Саймон Скэрроу - Братья по крови
Суть ремарки друга молодой командир понял мгновенно. Он кивнул и обратился к трибуну нейтральным тоном:
– Я так понимаю, это для тебя первое сражение?
– Ну да, выходит, так.
– В таком случае используй его как шанс смотреть и учиться. А проявить себя ты еще успеешь. Хорошие солдаты учатся на опыте. Или платят цену.
Отон посмотрел с серьезностью во взоре и перевел взгляд обратно на позиции врага:
– Я понимаю.
Спустя минуту верховный решил, что насмотрелся достаточно. Отдав лаконичные приказы разместить вдоль берега караулы, он сел на лошадь и поехал обратно в лагерь. Офицеры из ставки засобирались следом за ним. Кое-кто еще задержался, озирая зловещие укрепления на том берегу, но затем и они разъехались по своим подразделениям. Там еще шла монотонная работа: люди рыли ров и насыпали вал вокруг обширной площади, необходимой для размещения двух легионов, а также подразделения Девятого, восьми когорт ауксилариев, обоза и сопровождающего люда. Место напоминало скорее небольшой городок, чем лагерь. В землю уже были вогнаны опоры для башен, и люди сейчас занимались установкой поперечных балок и каркасов. Отон, подъехав к линии палаток когорт Девятого, взмахнул рукой и погнал коня рысью, направляясь к своей штабной палатке, которую его люди возвели до того, как установить свои собственные, куда более скромные, где впритык друг к другу ютилось по восемь человек.
– Парень думает, как бы поскорее юркнуть под бочок своей красавицы, – хохотнул Макрон. – Я сам не из породы женатиков, но нахожу неоспоримые преимущества в том, когда солдата в походе сопровождает жена. Экономия получается неоспоримая, – добавил он с лукавой улыбкой.
– Насчет этого судить не берусь, – сказал Катон. – Но мне почему-то кажется, что она из тех женщин, содержание которых обходится недешево.
– Помимо твоей славной супруги, назови хотя бы одну из аристократического сословия, которая составляет исключение.
Катон улыбнулся.
– И это, мой друг, одна из причин, по которой я на ней женился. А про остальные даже не спрашивай.
– Ни-ни. – Какое-то время Макрон ехал молча, а затем спросил: – Известий из дома за последнее время никаких?
– С той поры, как мы сюда высадились, – нет.
– А это было уже пять месяцев назад.
– А что делать, – со вздохом пожал плечами Катон. – Мы воюем на самом краю обитаемого мира. Сюда от Рима письмо идет несколько месяцев.
– Это так. Но я уверен, что с твоей Юлией все в порядке. Здоровье у нее исправное, а верность как у ветерана. Не то чтобы я подвергал сомнению…
– Да, конечно. Но довольно об этом, – сжато произнес Катон. – Раздумывать над этим я не могу. Во всяком случае, сейчас, пока не побежден Каратак.
Макрон кивнул, а сам исподтишка поглядел на друга, хорошо понимая истинную причину уклончивого ответа. Парень обрел свою любовь, но армейская жизнь такова, что не прошло и месяца после женитьбы, как он уже был вынужден покинуть Юлию. А прежде чем он увидит ее снова, пройдет, не исключено, еще несколько лет, за которые может случиться все, что угодно. Так печально размышлял Макрон на подъезде к рядам палаток обозного сопровождения.
Синея, грустно умирали сумерки. Приступа сегодня не предвиделось, а потому вражеское воинство в большинстве своем стало расходиться с укреплений, взбираясь к своему становищу на вершине холма. Там сейчас зажигались костры, и холмистый гребень освещался россыпью дальних огоньков. Римским солдатам на берегу оставалось лишь гадать о том, какое число составляет смутно различимый с берега неприятель. Большинство караульных помалкивали, однако время от времени через глухо шумящую реку на тот берег летели смачные ругательства, которые через какое-то время пресек опцион, громогласно прооравший своим подчиненным заткнуться и вести наблюдение молча. Вниз по склону скатывались отголоски смеха и пения: воинство Каратака на холме напивалось и раззадоривало себя в преддверии грядущей битвы.
В римском лагере настроение было не столь залихватское, более приземленное: солдаты занимались обычной рутиной своей армейской жизни. Когда были установлены палатки, они принялись готовить свою простецкую вечернюю трапезу, а затем те, кто входил в первую смену вечернего караула, надели доспехи, взяли оружие и разошлись по своим постам. Их товарищи в это время сидели у костров, занимаясь починкой снаряжения и точа оружие перед завтрашним боем. Все это протекало за негромкими разговорами. Те, кто еще не успел применить свою нелегкую выучку в кровавой бойне, сидели в молчании, поддерживая в себе мужество и пытаясь отогнать многочисленные страхи – смерти, увечья, жуткого хладного удара вражеского копья, меча, стрелы или крушащего заряда пращи; ну и, что хуже всего, неспособности скрыть свой страх перед лицом боевых товарищей. Другие держались поближе к ветеранам, ища совета и наставления насчет того, как лучше совладать с тем, чего не миновать. Советы были неизменно одни и те же: верить в свою выучку, полагаться на волю богов и убивать все живое, что стоит на пути.
Такая же угрюмая сосредоточенность царила и в штабном шатре, где Осторий со своими старшими офицерами обдумывал события завтрашнего дня. Подчиненные верховного сидели на стульях и скамьях возле края шатра. Вторил мрачности и скудный свет масляных ламп, в трепетных отсветах которых Осторий обратился к собранию:
– Конные патрули прошли вдоль реки по десять миль в обоих направлениях. Подходящих переправ для армии, судя по всему, нет. Если нам сняться с места, отправиться вдоль берега и идти, пока не наметится путь в обход сил Каратака, то тогда он, понятно, будет вынужден уйти с холма и продолжить отступление. Но в таком случае враг будет все более смыкаться со своими линиями снабжения, расположенными в ордовикских землях, а мы, наоборот, растягиваться, и тогда преимущество в снабжении окончательно перейдет к врагу. Мы уже убедились, как легко ему удавалось этим играть, избегая нас в предыдущих кампаниях. – Осторий сделал паузу, после чего истово продолжил: – Я не хочу провести еще один год в этих гнусных горах, гоняясь за тенями! Не хочу видеть, как наши легионы и когорты ауксилариев медленно обескровливаются в бесконечных стычках и набегах. Боги наконец поместили Каратака перед нами, и мы должны прихлопнуть его здесь. Я более не дам ему повода выйти из соприкосновения с нами и улизнуть. Он предложил нам битву на своих условиях, и хотим того или нет, но мы должны ее принять.
Он оглядел шатер, чтобы убедиться, что его намерения поняты.
– Поскольку положение именно таково, мы должны совершить фронтальный бросок через реку. Я решил, что первый натиск последует завтра в полдень. Это даст нам время установить и пустить в ход метательные орудия, которыми мы разгромим их укрепления. Как только в них образуются бреши, мы сумеем прорваться и занять холм… Вопросы есть?
– Тьма, – шепнул Макрон другу. – Но чем соваться, я лучше промолчу: целее буду.
– Тогда спрошу я, – тихо сказал Катон.
Подавшись вперед на стуле, он поднял руку, привлекая к себе внимание верховного.
– Префект Катон? – якобы удивленно повернулся верховный, закладывая руки за спину. – Что именно вас интересует?
– Командир, до первой линии вражеских укреплений наши орудия с трудом, но все же дотянутся. А вот до второй – уже нет. Их мы снести не сумеем.
– Я это понимаю. Нашим людям придется через них пробиваться.
– Но чтобы это сделать, им вначале надо будет перейти реку, как-то пробраться через вбитые в дно колья, вскарабкаться на противоположный берег, а затем влезть на холм – и все это в полном снаряжении. Затем с боем прорваться через бреши в первой линии и подняться по склону наверх ко второй. Все это время нас, несомненно, будут осыпать сверху камнями и стрелами. А потому можно с уверенностью предположить, что на подходе ко второй линии наши люди уже утомятся и не смогут сражаться в полную силу.
– И тем не менее сражаться они будут. Я верю: они прорвутся, и в итоге победа будет за нами.
– Но потери при этом окажутся очень велики, командир. Я бы сказал, чрезмерно.
– Все может быть. И если это цена, в которую нам обойдется окончательная победа над Каратаком, то нам ее придется заплатить. А впрочем, префект Катон, лично вам волноваться нет смысла. Вы ведь со своими людьми будете стеречь обоз и в битве не примете никакого участия. Так что вам потери не грозят.
Кое-кто из офицеров при этой колкости не смог сдержать улыбки, отчего Катон почувствовал, как в жилах жарко запульсировал гнев. За быстрое продвижение по службе над ним, пожалуй, еще можно было подшучивать, но никак не за отсутствие смелости. Он с усилием заставил себя говорить спокойно:
– Ввиду вызова, перед которым окажется наша армия завтра, прошу вас позволить, чтобы мои люди тоже участвовали в приступе. Они уже не раз проявляли себя в бою с врагом.
