Эдвард Резерфорд - Париж

Священник писал, что понимает, какой жертвой для Роланда станет отказ от учебы в университете и духовной карьеры. Действительно, подумал Роланд, он покидал бы Париж с сожалением, если бы не проблемы из-за Мартины. Далее священник напоминал, что не дело простым смертным перечить Провидению. Нужно молча склонить голову и выполнять свой долг. Очевидно, продолжал он в письме, Господь подал знак, желая, чтобы Роланд служил Ему иным образом.

Роланд устроил все в тот же день. Сказал преподавателям, будто отец срочно посылает его в Нормандию, но что он надеется на скорое возвращение. Друзьям сказал, будто тайно отправляется в Италию с намерением учиться в университете Болоньи. Мартине он вообще не послал никакого сообщения. Надеясь сбить ищеек со следа, Роланд провел ночь в доме доброго священника, а на следующее утро пустился в путь – домой, в долину Луары.

Поскольку Роланд никогда не интересовался тем, что происходило в Париже после его отъезда, то и не узнал, что спустя шесть месяцев Мартина вышла замуж за торговца по имени Ренар. Но если бы узнал, то порадовался бы и за нее, и за себя.

Глава 4

Тома Гаскон нашел любовь всей своей жизни в первый день июня, утром. Днем ранее прошел дождь, и по небу над Триумфальной аркой все еще летели серые облака. Но каштаны уже стояли в полном цвету, в воздухе чувствовалось приближение лета.

Он пришел на похороны, как и множество народу со всего Парижа.

Писателей во Франции почитали. И когда в возрасте восьмидесяти трех лет скончался Виктор Гюго, любимый всеми автор «Отверженных», «Собора Парижской Богоматери» и других книг, Франция устроила ему похороны, как государственному деятелю.

К Триумфальной арке, где был выставлен гроб с телом писателя, пришли законодатели, сенаторы, судьи, представители университетов и академий. Более двух миллионов человек выстроились вдоль пути, по которому пройдет похоронный кортеж: вдоль Елисейских Полей до площади Конкорд, по мосту через Сену на левый берег, а там по бульвару Сен-Жермен и вплоть до вершины старого римского холма в Латинском квартале, где теперь стоял Пантеон, готовый принять величайших сынов Франции.

Париж еще не видывал такого многолюдного собрания – ни в дни короля-солнца, ни во время революции, ни даже при императоре Наполеоне.

И все это ради романиста!

Чтобы успеть найти хорошее место, Тома прибыл еще до рассвета. Кое-кто, желая занять лучшие позиции, ночевал на улице, но Тома был хитрее. Он заранее изучил местность и выбрал точку на южной стороне Елисейских Полей, где и встал теперь, прижавшись спиной к зданию.

Широкая улица быстро заполнялась народом, и вскоре Тома полностью загородили спины, но это его не беспокоило. Он терпеливо ждал, пока полиция и солдаты не оцепили зрителей, чтобы расчистить кортежу путь. После этого в толпе стало так тесно, что невозможно было шевельнуться. Вот тогда-то он и сделал то, что задумал.

Сначала он дотянулся до веревки, которую заранее обмотал вокруг талии, и распустил свободный конец с привязанным маленьким крюком. Прямо за Тома, примерно на уровне его плеч, по каменному фасаду здания шел небольшой выступ, а над выступом было окно, защищенное снаружи металлической решеткой. Тома ловко подбросил веревку так, чтобы крюк зацепился за прут решетки.

Затем, схватившись за плечи двух стоящих перед ним, быстро подтянулся. Не успели соседи сообразить, что происходит, а он уже вскарабкался по их спинам и, встав ногой на голову одного, второй оперся о выступ, дотянулся до решетки и привязал себя к ней с помощью все того же крюка и веревки. Двое мужчин многословно выразили негодование его бесцеремонным поведением, и один даже попытался ударить Тома по ноге. Однако в тесноте было не замахнуться как следует, и когда Тома сделал вид, будто собирается пнуть недовольных, те еще пару раз обругали его свиньей и отвернулись.

Благодаря такому трюку Тома, надежно примотанный к решетке веревкой, мог поворачиваться вправо и влево и наблюдать за всем происходящим поверх голов стоящих впереди.

В зданиях, обрамляющих улицу, все балконы были забиты; из каждого окна торчали головы. Некоторым пришлось заплатить немалые суммы за эти удобные места. А у Тома место было ничуть не хуже и притом абсолютно бесплатное.

Слева от него широкое пространство вокруг Триумфальной арки было отведено для высокопоставленных лиц, одетых в глубокий траур или военную форму. Сама арка представляла собой невероятное зрелище. Тремя годами ранее на нее установили большую скульптуру богини победы в колеснице, отчего грандиозное строение приобрело еще более драматичный вид. С одного края арки свисало огромное черное полотнище, словно занавес; по углам развевались траурные флаги. А почти весь центральный проем занимал богато украшенный массивный катафалк высотой около восемнадцати метров, в котором лежало тело Виктора Гюго.

Это было больше чем похороны. Это был апофеоз.

Собравшиеся были все в черном. Обеспеченные люди – еще и в черных цилиндрах. Тома тоже надел короткую куртку, которая была достаточно темной, но на голове у него была синяя рабочая шапочка. Оставалось только надеяться, что Виктора Гюго это не обидело бы.

Тома смотрел в сторону арки, где началась панихида, когда его взгляд упал на ту девушку.

Она стояла метрах в пятнадцати от него, в первом ряду зрителей. Ему был виден только ее затылок, и это был самый обычный девичий затылок. И вроде не было никаких причин, чтобы в море людских голов обратить внимание именно на эту голову. Но по какой-то причине она показалась Тома особенной.

Он смог разглядеть, что у девушки кудрявые каштановые волосы. Кожа на шее была бледной. Тома не видел, во что одета девушка, но решил, что она, вероятно, принадлежит к бедному сословию, как и он сам. Ему хотелось, чтобы она обернулась в его сторону.

Под аркой одна за другой произносились прощальные речи. Тома не слышал и половины того, что говорили, но это не имело значения. Главное то, что он здесь. Он принимает участие в великом событии.

К тому же всем известно, что может быть сказано на этих похоронах. Виктор Гюго являлся не только великим романтическим поэтом и романистом. Его девизом были слова «Свобода, Равенство, Братство», и жил он в соответствии с ними. Когда Наполеон III провозгласил себя диктатором, Гюго пристыдил его перед всем миром, удалившись в изгнание на остров Гернси и отказываясь вернуться на родину до тех пор, пока не будет восстановлена демократия. Когда во Францию вступили немецкие войска, он возвратился тотчас же, чтобы разделить судьбу жителей осажденного Парижа. Он был и депутатом, и сенатором, а в конце жизни поселился на одной из тех прекрасных авеню, что лучами расходятся от Триумфальной арки. Он был величайшим патриотом Франции, совестью нации, одним из лучших представителей эпохи.

Несколько лет назад в качестве подарка на день рождения город назвал авеню, на которой жил Виктор Гюго, его именем.

Время от времени, когда заканчивалась очередная речь, над толпой взлетала волна аплодисментов. И каждый раз Тома внимательно следил за девушкой: не обернется ли она в перерыве между речами? Она иногда меняла позу, но лица ее он так и не смог увидеть. Тем временем облака исчезли за горизонтом и Триумфальную арку залил солнечный свет.

Наконец церемония завершилась. Тома услышал, как церковный колокол пробил полдень. И в этот момент словно небо раскололось над Парижем: это пушечные выстрелы сотрясли воздух. Орудие за орудием отдавали последний салют писателю, и каждый разрыв многократным эхом отражался от зданий, так что невозможно было понять, где стоят пушки.

Тома увидел, что девушка шагнула на проезжую часть, желая понять, откуда раздаются выстрелы. Она посмотрела направо, налево, а потом повернулась, заметила его и замерла. Ее удивление было понятно: Тома, повиснув на веревке и упираясь ногами на выступ в стене, покачивался из стороны в сторону и словно парил над головами. А что касается самого Тома, то он воззрился на девушку, как на чудо.

На ней было скромное платье простой работницы, лицо усыпали светлые веснушки, носик маленький, рот не слишком широкий, но щедрый. Глаза, насколько он сумел разглядеть с такого расстояния, карие. Она посмотрела на него озадаченно. А потом улыбнулась.

Как ни странно, в тот момент он не почувствовал восторга. Напротив, на него снизошло необыкновенное спокойствие, словно все в мире вдруг встало на свои места.

Это она. Он не знал, как, почему, откуда ему это известно, но это она, та самая девушка, на которой он женится. Она была его судьбой, и ничто не могло изменить этого. Его наполнило ощущение легкости, тепла и покоя. Тома улыбнулся ей в ответ. Почувствовала ли она то же самое? Ему показалось, что да.

Но в это время гигантский кортеж начал движение. Солдат заставил девушку встать обратно на тротуар. Она повернулась, толпа зашевелилась, и Тома потерял ее из виду.