Тимур Литовченко - Орли, сын Орлика
– Каролик, братец, ты не представляешь, просто не представляешь! – Григорий поманил его пальцем и прошептал в самое ухо: – Меня приняли на королевскую службу!
– Да вы что?! – едва не закричал тот.
– Тише, тише!..
– В самом деле?! – громоподобным шепотом переспросил слуга.
– Смотри сам…
Григорий достал из-за пазухи кошелек, развязал тесемочку и аккуратно разложил на скамье золотые монеты.
– Ого! – не удержался Кирило-Кароль.
– Вот так, братец. Поэтому я и приехал к тебе посреди ночи.
– Но ведь разве завтра… – начал было прислужник.
– Завтра… То есть уже сегодня днем ты будешь в дороге.
– В какой еще дороге?
– На Стокгольм, братец, помчишься на Стокгольм! Кстати, это тебе. Бери, бери. – Григорий ткнул Кириле-Каролю пару золотых.
– Мне? Зачем?
– И за службу, братец, и за дружбу.
– Но разве ж за дружбу платят?
– А коней ты по дороге за свои будешь менять?
– Ну, разве что на коней… – неохотно согласился прислужник.
– Вот то-то же.
Остаток монет Григорий разделил на два неравных столбика. Прикинул: десятую часть полученного матушка обязательно отдаст общине – это закон. Итак, отсылать нужно как можно больше, ведь «общинная» десятина…
Но ему же надо новый мундир в дорогу пошить! Да и неизвестно, какие средства ему через месяц выделят… Подумав еще немного, несколько уравнял столбики, золотые из меньшего вернул в кошелек и снова спрятал на груди, больший пододвинул к Кириле-Каролю:
– А эти деньги, братец, немедленно отвезешь в Стокгольм и отдашь… сам понимаешь кому.
– А-а-а, вон оно что!..
– А ты думал, с чего это я к тебе посреди ночи ворвался?
– Ну, это понятно, что недаром… Только все равно пара дней здесь ничего не изменят.
– Изменят, Каролик, еще и как изменят! Ведь недели через три тебе нужно вернуться назад.
– Зачем так спешить?!
– Ведь потом я уеду далеко-далеко…
– Куда это?
– Не могу сказать, но очень далеко отсюда. Тогда и встретимся снова, и я дам тебе еще денег… для известных тебе в Стокгольме лиц. Там же будешь ожидать моего возвращения. Я сообщу, когда настанет время вернуться сюда, в Париж.
– А я?
– Что – ты?
– Разве я с вами не поеду?
– Нет.
– Но ведь!..
– Не могу взять тебя с собой, Каролик!
– Почему?
– Не спрашивай лучше, поскольку это великая тайна.
– Королевская служба, понимаю… – грустно вздохнул Кирило-Кароль.
– Что ж поделаешь, братец!
Григорий посидел у прислужника еще немного и уехал: запорожец должен был собираться в дальнюю дорогу. Зато с души гетманыча словно каменная глыба свалилась. Он даже начал сочинять нечто на манер мадригала[11], посвященного этому загадочному городу: «Париж среди зимы и юны парижанки…» – но стихи выходили несерьезными сверх всякой разумной меры. Пришлось придержать слова, по крайней мере, до утра. А так – ничего себе идея, красивая! Сгодится хотя бы потому, что послезавтра… то есть, учитывая, что через несколько часов начнет светать, – уже завтра он приглашен в салон маркиза Нормана де Турнема. Надо же будет сделать запись в альбом юной мадемуазель Жанны-Антуанетты Пуассон!..
Целый день и всю следующую ночь Григорий спокойно проспал в своем номере «Отеля де Пост». Зато на следующий день успел абсолютно все – даже элегантный стих о волшебном Париже сочинил. Прием удался на славу: храбрый «капитан Густав Бартель» находился в центре внимания небольшого общества, мадемуазель Жанна-Антуанетта очень мило и выразительно пела под собственный аккомпанемент на лютне, декламировала стихи (в том числе сочиненный в ее честь «шведским гвардейцем»), а в конце продемонстрировала коллекцию пейзажиков. Учитывая, что их написала девятилетняя девочка, рисунки были совсем неплохи.
На прощание мадемуазель с воистину королевским величием поднесла Григорию темно-красную, почти черную оранжерейную розу и молвила:
– Это, дорогой капитан, вам на память о нашей встрече. Не забывайте маленькую Жанну-Антуанетту Пуассон! Не исключено, что когда-нибудь мы снова встретимся, хотя Париж – город большой.
– Обещаю не забывать вас, мадемуазель. Также клянусь сохранить эту замечательную розу… хотя ваше обаяние все равно сильнее! – церемонно поклонился в ответ гетманыч.
Когда он вышел на улицу, то спрятал розу под плащ: до «Отеля де Пост» было далековато, а так как большую часть полученных авансом средств он отослал семье, теперь придется всячески экономить… похоже, даже как-то без коня обойтись! Поэтому во время прогулки по улицам нежная роза может пострадать от парижского мороза.
Ну, месяц как-нибудь пройдет, а дальше – на восток, на восток!..
Что же касается розы и чудаковатой девочки, которая уже воображает себя королевой… неизвестно, как оно сложится.
Григорий пока что понимал только одно: все возможно в этом непостижимо-загадочном городе – Париже…
Все возможно.
Глава 4. Предательство капитана Хага
Конец марта 1759 г. от Р. Х.,
Франкфурт-на-Майне, ул. Олений Брод,
ставка военного губернатора французов графа
Теа де Тораса де Прованса
– А не кажется ли вам, любезный граф, что вы берете на себя слишком много ответственности?
По всему было видно, что принц Лотарингский не слишком доволен решением маршала лагеря Орли… хоть и не отваживается сказать это прямо и откровенно. Вести в расположение своего корпуса немецкого «гостя»?! В самом деле, к чему лишние слова! Пусть в этом доме расположился французский военный губернатор, но все же мальчишка был и остается внуком бургомистра оккупированного Франкфурта… К тому же, относительно недавно сам генерал Орли предостерегал всех членов штаба от проявлений слишком большого доверия к немцам, а теперь почему-то не желает понимать всю неуместность своего поступка…
И меру собственной безответственности!
– Оставьте, ваше высочество, – улыбнулся граф. – Мы ни в коем случае не будем осматривать ни всю нашу армию, ни весь мой корпус, ни даже весь полк «синих шведов».
– Но ведь…
– Мальчуган всего лишь посмотрит на запорожскую сотню. Так сказать, на мою личную маленькую конную гвардию, не более. Это все равно что продемонстрировать гостю своих лакеев – если гостю нравятся цвета их ливрей.
– Ваше сравнение не вполне уместно, граф.
– Совсем нет, ваше высочество, совсем нет. Помните, как после нашего появления Франкфурт переполнился слухами, что якобы во Франции не хватает воинов, если они наняли на службу бешеных турецких янычар?
– Разумеется, помню!
– И что отныне янычары начнут охотиться на несчастных немецких младенцев и ради развлечения станут есть их живьем?[12]
– Ну, предположим… И что из того?
– Это все произошло из-за моих запорожцев – ведь здешние жители их никогда не видели, потому легко спутали запорожскую одежду с турецкой.
– Предположим, граф. Предположим, все это так и есть – и что с того?
– Не следует предполагать, ваше высочество. В таких случаях можно говорить с абсолютной уверенностью, что…
– И все равно не понимаю, к чему вы клоните.
– Только лишь к тому, что лучше иметь под боком нейтрально настроенных франкфуртцев, чем скрытых врагов. На зимних квартирах мы простояли, считайте, целых три месяца. Пока что обошлось без инцидентов. Не хочется, чтобы они начались именно сейчас.
– Сейчас, когда наступает время начинать весеннюю кампанию?
– Да, ваше высочество.
– Так вы думаете, граф…
Де Лазиски кивнул с самым серьезным видом:
– С точки зрения оккупированных, нынче время не нос от мороза прятать, а неприятный сюрприз нам готовить.
– Что конкретно вам известно и от кого? – сразу встрепенулся принц Лотарингский… как вдруг покосился на дверь, за которой под надзором Кароля ожидал юный Иоганн Вольфганг, и произнес: – А-а-а, понимаю, понимаю… Разумно, граф, очень разумно!
– Если ваше высочество считают, что моим источником информации является сын советника юстиции Гёте…
– В самом деле, кто же заподозрит ребенка? – удовлетворенно улыбнулся принц. – Вы, граф, как всегда непревзойденны.
– Все совсем не так, – улыбнулся де Лазиски. – Это было бы слишком просто. К тому же, он недостаточно информирован о том, что может нас заинтересовать. Хотя сама идея использовать его…
– Итак, я все же прав?! – обрадовался принц.
– Я, ваше высочество, и в самом деле включил в наши планы юного Иоганна Вольфганга, но совсем не в этом качестве.
– То есть?
– Лучше передать через мальчика удобную нам информацию, чем делать его нашим информатором.
– Что-о-о?! – Принц Лотарингский был поражен до глубины души. – О чем это вы, любезный граф? Какие еще сведения собираетесь передавать нашим врагам?..
– Это не совсем сведения, ваше высочество.
– Что же тогда?
