Валентин Пронин - Царь Саул
Но Саул не хотел и слышать о дележе добычи.
— Нашими руками совершилась месть бога, — мрачно заявил он, весь покрытый кровью врагов и сам получивший несколько кровавых рубцов и ссадин.
Огромным костром полыхали сваленные в груду шатры. Воины подтаскивали новые, не забывая всё-таки припрятать за пазуху кто — бронзовый нож, кто — ожерелье из бисера или серебряный браслет знатного аммонита. Начали перевязывать раненых. Горожане везли на повозках большие сосуды с водой и вином. Поражённых в битве наиболее серьёзно понесли осторожно в город. Всего из ополчения погибло около сотни воинов. Их следовало похоронить с соблюдением обрядов и чтением молитв в удалённой от города, тщательно выбранной пещере. Трупы врагов тащили за ноги, с язвительным смехом кидали в жарко пламенеющие костры.
Солнце давно поднялось в ослепительно-синем небе. Запах запёкшейся крови и быстро разлагающихся трупов становился невыносимым. После ночного похода и недолгой, но яростной резни, даже те воины, кто не получил ранений, чувствовали свинцовую усталость.
Саул с наслаждением выпил несколько чаш воды и вина, наскоро омыв своё окровавленное и потное лицо. Оставалось свершение личной мести.
Захваченного живым царя Нахаша подвели к Саулу.
Суровое лицо Нахаша было рассечено. Красный ручеёк извилистой нитью струился по лицу и капал ему на грудь. Руки Нахаша связали за спиной. Густые, никогда не стриженные, курчавые волосы, как накидкой, покрывали его спину до поясницы. Слегка сощуренные глаза аммонита не выражали страха.
Сопровождающие Саула воины стали сквозь зубы ругать пленного царя и постепенно окружали его тяжело дышащим от злобы плотным кольцом. Они готовы были разорвать его в клочья.
— Ты хотел получить дань с этого города и выколоть мужчинам правый глаз? — спросил Саул. — Ты хотел нанести бесчестье всему Эшраэлю?
Нахаш молча кивнул, выказывая внешнее равнодушие к происходящему.
— Выколите ему правый глаз, — также равнодушно приказал Саул.
Бецер вынул из-за пояса узкий нож и старательно выколол аммониту глаз, пока того крепко держали под руки. Нахаш хрипло выговорил на языке ибрим ругательство, содержащее некое указание на алчность народа Эшраэлева.
Тогда Саул схватил Нахаша за бороду, заплетённую в косу, и сорвал с неё золотой овал с крылатым быком. Вслед за тем в руке Саула оказались золотые серьги, выдранные из ушей аммонита с мясом. Саул бросил украшения на каменистую землю и растоптал их.
— Ты грозил повесить старейшин этого города, — произнёс он и, немного подождав, закончил: — Повесьте его на дереве.
Для совершения казни Саул выбрал кряжистый дуб с корявыми сучьями. Отвернувшись, он вместе с оруженосцем Бецером, начальниками элефов и со своими добровольными телохранителями пошёл к воротам Явиша Галаадского, чтобы встретиться со старейшинами и простыми людьми.
Абенир отстал от сопровождающих Саула. Слегка посвистывая, им приблизился к группе юдеев, тащивших Нахаша к дубу. По дороге он наклонился, подобрал золотые украшения, растоптанные Саулом, и положил их за пазуху.
— Ты, судя по всему, не боишься смерти, — подойдя к аммонитскому царю, сказал Абенир.
— Всякий человек рождён, чтобы умереть, — хладнокровно заметил Нахаш и посмотрел на Абенира одним глазом. — Может быть, и тебе недолго вдыхать воздух.
Ноздри плосковатого носа двоюродного брата Саула напряглись и раздулись от сдержанного бешенства.
— Я с удовольствием зажарил бы тебя на костре, как барана. Но царь приказал тебя повесить, и я не могу ослушаться. — Абенир повернулся к юдеям, уже разматывавшим длинные ремни, вменявшие верёвку. — Повесьте его за волосы. Пусть хищные птицы выклюют ему оставшийся глаз и полакомятся его мозгом, пика он жив.
Юдеи собрали в пук густую гриву Нахаша, искусно вплели и полосы тонкий ремень, а в грех местах перехватили ещё и широкой ремённой петлёй.
Наконец аммонитский царь повис, как спелёнутая кукла, слегка покачиваясь под разлапистой кроной дуба. Из рассечённого лба и опустевшей глазницы продолжала течь кровь. Нахаш понимал, что скоро умрёт от потери крови. Он закрыл единственный глаз, не желая видеть, как горит его лагерь, а враги носят и бросают и огонь трупы его удальцов, его бесстрашных, но несчастливых воинов.
Абенир повелительным тоном, как помощник Саула, распорядился охранять висевшего на дубе Нахаша.
— Стойте поодаль, не пугайте птиц, — сказал он. — Но можете меняться.
Подойдя к городским воротам, Абенир оглянулся. Он отметил про себя, что орлы-стервятники уже слетаются с холмистой гряды. Два стервятника сели на ветви дуба и, вытянув голые морщинистые шеи, передвигаются ближе к повешенному за волосы Нахашу.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Возвратившись в Гибу, Саул отпустил воинов по домам. Но ещё до его возвращения слухи о победе над аммонитским царём распространились всюду по областям Эшраэля, по всему Ханаану.
Саул понимал, что в захваченных пеласгами городах ставленники пелиштимских князей закусили с досады губы, а правители ханаанских городов, сохранивших независимость, призадумались.
Племена «ночующие в шатрах», наверное, решили отомстить за разгром аммонитов и казнь Нахаша. Пойти его путём, но достигнуть удачи замыслили мохабиты, амаликцы а также многочисленные аморреи.
Но самое главное — началась распря между его благожелателями и ненавистниками из разных колен Эшраэля.
Те судьи и «адирим», которые не прислали воинов и надеялись на его поражение, были встревожены. Надменные «северяне» дерзнули не исполнить древний обычай, не подчинились, увидев часть бычьей туши и письменное послание царя.
— Смерть им! — требовали поддержавшие Саула юдеи, шимонеи, эфраимиты и люди Заиорданья. Поддерживали его, конечно, и земляки-бениаминцы, и прочие дети Эшраэля, не злобствующие из-за избрания царём землепашца.
К главному судье явились представители общин с требованием наказать отступников, отвергнувших закон и не собравших ополчение. Шомуэл старался их урезонить, хотя был согласен с тем, что нарушение закона (а это не просто закон, это заповедь бога) должно сурово караться верными почитателями Ягбе. Но Шомуэл и сам приуныл, узнав о великолепно осуществлённом нападении на аммонитский лагерь.
Главный судья расспросил участников сражения, стараясь выведать — не нарушил ли Саул основных правил священной войны: бескорыстия и беспощадности. Однако придраться к чему-либо было невозможно. Помимо выполнения полководческих задач и личной храбрости, Саул и здесь оказался безупречен. Все захваченные в плен враги убиты. Имущество их сожжено и уничтожено. Верблюды и овцы зарезаны и брошены на растерзание птиц и зверей. Царь Эшраэля не покусился ни на скот, ни на рабов, ни на золотые украшения. Взял только несколько медных шлемов и кое-что из оружия. Но это имело оправдание из-за ограничений пеласгов, запрещавших людям ибрим приобретение металлических изделий.
Толковые и преданные молодому царю юноши, добровольно поселившиеся рядом с Гибой, тоже горели желанием побить камнями негодяев, предавших народ, обуреваемых тщеславием и завистью. Они призывали снова собрать ополчение и идти ни север. Они говорили о странном попущении главного судьи Шомуэла, проявившего необычную мягкость к отщепенцам. «Собираем элефы!» — горячились молодцы, видевшие свою судьбу только в связи с военными удачами Саула.
— Нет, — сказал на это Саул, — мы не должны затевать смуту. Это только обрадует наших врагов. Мы найдём в себе терпение и добросердечие. Может быть, некоторые противники моего избрания одумаются. Ведь помазать меня приказал Шомуэлу сам великий бог Абарагама, Ицхака и Якуба. Да будет воля его незыблема и да расточатся, как утренний туман, все враги его!
Слыша эти слова, отец Саула Киш разевал от удивления рот. Дядя Нир, наоборот, прикусывал ноготь на правом большом пальце и качал головой.
— Опять пророчествовать начинает… — бормотал Бецер, втягивая голову в плечи. Энергичный и смелый Абенир весело подмигивал ему, а низкорослый Гист поглаживал узкую бороду в тонко, по-хитрому, улыбался.
— Правильно, Саул бен Киш, — шептал про себя опытный лекарь и переводчик. — Всё делаешь правильно, а мы постараемся тебе помочь.
Неукротимые сторонники Саула продолжали шуметь по всем землям Бениаминовым, Юдиным, Эфраимовым и в городах Заиорданья. Кто говорил: «Саулу ли царствовать над нами?» Дайте нам них людей, и мы умертвим их! — Приходили такие неистовые правдолюбцы к главному судье.
— Где же закон и правда? — спрашивали они у Шомуэла. — Ты первосвященник, прозорливец и человек божий. Почему ты не скажешь: царь Саул или не царь? — Они возмущались перед лицом Шомуэла, вышедшего после моления из священной Скинии. Ему пришлось согласиться с ними и объявить новое собрание представителей двенадцати колен Эшраэля в Галгале. Но определённый срок он не назначил; сказал, что будет лежать ниц перед Ковчегом Завета и слушать голос Ягбе, снизошедшего к его мольбам и стенаниям.
