Розмэри Сатклифф - Орел девятого легиона
– Мы с твоим дядюшкой были недурными охотниками, а теперь мы с ним закостенели в суставах и в привычках. Иногда, думаю, уложу-ка я вещи да отправлюсь попутешествовать, пока не приржавел к месту окончательно. Но для путешествий у меня не та профессия. Имея ремесло хирурга, так просто не побродишь по свету. Вот глазной врач – дело другое, это подходящее ремесло для последователя Эскулапа, который любит бродяжничать. Тут, на севере, многие страдают болотной слепотой, и звание глазного врача проведет человека там, где не пройти легиону.
И Галарий пустился в описание похождений одного своего знакомого, который несколько лет назад переплыл Западный океан и занимался своим ремеслом в дебрях Гибернии[17]. Марк не слишком внимательно вслушивался, не подозревая, что придет время и эта история сыграет еще очень важную роль.
Наконец Галарий встал и потянулся так, что с хрустом расправились мышцы могучей спины.
– Теперь я иду к Аквиле поболтать перед сном про охоту. А ты лежи спокойно, постарайся как следует выспаться, я появлюсь рано утром.
И, коротко кивнув, он вышел на галерею. С ним вместе, казалось, испарилось и все старательно удерживаемое мужество Марка, он с ужасом осознавал, что весь дрожит – дрожит от запаха боли, как лошадь – от запаха пожара. Он лежал, заслонив глаза рукой, и бичевал себя презрением, но это не помогало. В животе у него словно лежал кусок льда, и он чувствовал себя очень одиноко.
Внезапно по полу кто-то пробежал, и в плечо ему ткнулся влажный нос. Марк открыл глаза и увидел перед собой улыбающуюся морду Волчка.
– Спасибо тебе, – сказал он, и, отодвинувшись немного в сторону, обхватил огромную голову, а Волчок поставил передние лапы на постель и любовно задышал ему в лицо. Близился закат, свет заходящего солнца хлынул в спальню, и на стенах и на потолке словно заплескалась дрожащая золотая вода. Марк не заметил, как подкралось солнце: неожиданный свет ослепил его с той же силой, как оглушает грянувший рев трубы. Свет Митры возник внезапно из тьмы.
Эска, появившийся сразу вслед за Волчком, отбросил на залитую солнцем стену большую тень. Он шагнул к краю ложа.
– Я говорил с Руфрием Галарием, – сказал он.
Марк кивнул:
– Утром ему понадобится твоя помощь. Ты согласен помочь ему ради меня?
– Я – личный раб центуриона. Кому, как не мне, помогать? – Эска нагнулся и поправил покрывало.
В это время со двора послышалась какая-то возня. Блеющий голос старого Стефаноса громко протестовал, затем раздался высокий, звонкий, настойчивый девичий голос:
– Пропусти меня! Не пропустишь – я тебя укушу!
Возня и шум возобновились, и раздавшийся через мгновение вопль боли ясно показал, что угроза приведена в исполнение. Марк с Эской обменялись недоумевающими взглядами. Под колоннадой послышался топот легких ног, и в комнату влетела Коттия – пылающая, воинственная фигурка в ореоле закатного света.
Марк приподнялся на локте:
– Ах ты, маленькая фурия, что ты сделала со Стефаносом?
– Укусила его за руку, – тем же звонким, твердым голосом отчеканила Коттия. – Он меня не пускал.
За дверью раздалось поспешное шаркание сандалий, и Марк быстро сказал:
– Эска, во имя Света, не пускай его сюда! – Он вдруг почувствовал, что у него сейчас нет сил иметь дело со справедливо негодующим Стефаносом. Когда Эска пошел выполнять его просьбу, Марк повернулся к Коттии.
– И зачем ты сюда пожаловала, госпожа?
Девочка подошла ближе, встала рядом с Волчком и устремила полный упрека взгляд на Марка:
– Почему ты мне ничего не сказал?
– О чем? – Он прекрасно знал, что она имеет в виду.
– О целителе с ножом. Я видела через окно кладовой, как он подъезжал на упряжке мулов, и Нисса мне сказала, зачем он приехал.
– У Ниссы слишком длинный язык, – заметил Марк. – Я хотел, чтобы ты узнала, когда все будет позади.
– Ты не должен был скрывать от меня! – возмутилась она. – Я имею право знать! – И так же бурно спросила с тревогой: – Что он будет с тобой делать?
Марк заколебался, но решил, что не он – так противная Нисса все равно расскажет.
– Будет чистить рану. Вот и все.
Личико ее прямо на глазах заострилось еще больше.
– Когда?
– Утром, очень рано.
– Пошли Эску сказать, когда он кончит.
– Нет, будет очень рано, – твердо повторил Марк. – Ты еще не проснешься.
– Проснусь. Я буду ждать в конце сада. Буду ждать, пока Эска не придет. Пускай попробуют увести меня оттуда, я все равно буду ждать. Я и еще кого-нибудь могу укусить. Если меня станут уводить, я так и сделаю, и тогда меня побьют. Приятно тебе будет знать, что меня побили из-за того, что ты не послал Эску?
Марк вынужден был сдаться.
Последовало долгое молчание. Коттия стояла неподвижно и смотрела на лежащего Марка. Наконец она произнесла:
– Лучше бы мне быть на твоем месте.
Это была из тех фраз, какие говорятся не всерьез, но Марк знал, что она говорит серьезно.
– Благодарю тебя, Коттия. Я этого не забуду. А теперь ступай домой.
В дверях показался Эска, и она послушно отошла в сторону.
– Я ухожу. Когда мне можно прийти опять?
– Не знаю, – ответил Марк. – Это тоже скажет тебе Эска.
Без единого слова она повернулась и вышла на яркий свет. По знаку Марка Эска вышел вслед за ней, и шаги их, затихая, зазвучали на галерее.
Марк прислушивался, пока не наступила тишина. Он лежал, ощущая под рукой привычное тепло мохнатой головы. В животе у него все еще лежал кусок льда, но одиноким он больше себя не чувствовал. Каким-то образом, непонятно каким, волчонок, Эска и Коттия поддержали его, помогли подготовиться к тому, что ожидало его утром.
Золотой свет угасал; тишину вдруг прорезало тонкое, как ниточка, птичье пенье – тоскливая осенняя песенка королька, сидящего в ветвях дикой груши. И Марк вдруг сделал неожиданное открытие: а ведь лето получилось хорошее. Конечно, он тосковал по родным местам, каждую ночь ему снились этрусские холмы и он просыпался удрученный. И все равно лето было хорошим… В один прекрасный день залаял Волчок. Марк удивился, наверное, не меньше самого Волчка. «Волки же не умеют лаять», – сказал он Эске. А тот ответил: «Если растить волка в собачьей своре, то он будет делать все, как они». Волчок, гордый своим достижением, целыми днями оглашал сад визгливым щенячьим лаем. Всплыли в памяти и другие мелкие, но хорошо запомнившиеся события: Сасстикка приносит горячие витые булочки, и они пируют вчетвером; он и Эска сами мастерят охотничий лук; Коттия держит в сложенных ладонях его деревянную птичку… Славное лето. Марк вдруг исполнился благодарности к нему.
Он спал этой ночью спокойным, но чутким сном, как спят охотники, и проснулся от далекого звука горна, играющего побудку в походном лагере.
Руфрий Галарий появился так рано, что осенняя паутина еще лежала густым покрывалом на траве, вся мокрая от росы, а рассветный воздух пахнул остро и свежо. Но Марк давно ждал его. Он ответил на приветствие хирурга и объяснил:
– Мой раб пошел запереть волчонка. Сейчас он вернется.
Галарий кивнул:
– Я его встретил. Он принесет разные вещи, которые нам понадобятся.
Он открыл привезенный с собой бронзовый ящик и принялся выкладывать на сундук орудия своего ремесла.
Прежде чем он кончил, вернулся Эска и принес горячей воды, чистое полотенце и бутыль местной ячменной водки, которая, как считал Галарий, лучше очищает раны, чем вино, хотя и жжет больше.
– Я принесу горячей воды еще, когда будет нужно, – добавил Эска и, поставив все принесенное на сундук, подошел к постели и низко наклонился над ней, как сделал бы Волчок.
Галарий закончил приготовления и обернулся к Марку:
– Итак, готов ли ты?
– Да, – Марк отбросил покрывало и стиснул зубы.
Долгое время спустя он очнулся, вынырнув из черноты, которая обрушилась на него задолго до того, как работа была закончена; он лежал под теплым покрывалом, а рядом стоял Руфрий Галарий, положив свою тяжелую руку ему на сердце, как год назад старый Авл. В затуманенном сознании Марка даже мелькнуло, что это тот самый прошлогодний случай и ему просто снился сон. Но тут же его зрение и слух прояснились, он увидел Эску за спиной хирурга и огромную фигуру в дверях и догадался, что это дядя Аквила. Он услышал отчаянный вой Волчка, запертого в кладовой, и вернулся к действительности, как пловец вырывается из глубины на поверхность.
Тупая боль старой раны сменилась резкой пульсирующей болью, которая отдавалась во всем теле, вызывая дурноту. Марк невольно застонал.
Хирург кивнул:
– Да, разит больно, но скоро поутихнет.
Марк, как сквозь туман, увидел синеватые щеки испанца.
– Ты… кончил? – с трудом пробормотал он.
– Кончил. – Галарий натянул покрывало, рука его была в крови. – Через несколько месяцев ты будешь здоров, как раньше. Лежи спокойно и отдыхай, вечером я зайду. – Он слегка хлопнул Марка по плечу и отвернулся собрать инструменты. – Передаю его в твои руки, сейчас можешь дать ему питье, – сказал он Эске, выходя. Потом Марк услышал, как он сказал кому-то на галерее: – Осколков хватило бы на целого дикобраза, но мышцы повреждены меньше. Мальчик теперь пойдет на поправку.
