Под белым орлом - Грегор Самаров
— Всё, что вы говорите, ваше величество, — правда, — ответил граф Игнатий, — но прошу вас верить, что и в моём отечестве достаточно людей, сознающих эту истину, серьёзно мыслящих и стремящихся спасти свою родину при помощи настоящего короля, который в состоянии сорганизовать Польшу, укрепить её и освободить из-под русской власти. Король Станислав не может быть таким королём; фаворит Екатерины никогда не будет государем, которому поляки выкажут почтительное повиновение и преданность. Ему придётся отступить не пред революцией, направленной против него лично, а пред новым принципом, сменяющим настоящую форму правления, пред принципом самостоятельного, сильного, независимого королевского достоинства.
— Ах, вот о чём вы думаете? — удивлённо произнёс король, и в выражении его лица отразилось, как сильно заинтересовали его слова графа. — Мысль, может быть, и хорошая, но как вы намерены осуществить её? Как мне кажется, для этого слишком поздно; пятьдесят лет тому назад, пожалуй, возможно было это, но теперь Польша слишком поддалась своему бессилию и русскому господству.
— К сожалению, вы, ваше величество, и в этом правы, — ответил Потоцкий; — к сожалению, польской нации невозможно более достигнуть своими собственными силами освобождения. Но ведь возможно пробудить народ, заставить его подтянуться и окрепнуть, благодаря мощному королю, рука которого была бы достаточно сильна, чтобы защитить страну извне и обеспечить ей внутренний порядок.
— Где же вы намерены найти его? — спросил Фридрих. — Я знаю ваших магнатов. Вы найдёте вполне понятным, что в качестве соседа я зорко слежу за состоянием Польши. Я не знаю никого, кто был бы способен стать таким орудием, и если бы я имел в виду даже вас, граф, столь ясно провидящего условия жизни своего отечества, — с любезной учтивостью прибавил он, — то всё же я должен сказать, что нигде не вижу опоры, которая при этом могла бы быть к вашим услугам.
— О, Боже мой, ваше величество! — воскликнул Потоцкий. — Я думал не о себе, клянусь Богом, не о себе! Я не претендую ни на что, кроме усерднейшей, преданнейшей и верной службы монарху, которому моя родина доверит свою будущность. А этим монархом, этим спасителем несчастной Польши, этим основателем той будущей перегородки между Востоком и Западом, этим государем не может быть никто иной, кроме повелителя, пред мечом которого трепещет вся Европа, пред справедливостью которого преклоняются все народы, на мудрость которого они удивлённо взирают... Да, им не может быть никто иной, кроме великого короля прусского Фридриха!
Король оперся обеими руками о трость и долго не спускал с графа безгранично удивлённого взора. Мысль, только что высказанная графом Потоцким, казалось, ошеломила его своею неожиданностью и на несколько минут лишила великого короля его обычного самообладания. По крайней мере он долго не произносил ни слова и как бы собирался с мыслями.
— Я? — спросил он затем. — Я? Такая идея могла зародиться в вашей голове? Мне вы желали предложить последовать примеру Августа Саксонского, почти погибшего из-за польской короны?
— Саксония — не Пруссия, ваше величество, — возразил Потоцкий, — и Август не был Фридрихом Великим... Король прусский, повелитель сильного, способного защищаться народа, будет и мощным королём польским, будет достаточно силён, чтобы осуществить гигантскую задачу, предстоящую ему там.
Фридрих сострадательно усмехнулся, потом сказал:
— Это — новый род лести, граф, которая, может быть, и оказала бы воздействие на двадцатилетнего короля. Но не забывайте, что вы разговариваете со стариком, который одною ногою уже стоит в гробу и часто от души жаждет склонить на вечный покой свою усталую голову.
— Такие монархи, как вы, ваше величество, не старятся, — возразил Потоцкий, — они завершают в один миг то, что в мировой истории созревает веками; ваш ум и ваши силы останутся живы в прусском народе и в ваших преемниках. Прусский король на польском престоле сумеет подчинить себе и разбудить силы польского народа; он остриём своей шпаги спугнёт со своих границ жадные русские аппетиты.
Король всё ещё улыбался.
— Странный бред! — сказал он; — но я всё-таки благодарен вам за ваше мнение обо мне. Однако мы зашли в область фантазий, которые далеко отвлекли нас от нашего первоначального разговора.
— Мы не уклонялись далеко от него, — возразил Потоцкий. — То, что я имел честь говорить вам, ваше величество, — далеко не фантазия; это — строго продуманный, заботливо подготовленный к осуществлению план.
— Что вы говорите? — сказал Фридрих. — Неужели кроме вас ещё существуют лица, которые носятся с подобными мыслями, которые считают такого рода фантастические планы возможными?
— Об этом говорили...
— Это в самом деле ново! — перебил его Фридрих, громко смеясь, но с очевидным неудовольствием, — дебатируют о новом короле, а он и сам ровно ничего не знает об этом.
— Как я уже имел честь говорить вам, ваше величество, план совершенно подготовлен, — продолжал граф Игнатий; — мой брат, фельдцейхмейстер, принадлежит к числу посвящённых, которые желали бы видеть своё отечество великим и могущественным. Даже те, кто на стороне республиканской формы правления, признали, что Польша может быть спасена таким наследственным монархом, как вы, ваше величество. Всё устроено. При первом удобном случае король Станислав Август будет низложен и будет провозглашена наследственная монархия. Тогда сейм единогласным решением провозгласит вас первым наследственным королём польским. Немногочисленные противники этого не посмеют громко выразить своё несогласие, если вы, ваше величество, в этот момент прикажете своим войскам двинуться в пределы Польши, которая тогда ведь будет вашим законным владением. Императрица Екатерина попризадумается, прежде чем начнёт войну с королём прусским и польским, повелевающим всеми прочно сорганизованными силами прусского государства и воодушевлённой польской нацией, которая под его предводительством сделается непобедимой. Всё это подготовлено и всё это свершится, как только вы, ваше величество, подадите знак к тому. И, чем скорее это случится, тем вернее будет успех и тем более блестящей будет славная будущность моего отечества под скипетром Гогенцоллернов.
Фридрих провёл рукою по лбу и несколько минут ходил взад и вперёд по комнате, стуча тростью по паркету.
Затем король остановился пред графом Потоцким и, проницательным взором посмотрев ему прямо в глаза, строго спросил:
— Вы говорите, что всё это готово? И вы считаете возможным, что я мог бы согласиться на подобный
