Де Луис - Немецкая пятая колонна во второй мировой войне
Наиболее ярким примером в этом отношении являлась [87] Польша, которая была первой жертвой и, быть может, наиболее пострадавшей страной в войне. Польша представляет собой равнину, не имеющую естественных границ ни на западе, ни на востоке. Полякам в силу исторически складывавшихся условий приходилось жить в обстановке постоянных конфликтов со своими основными соседями - русскими и немцами. Часто возникали войны, постоянно происходили частичные столкновения.
К началу XIX века Польша оказалась поделенной между Россией, Пруссией и Австрией. Время от времени вспыхивали ожесточенные восстания; они кончались неудачей, но национальное чувство продолжало жить. Это чувство определяло, в частности, и отношение поляков к немцам. Поляки ненавидели немецких крупных помещиков, промышленников, чиновников, педагогов, жандармов; они ненавидели всех немцев, как шовинистов, лютеран и еретиков. У поляков усиливалось желание стать снова хозяевами в своем доме и выгнать немцев, как незваных гостей.
После несчастий, перенесенных в годы первой мировой войны, когда линия фронта неоднократно двигалась с востока на запад и обратно, полякам представился благоприятный случай. В конце 1918 и самом начале 1919 года сформировалась Польская республика. Польские патриоты хотели выйти к Балтике и Одеру. Немцы, вынужденные вначале уступать, заняли потом твердую позицию в вопросе о границах своего государства. Когда наконец вопрос о границах был разрешен, поляки получили так называемый коридор, то есть выход к Балтийскому морю. Вместе с тем Польский (Данцигский) коридор отделил Восточную Пруссию от остальной части Германии. Правда, полякам не удалось завладеть Данцигом (Гданьском), но они все же добились отделения его от Германии. Данциг стал “вольным городом”. Польский флаг развевался над Познанью и над восточной частью Верхней Силезии - одного из богатейших промышленных районов Центральной Европы.
Для большинства немцев сама мысль о примирении с подобными потерями была невыносима. [88] Немецко-польские отношения оставались натянутыми, и проживавшие на территории Польши немцы чувствовали это особенно сильно. Поляки старались вытеснить их из страны. Сотни тысяч немцев, уложив свое имущество, эмигрировали, но очень многие остались на местах. Никто не знал точно количества оставшихся. В Берлине заявляли, что их насчитывается 1 000 000, а в Варшаве утверждали, что их не более 750 000.
Среди этого немецкого национального меньшинства, особенно среди его крестьянской части, было, бесспорно, немало людей, согласных на то, чтобы вместе с 13 миллионами украинцев, белоруссов и евреев смириться с неизбежным главенствующим положением 20 миллионов поляков. Однако горячие головы жаждали реванша и мечтали о восстановлении суровых порядков, заведенных немецкой администрацией.
Уже в 1933 году были моменты, когда “напряжение казалось слишком большим, чтобы длиться долго”, - отмечал один американский наблюдатель{59}.
Пожалуй, никакая другая европейская нация не была настроена против третьего рейха так непримиримо, как польская. Польский национализм горел в сердцах как интеллигенции, так и крестьянства. Высшие слои польского общества имели крепкие связи с Францией; рабочие были социалистами или коммунистами; еврейское мещанство опасалось немецкого антисемитизма, который был еще более свирепым, чем его польская разновидность. Все эти чувства проявлялись в обстановке, когда общественное мнение “возбуждалось очень быстро”{60}.
После 1933 года среди немецкого национального меньшинства в Польше имелись большие разногласия [89] по поводу выбора наилучшего политического курса. Поляки не сумели разобраться в этой внутренней борьбе (мы еще коснемся этого вопроса, рассматривая его в другой связи). Каждый немец говорил на языке Гитлера - этого было достаточно. Кроме того, внешние признаки свидетельствовали о росте единства среди немецкого национального меньшинства. Для масс польского народа стало очевидным, что местные немцы с нетерпением ожидают прихода фюрера и что наиболее активные из них не прочь “подать ему руку помощи”.
В активистах и в самом деле недостатка не было.
Начиная с 1933 года члены так называемой младо-немецкой партии (Jungdeutsche Partei) часто одевали форму со знаком свастики. Как сама форма, так и ношение знака были запрещены в мае 1936 года. Через два месяца после этого в Катовице (восточная часть Верхней Силезии) 119 местных немцев попали на скамью подсудимых: они создали секретную организацию. Им предъявили обвинение в том, что они сотрудничают с германскими подданными и агентами гестапо, подготавливая восстание в Верхней Силезии. 99 обвиняемых были признаны виновными. Шестью месяцами позже 42 участника тайной немецкой молодежной организации были приговорены к длительным срокам тюремного заключения. Летом 1937 года та же участь постигла еще 48 юношей и девушек. Наряду с другими противозаконными деяниями они обвинялись также в чрезмерно шумном праздновании в своем лагере дня рождения Гитлера.
Польское общественное мнение воспринимало каждый из упомянутых процессов как новое доказательство немецких козней.
Отвращение ко всему немецкому укоренилось весьма прочно. Когда заходила речь о местных немцах, их обычно именовали “гитлерами” или “гитлеровцами”; это было равнозначно “дьяволам” или “детям дьявола”. Именно такой смысл вкладывал в эти слова простой народ. Натерпевшийся и измученный, он давал такие клички от всего сердца.
Поскольку подобные настроения носили всеобщий характер, совершенно очевидно, что пакт о ненападении, [90] заключенный между Польшей и Германией в 1934 году, уже не отвечал требованиям момента. Как правительство, так и общественность Польши усиливали свое давление на немецкое национальное меньшинство; поляки чутьем, которое было обострено печальным опытом прошлого, угадывали за самыми слащавыми речами Гитлера их агрессивный дух. С немцами из местного населения у поляков зачастую происходили столкновения.
В 1939 году напряжение стало быстро нарастать.
Было ясно, что Гитлер теперь предъявит требования относительно Данцига и Польского коридора, поскольку Чехословакии как независимого государства уже не существовало (в период захвата Чехословакии немцами польское правительство не преминуло воспользоваться благоприятным моментом и аннексировало спорный пограничный район Тешина). Еще в конце октября 1938 года фон Риббентроп внушал министру иностранных дел Польши Иосифу Беку, что решением проблемы могло бы явиться присоединение Данцига к Германии и постройка немцами экстерриториальной автострады через Польский коридор.
25 марта 1939 года, через десять дней после вступления Гитлера в Прагу, польское правительство, надеясь на поддержку со стороны Англии и Франции, решило окончательно отвергнуть домогательство немцев. В польскую армию призвали три возраста резервистов. Людей охватил энтузиазм. В тот же день демонстранты выбили стекла в домах некоторых немцев в Познани и Кракове, а также в здании немецкого посольства в Варшаве. Участники демонстрации перед зданием посольства кричали: “Долой Гитлера! Долой немецких псов! Да здравствует польский Данциг!”{61} Ходили слухи, что в Верхней Силезии уже начались бои. Многие считали войну неизбежной. Почти никто не сомневался [91] в том, какую позицию займет в этом случае немецкое национальное меньшинство.
28 апреля 1939 года Гитлер объявил о расторжении польско-германского пакта о ненападении.
Первыми жертвами неизбежной реакции Польши на данное событие снова оказались местные немцы. Немецкие сельскохозяйственные кооперативы были распущены, ряд немецких школ (их и до этого уже было немного) закрыли, местные немцы - активисты культурных учреждений - были арестованы. В середине мая в одном из городков, где на 40 000 поляков приходилось 3000 немцев, во многих немецких домах перебили утварь, разгромили несколько магазинов. В середине июня были закрыты все немецкие клубы, еще продолжавшие действовать к тому времени.
Между тем внутри самой Германии немцы развернули усиленную психологическую подготовку к войне. В апреле Гитлер принял окончательное решение о развязывании агрессии. Геббельс приказал журналистам публиковать все более и более провокационные сенсационные сообщения. Начиная с первых дней августа не проходило ни одного дня, чтобы немецкие газеты не поднимали жалобного крика о “преследованиях”, которым подвергается немецкое национальное меньшинство. Иногда подобные жалобы имели под собой некоторые основания, однако чаще всего это была заведомая выдумка или преувеличение.
Могли ли в этих условиях польские власти прийти к какому-либо другому заключению, кроме того, что немцы готовятся воевать? Власти принимали все новые и новые предупредительные меры против местных немцев, которые отвечали тем, что совершали тысячи попыток уйти через границу; при этом ими руководило не столько желание избавиться от трудностей настоящего, сколько страх перед будущим, которое их ожидало в случае войны.
