Владимир Тан-Богораз - Восемь племен
Закраина рыхлого льда тихо вздрогнула и потихоньку стала оседать под ногами. Дальше ползти было невозможно. Койгинт вытащил из-за пояса длинный костяной кинжал и, повернув девочку лицом к проруби, сорвал с нее меховой кафтан и шаровары. Он двигался, как мог, осторожно, чтобы не расшатать зыбкой почвы под ногами, но все старался привести тело жертвы в такое положение, чтобы кровь брызнула прямо вперед и достала до открытой воды. С кровью из смертельной раны выходит главная из пяти душ человека, и было очень важно, чтобы Авви успел ее подхватить на лету, не то она могла вспорхнуть вверх и лишить Рака самой заманчивой части.
Девочка не сопротивлялась и, подталкиваемая настойчивыми руками шаманов, послушно приняла желательную позу. Лишенная мохнатой одежды, она внезапно стала совсем маленькой, и ее тщедушное нагое тельце белело у полыньи, как будто не чувствуя холода и влажного льда. Быть может, душа ее уже была во власти подводного бога, который поторопился укрепить за собой еще живую добычу.
— А! — ахнула толпа на берегу. Племянница Ватента даже застонала и поспешно закрыла лицо руками.
Рука черного шамана поднялась и опустилась вниз, потом опять поднялась, вырывая из раны кинжал. Девочка внезапно рванулась и опрокинулась назад, и струя крови, брызнувшая из раны, попала прямо в лицо Койгинту. Оба приносящие в жертву шамана быстро схватили трепетавшее тело и с силой толкнули его вперед по гладкому льду.
«Лови!» — хотел крикнуть Койгинт, но неожиданный толчок в спину заставил его самого подвинуться вперед, как ракета. Он попытался схватиться руками за лед, но лед был гладок, и только на одном месте его правая ладонь положила красный отпечаток и скользнула мимо. Послышался зловещий треск. Ваттувий, бросив копья, с нечеловеческим проворством скользнул назад к берегу, вытягиваясь по льду, как выдра, перебегающая между двух прорубей. Большая льдина откололась от закраины, тихо подвинулась вперед и вдруг распалась на части. Белое тело девочки на минуту всплыло на поверхность, окрашивая воду тусклым красным цветом, как свежеубитая нерпа, но Койгинт ушел на дно, как мешок с рухлядью, и ни разу не показался. Его спина, немного пониже шеи, была пробита навылет блестящим ножом, который молодой Ительмен подарил Ваттану и который сегодня с утра находился, в одном из неведомых тайников фокусника.
— Авви! — закричала толпа в ужасе.
Последняя сцена на льду произошла так быстро, что никто не успел заметить удара. С берега казалось, что Койгинт, увлекаемый неизвестной силой, сам бросился вперед вслед за телом жертвы и что Ваттувий успел спастись от такой же участи только благодаря своей сверхъестественной ловкости.
Глава десятая
Ваттана и его товрищей не было на берегу. Задыхаясь от отвращения и бессильной злости, витязь бросил свой лук через плечо, подхватил копье и бросился по дороге к стаду. Пример его увлек почта всех молодых людей, которые перешли к кибитке. Они расхватали арканы и легкие беговые санки и побежали вслед за Ваттаном, приводя на ходу в порядок упряжь, которую нужно было надеть на оленей. Другие, которым не хватало саней, побежали на свои стойбища, торопясь изо всех сил, чтобы поспеть вместе с товарищами. Не далее как через час кавалькада маленьких санок потянулась по дороге на север. Каждая нарта была запряжена парой крупных оленей с ветвистыми рогами, но сзади седоков в узких грядках не лежало ничего, кроме вышитых колчанов, раздувшихся от стрел; копья, подвязанные внизу, стучали по ребрам саней, и снежные комья, вылетавшие из-под оленьих ног, со стуком ударялись в твердую кожу панцирей, вываренных в кипятке и прошитых крепкими шнурками из ножных жил оленя.
Ваттан все время ехал впереди на своих белых бегунах. Он не взял с собой панциря, но перед отъездом забежал домой и переоделся в белое; он был похож теперь на белоодетого Каменьвата, о котором саги рассказывали, что некогда, воткнув свое копье в середину речного русла, он остановил ледоход на реке Новман, чтобы его спутники могли перейти по льду на другой берег.
За спиной его на грядке нарты торчал левый рог громадного лука, скорее похожего на самострел для промысла лосей, чем на обыкновенное оружие. Ваттан натягивал тетиву ногами, и его длинная стрела пробивала оленьего быка насквозь и улетала дальше.
Теперь он чувствовал себя спокойнее и даже соображал, довольно ли у него силы, чтобы сразу сокрушить Мышеедов. Он с некоторою горечью думал, что ни один собачник не захотел участвовать в походе. Даже Колхоч не показывался с утра и, без сомнения, собирался уезжать вместе с товарищами и пленницей в обратный путь. Хуже всего было то, что у них не было надежных проводников, ибо Чайвун лежал без памяти, а полуобезумевший от горя Камак не хотел бросить обоза, который теперь составлял его последнее состояние.
Солнце садилось, на снегу ложились длинные тени от бегущих оленей и от саней, как будто сбоку по земле бежал, поезд высоких угловатых призраков. Вершины холмов слева от дороги зазолотились. От редких деревьев поползли другие длинные тени, как будто собираясь пересечь дорогу поезду!
Потом солнце село и лениво закуталось в широкий плащ, который Йенга, заря, заботливо сшила для своего отца из оленьих кож, окрасив его желтой охрой, и каждый день приносит ему навстречу.
Легкие тучки протянулись над горизонтом длинными тонкими полосами, как облачный венец. То были пушистые нити мехового капора Йенги, который она надвигает на голову, собираясь спать. На горизонте стало темно. Линия холмов постепенно растаяла и смешалась со мглой. Олени, летевшие без дороги по твердому лону тундры, стали спотыкаться. Ваттан подумал и решил остановиться до зари и дать передышку оленям.
Он приподнялся на сиденье, осматривая окружающую тундру и стараясь сообразить в полумраке, где можно было найти лучшее место ночлега и пастбища. Справа, на самом горизонте, темнела широкая низкая полоса, обещавшая лес и воду. Ваттан погнал туда своих бегунов через широкое плоское поле, но когда он подъезжал к передним тополевым кустам, из чащи раздался собачий лай и между деревьев мелькнули искры походного костра. Ваттан соскочил с нарты и с копьем наготове бросился вперед, обогнав оленей; ему мелькнула было мысль, что он уже наткнулся на арьергард Мышеедов.
— Унга, Унга! — послышался знакомый голос, унимавший собак. У огня копошилась небольшая женская фигура в коротком меховом кафтане, которую Ваттан признал за Карриту. Колхоч выскочил навстречу своему другу и принялся распрягать и стреноживать его оленей, чтобы отпустить их на пастбище.
— Откуда ты взялся? — спрашивал удивленный и чрезвычайно обрадованный Ваттан. — Я думал, ты ушел на Кончай!..
Колхоч покачал головой.
— Каррита с Мами сестры, как мы с тобой, — сказал он. — Правда, Каррита? — обратился он на своем родном языке к девочке, хлопотавшей у огня.
Девочка что-то сказала, показывая пальцем на свою грудь, и закрыла глаза, потом показала рукой на север по направлению дороги Мышеедов и опять закрыла глаза.
— Она говорит, — объяснил Колхоч, — если не Мами, я бы погибла, а теперь Мами погибает.
Очевидно, под влиянием Колхоча девочка стала доверчивее и научилась разбирать друзей и понимать их услуги.
— Пускай, — глухо сказал Ваттан. — Многие еще погибнут.
— Постой! — таинственно сказал Колхоч. — Они здесь, и слышат…
— Пусть слышат! — запальчиво возразил Ваттан, думая, Что дело идет о Мышеедах.
— Не те! — выразительно сказал Колхоч, — а эти… друзья…
Он жестом пригласил товарищей последовать за собой и стал пробираться в кустарнике, пролезая в темноте сквозь, низко сплетенные ветви, как лисица, вышедшая на ночную охоту… Более грузный и непривычный к лесу оленевод спотыкался и застревал в тесных проходах.
— Здесь! — сказал Колхоч, останавливаясь на небольшой прогалинке и нагибаясь над каким-то продолговатым предметом, неясно темневшим на снегу и похожим на обломок пня. Ваттан тоже нагнулся и провел рукой по предполагаемому пню, но невольно отшатнулся назад: это было остекленелое лицо трупа.
— Не бойся! — сказал Колхоч. — Это воины Мами!
— Я не боюсь! — поспешно возразил Ваттан.
— Нарублю для вас голов десятками! — воскликнул он, нагибаясь к мертвецу. — Из женских кос сплету вам саваны.
— Все трое здесь! — сказал Колхоч. — Они призвали сюда моих собак… Злоба их душ гонится теперь за Мышеедами. Страшные помощники для нас.
Он нагнулся и приподнял голову трупа.
— Держи! — сказал он товарищу. — Я сотворю заклинание.
Ваттан послушно подхватил окостенелую голову. Колхоч достал нож и срезал у мертвеца две длинные пряди волос, которые Таньги оставляли на своем коротко остриженном темени.
— Это тебе, а это мне, — сказал он, отдавая товарищу одну прядь. — Раздуй их по ветру и скажи: каждый волос — острога, а Мышеед, как рыба, — покойникам на еду!..
