Князья веры. Кн. 1. Патриарх всея Руси - Александр Ильич Антонов
— Донской монастырь где, люди добрые? — спрашивает совсем не русским говором Сильвестр.
— На дороге стоишь, туда и сворачивай, — и рукой показал пристав в сторону монастыря. А дьяк всё ещё дивился на путников.
Сильвестр рубль серебряный дьяку подал, приставу — тоже, поклонился:
— Спасибо, служилые, — и вернулся к возку.
Они с любопытством смотрели, как Сильвестр исчез в возке — будто влетел туда, как вороной конь — про пегого они забыли — свернул к монастырю да тут же и растаял, как в тумане. Дьяк и пристав будто онемели. Лишь крепко сжимали в потных кулаках серебряные монеты.
О том, что они от самого Смоленска гнали впереди себя утеклеца, ни дьяк, ни пристав так и не вспомнили. Да и потом, как докладывали о своей справе боярину Семёну Годунову, словом не обмолвились о Сильвестре и его жёнке, будто и не ведали таких. А послухов рядом не оказалось. Куда как сила Сильвестрова взяла их в полон, даже Семён Никитович своим пронзительным взглядом не уличил в сокрытии «государева дела». Он остался доволен своими посланцами и, выслушав их, тотчас поспешил к Борису Годунову.
* * *
Правитель Борис, прежде чем идти на доклад к царю, поделился новостью с Иовом, пересказал всё то, что услышал от дяди Семёна.
— Возрадуйся, отче владыко, спешит к нам в гости сам патриарх первейший Царьградский Иеремия. И полномочия от других патриархов имеет, и на престоле Византийской церкви сидит.
— Что же первосвятителя в Смоленск привело? Или с пути сбился?
— Смоленск наш город славный. Слышал о нём и патриарх Иеремия. Молва не знает рубежей, — рассказывал Борис, — но сие присказка, а сказка — впереди. Будто бы позвала патриарха в Смоленск, хвала ей великая, икона Пречистой Смоленской Богородицы Одигитрии.
Так или не так всё случилось с патриархом, Борис не переживал. Главным для него было то, что Иеремия вёз добрые вести, угодные царю и церкви. И снова он вспомнил о Николае-греке, о Сильвестре-ведуне. Неужели, думал он, сии два человека пропали: ни весточки за год. Сколько купцов из южных краёв его люди опросили.
— Иди, сын мой, порадуй царя-батюшку, — вывел из задумчивости Бориса митрополит.
— Бегу, отче владыко, — ответил Борис и покинул палаты Иова.
...Московское духовенство стало готовиться к торжественной встрече первосвятителя православной церкви патриарха Иеремии. Россияне чтили Царьградского патриарха и считали его первым в христианском мире. Его приезд совпадал с шестисотлетием крещения Руси. Иов благодарил Бога за то, что он распорядился прибытием Иеремии как раз в сие знаменательное время. По церквам и соборам в честь священного праздника служили молебны, с амвонов звучали проповеди.
Сам Иов обращался к прихожанам каждый день со словами древней правды:
— Да пришёл день, когда великий князь Владимир-солнышко послал по всему Киеву дружину со словами: «Если не придёт кто завтра на реку — будь то богатый, или бедный, или нищий, или раб — да будет мне враг». Услышав это, люди с радостью пошли, ликуя и говоря: «Если бы не было сие хорошим, не приняли бы новую веру князь и бояре». На следующий же день вышел Владимир с попами цареградскими и корсунскими на Днепр, и сошлось там людей без числа. Вошли в воду и стояли там одни до шеи, другие же по грудь. И была видна радость на небе и на земле по поводу стольких спасаемых душ; а дьявол говорил, стеная: «Увы мне! Прогоняют меня отсюда! Здесь думал я обрести себе жилище, ибо тут не слышно было учения апостольского, не знали здесь Бога, служили мне...»
Владимир же был рад, что познал Бога сам и люди его, посмотрел на небо и сказал: «Христос Бог, сотворивший небо и землю! Взгляни на новых людей этих и дай им, Господи, познать Тебя, истинного Бога, как познали тебя христианские страны. Утверди в них правильную и неуклонную веру и мне помоги, Господи, против дьявола, да одолею его козни, надеюсь на тебя и на твою силу».
Верующие слушали Иова затаив дыхание. Купол собора сиял, наполненный солнцем. И наступило время встречи большого гостя.
На всём пути от Смоленска до Москвы по монастырям и городам, по селениям торжественно трезвонили колокола в честь патриарха. В Москве тысячи горожан вышли на улицы, отправились далеко за заставу, за село Дорогомилово, на Смоленскую дорогу, чтобы первыми узреть Царьградского патриарха-владыку.
Когда же Иеремия появился в пределах Москвы, все сорок сороков её соборов, церквей, монастырских звонниц в одночасье ударили в колокола. Никогда в жизни Иеремия не слышал подобного, потому что ни в Царьграде, ни в Александрии, ни в Иерусалиме не имели таких колоколов, как на Руси, не владели таким великолепием звонов. Потом он узнает, что только русские языковые колокола, отлитые славными мастерами Новгорода, Пскова, Москвы, несут такие высокие и чистые звоны. Иеремия прослезился от волнения, от внимания и почестей, оказанных ему россиянами.
Старец, знаменитый добродетелями и несчастьем, с нескрываемым любопытством взирал на многолюдие столицы россиян, на красоту её церквей, соборов. Он был покорен благожелательностью горожан. Он удивился тому, что видел крепких, рослых мужей, потомков тех, кто шестьсот лет назад служил в дружине великого князя Владимира и помогал византийскому императору Василию Багрянородному разгромить вражеские войска под Царьградом. Да, Богу было угодно, чтобы Византия и Русь на несколько веков стали друзьями, помогали друг другу и обогащали.
На Красной площади, помолившись на собор Святой Троицы, Иеремия пересел на осляти и на нём въехал через Фроловы ворота на Кремлёвский холм. Следом за патриархом ехали в дорожных каретах, запряжённых усталыми конями, митрополит Мальвазийский Иерофей и архиепископ Элассонский Арсений. Они были в скромном запылённом одеянии, смуглы ликом.
Встречали гостей на Соборной площади в Кремле Борис Годунов с боярами, митрополит Иов с духовенством, дворяне, купцы, служилые люди. Иеремия осенял всех крестом. Иов подошёл к нему и получил благословение. Колокола продолжали трезвонить.
После торжественной встречи Иов попросил Бориса разместить гостей. Иерофея и Арсения поселили в комнатах при Столовой палате. Челядь патриаршию, греков и турок, велено было в Кремле не оставлять. Их вместе с греческими купцами увели на литовский гостиный двор. А
