведение, — Или предлагаете их?
Орлов вспыхнул. Его лицо покрылось краской от подбородка до самых корней волос.
— Как вы могли подумать?
Като со слабым смехом опустилась на кровать и сцепила руки. Ей стало легко. «Брюс просто дура!» — Подумала она.
— Вас что-то смешит? — Еще больше взбесился Орлов. — Вас забавляет весь этот… — он не нашел слов.
— Мне нравится, как вы краснеете, — сообщила она. — Странно, вы уже не мальчик, о вас столько рассказывают всякого… — Като помахала рукой в воздухе, — А испугались, что я могла подумать о вас хуже, чем вы есть.
— Хуже, чем я есть, подумать трудно, — сухо заметил Григорий. — У меня известная репутация. Но, знаете, любви за деньги я обычно не ищу, тем более не предлагаю. Может быть, потому что у меня их просто нет.
— Что же вас тогда привело сюда? — Като сдвинула к переносице тонкие угольные брови.
Григорий махнул рукой.
— Да черт бы побрал эту вашу потаскуху Брюс. Она пригласила меня к Дрезденше, пообещав большой сюрприз. Насколько я понимаю, сюрприз мне уже обломился? Я одного только в толк не возьму, — Орлов поднял на нее измученный затравленный взгляд, — вы-то здесь зачем, Ваше высочество?
Като встала и подошла к нему совсем близко.
— Я искала вас, — просто сказала она.
По его лицу промелькнула тень безумной радости и мгновенно погасла.
— Меня? — Эхом повторил он. — Зачем?
— По делу. Прасковья сказала, что именно здесь вас всегда можно найти, — мягко, без всякого укора сказала Като, взяв его за руку и усаживая рядом с собой на пошло скрипевшую кровать.
— Не так уж и всегда, — пожал он громадными плечами. — Чтоб шататься по таким местам нужны бездонные карманы. А я… — Орлов с невеселым смехом хлопнул себя по обшлагам камзола, — гол, как сокол, в полку еще говорят: гол, как Орел. Поэтому я предпочитаю свободное влечение, основанное на взаимной и бескорыстной страсти. А Прасковья, — Григорий поморщился, — ей бы языком улицы мести. Но вы, — он живо повернулся к великой княгине, — как могли сюда прийти? Ведь вам стоило мне только свистнуть, я бы переговорил с вами о любом деле, при чем во дворце, под носом у кого угодно, не подвергая вас такой опасности, как здесь. Уж я бы нашел способ. Караульные все ходы-выходы знают.
— Откуда мне было знать, что вы согласитесь на разговор со мной. — Екатерин осторожно извлекла из кармана плаща и протянула собеседнику на ладони хорошо знакомый ему перстень. — Вот это я выкупила неделю назад у ювелира Позье на Английской набережной. Я подумала, раз вы его продали, значит наше небольшое ночное приключение для вас ничего не значит.
— Я продал? — Губы Григория побелели от гнева. Что он теперь скажет? Как он докажет ей, что не он отдал ее подарок? — Его не я продал. — тихо выдавил из себя Орлов. — Поверьте, ради Бога. — его глаза умоляюще уставились на великую княгиню. — Не я. А эта ночь для меня…
Като показалось, что он готов заплакать. «Почему история с перстнем так задела его?»
— Успокойтесь, — ее тонкие белые пальцы легли на его громадную руку. — Не стоит. Я вовсе не обижена. Я прекрасно понимаю, что такое: нет денег. В конце концов никто не может грызть рубины и золото.
Он засмеялся и доверчиво потянулся к ней.
— Я никогда бы не продал, даже если б пришлось грызть булыжники. Это братья. Им вечно всего не хватает. То рубашек, то сапог, то водки с пряниками!
Като тоже прыснула и уткнулась ему в плечо.
— Ваши братья? Сколько их? Трое или четверо?
— Пятеро, — веско поправил Григорий, — Как пальцев на руке.
— Говорят, вы держите в кулаке всю гвардию?
— Говорят, — по его лицу скользнула самодовольная улыбка. — Но, — он помрачнел, — должен вас предостеречь от быстрых выводов. — Нас любят, нам верят, с нами готовы кутить в «Тычке», ходить по девкам у Дрезденши, но для более серьезных дел нужны более веские основания. Я правильно вас понимаю? — Григорий отодвинулся от Екатерины и мгновение серьезно смотрел ей в глаза. — вы для этого меня нашли?
«А он далеко не глуп, — подумала великая княгиня, — далеко не глуп. Вопреки всем рассказам Парас. Ну она-то людей по себе меряет».
— Не только, — твердо ответила ему Като, она снова положила ладонь на его руку и ласково улыбнулась. — Мне было тогда очень хорошо. Почему я должна забыть об этом? Только потому что вы не казак-певчий из церковного хора, а дворянин, лейтенант Преображенского полка?
Кровь гулко застучала в висках Орлова, он ясно понял, на что намекает великая княгиня — на любовь Елизаветы Петровны и Разумавского, овеянную такими тайнами, что даже, говорят, будто эти двое венчались где-то в Москве. И сам Бог им не указ!
— Вот, — Екатерина порылась в складках своего лежавшего рядом плаща, — возьмите, — она протянула ему туго набитый серебром кошель. — Это на первое время.
Орлов выпрямился. Его лицо приняло глухое, непроницаемое выражение.
— Никогда больше этого не делайте, мадам, если хотите видеть во мне что-нибудь, кроме… — он замялся. — Я не возьму, потому что… не возьму.
— Но ведь вам нужно, — удивилась Екатерина. Почему же не взять? Стась всегда брал у нее деньги.
— Не хочу, — просто ответил Орлов. — Разве можно что-то делать через силу? Знаете, мне легче было бы тайно наняться на пристань и по ночам разгружать мешки с мукой, чем брать у вас деньги.
Она смотрела на него с недоверчивой радостью.
