Еремей Айпин - Божья Матерь в кровавых снегах
Хозяева очень внимательно, ни разу не перебив, выслушали гостя. Многое из того, о чем он поведал, они уже хорошо знали. В разгар войны между белыми и красными на Аган частенько заезжали небольшие отряды вооруженных людей: то проводников искали, то оленьи упряжки, то продовольствие. Конечно, более всего они докучали селениям близ побережья Агана, близ большой Оби и города Сургута. Говорили, что объявился Красный царь и пошел войной на Белого царя. В этой войне остяки больше сочувствовали Белому царю — он был ближе и понятнее. Он много веков уже был царем и остяков. Как выражались ханты, «на Белого царя сидя живем». При его руке нарождались на свет, жили и любили, молились своим Богам, охотились и пасли оленей, ловили рыбу, старились и уходили в Нижний Мир. Его рукой подписывались указы о поддержке остяков и их промыслов. От его имени управляли краем остяцкие князья и русские воеводы, которых позднее заменили губернаторы. И вот теперь его одолел и уничтожил Красный царь, люди которого обещают много всяких благ на словах. Но словом сыт не будешь.
Словом не укроешься от дождя и снега.
Словом не затопишь чувал в доме.
Слово не запряжешь в нарты…
После долгого молчания Отец Детей поднял глаза, обвел взглядом семью и дом и неторопливо спросил Белого:
— А что теперь будет с нами?..
Белый, немного подумав, сказал:
— Пока русским будет плохо, вам нечего ждать хорошего.
— Нашему народу?
— Да, вашему народу.
— Неутешительная весть.
— С какой стати красные пощадят вас, если своих не пожалели?..
— Да, конечно.
Белый помолчал, потом, успокаивая хозяев, в раздумье проговорил:
— Ну, может быть, красные еще не скоро доберутся до вас.
— Утешение слабое.
Матерь Детей, покачивая дремлющего в люльке малыша, внимательно прислушивалась к разговору мужчин. Ее волновала судьба народа, но в первую очередь судьба детей. Детей она в обиду не даст. Ни единой волосинке детей на землю упасть не позволит. Ни единой слезинке детей на землю капнуть не даст. За детей она в живой огонь войдет, в живую воду ступит. Поэтому ей очень важно знать, как им завтра жить. На какого царя им сидеть, на какого Бога молиться. Когда мужчины замолкли, она стала расспрашивать гостя:
— Стало быть, красные и царя остяков уничтожили?
— Конечно. Вы же все были его подданными.
— И семью его уничтожили?
— Да.
— И матерь его детей?
— Да.
— Сколько у них детей-то было?
— Пятеро. Четверо девочек и один мальчик.
— Это мы их лики видели в Божьем доме?
— Так, да.
— И всех их… — у Матери Детей язык не повернулся произнести страшное слово, и она словно споткнулась.
— Всех.
— Ох-х-х, То-рым!.. А детей-то за что?!
Белый помолчал, потом сказал:
— За то, что из царской семьи.
— Разве за это можно лишать солнца и луны?!
— Красным все можно…
— Ох, То-рым!.. В какой век мы попали!..
Женщина глубоко вздохнула и подняла влажно заблестевшие глаза на Божью Матерь, будто ища у нее одновременно и объяснения, и поддержки, и защиты. Она невольным движением притянула к себе малыша в люльке, а взглядом — остальных детей в доме. Потом подняла очи на мужа, защитника детей, защитника семьи и дома.
И Отец Детей, проведя правой ладонью по лбу и волосам, стал вслух размышлять о русских:
— Русские друг друга не жалеют…
— Да, если уже царя не пожалели.
— Поэтому им плохо.
— Наверное, так.
— А не жалеют друг друга потому, что их много. Сказывают, в ваших городах людей больше, чем деревьев-трав. Правда ли это?
— Верно, в городах людей хватает.
— Поэтому жизнь русского там ничего не стоит. Так ли это?
Белый удивленно поднял брови, остановил свои голубые глаза на невозмутимо-серьезном лице хозяина, немного подумал, а потом согласился:
— Да, получается так.
— Так-так… — неопределенно протянул хозяин. — Выходит, жизнь русского ничего не стоит… А ведь это нехорошо.
— Жизнь любого человека должна быть бесценна.
— Да, мы это понимаем.
— Независимо от того, русский он или остяк.
— Да, правильно.
— Значит, для вас нет разницы, чья жизнь более ценна?
— Для нас-то, остяков, разницы нету, — уверил хозяин.
— А для кого разница?
— Для русских, конечно.
— Понимаю.
— Поэтому, если можем, мы поддерживаем дыхание всякого человека, кто к нам приходит, не спрашивая, кто он и чем занимается. На нашей холодной земле, если человек попадает в беду, не может выжить без помощи другого человека.
— А как вы поняли, что русские менее все-го ценят жизнь своих же русских?
— Из лесной жизни, — охотно пояснил Отец Детей. — К примеру, чем меньше оленей в стаде, тем жальче их. Тем они ценнее и для хозяина, и для всех других людей. Это, по-моему, всегда так: чего мало — то более всего и ценится.
Помолчали собеседники, призадумались.
Потом хозяин пояснил, что у остяков каждое время имеет свою окраску. Отсчет времени начинается с какого-либо значительного, эпохального события. Вспоминая прошлое, старики обычно говорили, что наступил или закончился такой-то век. Или Век Удачи и Благополучия. Или Век Горя и Страданий. В жизни народа всякое случалось. Были и светлые полосы, были и темные полосы. И необязательно эти периоды составляли ровно сто лет и зим. Они могли тянуться чуть больше или чуть меньше. Их долгота зависела от воли Верховного Отца. Он мог сократить Век Страданий и удлинить Век Благополучия. Или сделать наоборот. Все было в его власти.
И теперь, как бы ответно притупляя боль Белого, Отец Детей сказал уверенно:
— Век красных тоже имеет предел.
— Дожить бы до этого предела!.. — вздохнул Белый.
— Не мы, так другие доживут.
— И где этот предел находится?
— Если верить нашим старикам, так это не меньше одной человеческой жизни.
— Жизнь одного поколения?
— Да.
— Но потом могут прийти зеленые, коричневые или еще какие-нибудь неведомые нам чудища — опять на целое поколение?
— Да, может такое случиться.
— А за это время что от России останется?
— Большая страна не пропадет.
— А что с народом русским станет?
— Большой народ не погибнет.
— Хотелось бы надеяться, но…
— Белый царь пройдет по небесному кругу и вернется на Землю, — уверил Отец Детей.
— Как?!
— И дети его тоже вернутся на Землю.
— Когда?!
— Вот послушайте…
И Отец Детей неспешно стал рассказывать, куда, по остяцким верованиям, уходит чело-век. Все земные люди, умирающие своей смертью, попадают в Нижний Мир, мир ушедших. Этот мир располагается прямо под Средним Миром, миром людей, то есть под землей. Этот мир для простых смертных. А воины, погибающие в бою, и люди, преждевременно погибающие не своей смертью, уходят в Верхний Мир, мир богов. Там, в укромном уголке шестого ли Небесного Слоя, седьмого ли Небесного Слоя, есть священное место, где живут их бессмертные души. Место это называется особым, очень редко употребляемым, почти запретным и не-переводимым словом «Тарн». Старцы иногда добавляли к этому таинственному понятию другие слова «Пухол», «Пауль» или «Торум», что в первом случае означает «Селение», во втором «Небо», или, если хотите, «Верховный Бог»… Души, пройдя по шести ли Небесным Слоям, по семи ли Небесным Слоям, снова возвращаются на Землю. Там начинается жизнь после смерти.
И Белый царь, побродив по Небесным Слоям необходимое число лет и зим, вернется на Землю. Душа его нетленна. Душа его бессмертна. И его дочери вернутся на Землю. И его сын вернется на Землю. И его супруга вернется на Землю. И все его люди, у кого преждевременно была отнята жизнь, вернутся на Землю.
И снова Белый царь взойдет на свой трон и начнет править Россией, русским народом и всеми россиянами российской земли. А если не захочет сам, то уступит свое место на царском троне сыну-наследнику, или дочке-наследнице, или внуку-наследнику, или внучке-наследнице. И возродится царь, ибо человеку он так же необходим, как Бог, как Солнце, как Луна. И жизнь пойдет по следующему кругу. Ведь Земля будет на своем месте, значит, останется и страна, и народ.
— Так продолжится их жизнь на Земле, — закончил свой рассказ Отец Детей.
Долго молчал Белый человек. Потом спросил:
— Вы уверены…
— Если бы не было такого, то и жизнь бы невозможна была на Земле, — уверил хозяин.
Еще дольше молчал Белый. Еще дольше размышлял. Потом тяжело вздохнул, тяжело отвесил слова:
— Россия погибла… И мне не дожить до того дня, когда возродится Россия и русский народ. А возродятся Россия и русский народ лишь в том случае, если вернется русский царь — душа народа, лицо России. А это будет, как вы сами утверждаете, очень не скоро. Все это будет после моей кончины, без меня…
