Иван Фирсов - Федор Апраксин. С чистой совестью
Брат ваш царь Петр здравия вашего желаю и челом бью».
Письмо отправлял с Апраксиным.
— Отдашь в руки братцу Ивану. Рассмотри в Москве, што на посадах бают, как стрельцы в Кремле без Шакловитого службу правят.
По дороге в Москву то и дело приходилось осаживать коня. Дорогу запрудили телегами, колымагами, тарантасами. В Троицкий монастырь спешили бояре, окольничие, просто дворяне. Все поняли, что силу набирает Петр, и каждый спешил показаться ему на глаза. Авось пожалует вотчинкой или еще чем за преданность. А то и так сгодится впрок.
Столица жила, как и прежде, размеренно, степенно. Дни стояли тихие, погожие, дымили печи, ночью кое-где подмораживало. На Мясницкой, как обычно, торговали лавки, толпились бабы, приценивались, выбирали что посвежее, подешевле.
Кремлевские ворота были распахнуты, у Никольской башни в сторонке сидели два стрельца, о чем-то переговаривались, на Апраксина не обратили внимания.
Первым делом Федор разыскал брата:
— Доложи, срочное письмо от Петра Алексеича.
— Давай письмо-то.
— Ни-ни. Велено из рук в руки…
Ждать пришлось недолго. Иван допустил к руке, передал письмо боярину. На добродушном лице с низко надвинутой на глаза шапкой блуждала рассеянная, довольно бессмысленная улыбка.
— Как братец мой поживает?
— В добром здравии, великий государь, — низко поклонился Апраксин, выдерживая этикет…
Пока в царских покоях совещались, перечитывали письмо младшего царя, Андрей угощал брата, расспрашивал:
— Теперича в Троицком-то весь суд вершится. Как там Федька-то, жив еще?
— На том свете. Вчерась отсекли ему голову на плахе при всем честном народе. Таково же и заводчикам его, Никитке Чермному да Кузьке Петрову. — Федор передернул плечами. — Петр Алексеич поначалу хотел их бить кнутом, языки вырезать да ноздри рвать… Патриарх уговорил казнить, штоб, мол, другим урок был.
Вечером Апраксина известили, что ответного письма не будет, а царь Иван Алексеевич согласен с предложениями брата Петра Алексеевича, отдает все на его волю и желает ему в том деле полного благополучия… Подробно царю Петру все доложит через день боярин Прозоровский.
В Троицком монастыре с нетерпением ждали Федора Апраксина. Наступал ответственный момент, в Кремле к власти пришли новые правители. Держава, подобно кораблю, не может длительное время существовать и двигаться вперед без кормчего и надежной команды. Капитан, наметив цель плавания, определяет курс и отдает распоряжения. Экипаж повинуется, от его выучки и слаженности в работе зависит безопасность и успешность плавания.
Пока Апраксин выяснял обстановку в окружении старшего царя, в стане младшего царя делили приказы. Вершили эти дела сам Петр и Лев Нарышкин.
— Тебе быть главою Посольского приказа, а стало, и сберегателем всего правительства, — сразу определил Петр. — Тихона Стрешнева поставим на Конюшенный, а Ивашку Троекурова на Стрелецкий. Там верный человек надобен и твердая рука.
Троекурова царь сразу же отправил в Москву.
— Поезжай, пошерсти Стрелецкий приказ по всем закоулкам, дабы семя Шакловитого да Милославских где не проросло.
Иван Троекуров степенно поклонился:
— Все изыщу, государь, и выведу ту нечисть.
Почти четыре десятка лет состоял он при царских особах. Кем только не служил престолу. Начал стольником. Был воеводой в Киеве и Смоленске, брал под начало приказы — Иноземный и Рейтарский, Судный и Поместный…
— То не все, Иван Борисов, — продолжал Петр, — передашь брату моему любезному Ивану Алексеевичу, штоб Софью из Кремля выселить. Определить ей почетную прислугу и все довольствие. Но житье будет у нее под стражей безотлучное, и ни с кем не якшаться без нашего ведома.
Троекуров понимающе склонил голову, но спросил:
— А ежели она не похочет?
— Передай братцу, допрежь того, пока Софья не съедет, ноги моей в Кремле не будет. Да ты сам все то и исполнять будешь. А я покуда займусь марсовыми делами с преображенцами.
Раньше, во время потешных боев в Преображенском, он редко общался с иноземными офицерами. Два-три человека командовали ротами, мастер Зоммер мастерил ему гранаты. Теперь, в монастыре, он впервые столкнулся с иноземным генералом Патриком Гордоном, его подчиненным Францем Лефортом. Оба пришлись ему по нраву. Первый знанием военного дела, второй — бесшабашностью, компанейским, веселым характером.
Отослав Троекурова в Москву, Петр собрал полковников, стольников и ближних:
— Нынче стрельцов в Москву, а с преображенцами и семеновцами пойдем в Александрову слободу. Учиним там марсовые занятия с солдатским полком Гордона. Приспевает нам пора забаву к делу употреблять. Войско, оно не для потехи, державе служить должно, быть опорой ей, а по надобности и ворогов крушить.
Вечером Апраксины укладывались в дорогу.
— Государь-то с Гордоном вовсе не расстается, — проворчал Петр, — солдатскому ремеслу у него учится.
— Старик дело знает, потому и Петр Лексеич с прошлого года к нему тянется, — пояснил Федор, — прежде в Преображенском Никита Зотов, Бухвостов да парочка иноземцев наставниками у него были.
— Ладно Гордон, так этот развеселый Лефорт еще прилип к государю, будто лист банный, — продолжал ворчать Петр.
— С кем поведешься, от того и наберешься. Зелье-то тянет к себе и душу, и тело. Гляди, недолго и государю пристраститься к дурману, — то ли размышляя, то ли осуждая, произнес Федор.
— Лефорт-то в годах, ему в привычку, а он и радешенек, что напарник к нему накликался. Связался черт с младенцем, — крякнул Петр.
В Александровской слободе каждый день проводились военные маневры под командой Гордона. Солдаты строились в каре, бросались в атаку, перестраивались на ходу. Завершались экзерциции стрельбой из пищалей. На Лукьяновой пустоши свою выучку показывала конница. Гордон сам водил в атаку эскадроны и, увлекшись, в горячке свалился с лошади. Но утром как ни в чем не бывало седовласый генерал вновь гарцевал на коне.
Почти неделю солдаты иноземного полка и потешные батальоны царя разыгрывали учебные бои у Александрова. Потом зарядили дожди, и войска вернулись к Троицкому монастырю. Там ждала весть из Москвы. Софья удалилась из Кремля и поселилась в Новодевичьем монастыре.
На въезде в столицу, вдоль дороги, на версту вытянулись цепью коленопреклоненные стрельцы. Заложив руки за спину, они понуро склонили головы. Перед каждым из них был пень с воткнутым топором.
Хмурое лицо Петра постепенно прояснилось. Поглядывая сверху на бывших смутьянов, он бросил Троекурову:
— Вели передать, пускай службу правят государеву. Повинную голову меч не сечет.
Перемена власти на самой верхушке государства, как водится испокон веков, неизбежно изгоняет с насиженных мест многих влиятельных сановников. На смену им приходят люди обычно из близкого окружения нового властелина. Одних привлекают свежие идеи и возможность проявить себя на поприще служения отечеству, другие жаждут свести счеты со своими прежними недругами, третьи мечтают приобрести определенные материальные блага.
За счет, конечно, казны и мздоимства. Особым рвением в этом отношении отличались дорвавшиеся наконец до власти захудалые родственники царицы Евдокии.
На первых порах стяжателям жилось вольготно. Старший царь Иван Алексеевич ни во что не вмешивался по причине слабого здоровья. Второй царь, его брат Петр, пока отмахивался от властных обязанностей, а царица Наталья Кирилловна по нраву своему и способностям к власти была неохоча, потому что «будучи принцесса доброго темпераменту, добродетельного, токмо не была ни прилежная и ни искусная в делах и ума легкого».
Перед отъездом из Троице-Сергиева монастыря Наталья Кирилловна увещевала сына:
— Теперича ты, Петруша, с братцем Иваном по делу станешь править на царстве. Во все время, особливо поначалу, за тебя простой народ молиться беспрестанно будет и судить тебя по твоим поступкам. Так ты уж не сплошай, почитай наперво церковь нашу и все положенные службы не упускай.
Петр терпеливо выслушал матушку, без обычной улыбки.
— Постараюсь, матушка, соблюдать все, что по чину, с братцем Иваном мы завсегда в согласии были.
По пути в Кремль царь заехал в Преображенское. На воде покачивался, сверкая смолой и краской, недавно спущенный на воду карбас. На борту подгоняли мачту, примеряли ванты. Брандт обрадовался царю, два месяца не виделись. Наконец-то появился человек, который больше всех понимает в строении кораблей.
— А что, Карстен, нынче пойдем под парусами? — начал разговор Петр.
В глазах Брандта мелькнула добродушная усмешка:
— По осени, государь, токмо бы нам наладить мачту, да внутри сделать карбас, да весла изготовить, да их приладить. А там парусы шить. Работы много. Дай Бог к весне управиться потихоньку.
