Выбор Геродота - Суханов Сергей Сергеевич
Истошным голосом заорал: "Не виноват я! Меня демарх оклеветал! Ищу защиты богини!"
А вокруг как назло ни одного важного магистрата — ни притана, ни архонта, да хоть бы агоранома. Так что теперь, так и орать? К бузотеру подбежали двое токсотов. Подхватив под руки, потащили в гелиэю — пусть народные судьи разбираются.
Возле алтарей было не протолкнуться. Высвеченные факелами лица богов казались напряженными и недовольными. Словно они спали, но их бесцеремонно разбудили.
Жрецы пытались навести на агоре порядок, выстраивая паломников в очередь. Матерей с детьми и женщин на сносях пропускали к святилищам первыми.
В толпе шныряли продавцы щепы белого тополя, терракотовых амулетов, инталий Афины Работницы, миниатюрных панафинейских ваз, подвесок из камня или дерева с изображением совы, а также памятных монет, на которых Афина Ника расправляет крылья…
На стене источника Эннеакрунос скалились львиные головы с отбитыми носами. Измученные водоносы носились от бассейнов к пифосам у входа и обратно, но все равно воды для омовений всем желающим не хватало.
Паломники с ухмылкой читали вывешенные на платане таблички с вердиктом гинеконома о наказании той или иной афинянки за нарушение правил приличия.
Потом переходили к черному тополю, чтобы прочитать таблички с именами государственных изменников, растратчиков казенных денег, а также уличенных в саботаже магистратов.
По правую руку от Триасийских ворот, у подножия Рыночного холма, располагались общественные здания времен Писистрата: Булевтерий и Новый Тесмотетий. Но в праздничные дни к ним не пойдешь, потому что присутственные места огорожены толстым коричневым канатом…
На рассвете в сторону Акрополя двинулась помпэ. Торжественную процессию возглавляли архонты. Жрецы в белоснежных одеждах следили за порядком в рядах паломников.
За архонтами следовали девушки из лучших семей Афин. Эвпатридки прижимали к себе корзины с маслом, медом, молоком, зерном, благовониями для бескровной жертвы Зевсу Вышнему, Афине Полиаде и Харитам. Другие несли дымящиеся курильницы-тимиатерии.
Дальше шли носильщики лотков со священной выпечкой и наполненными водой гидриями. Кифареды распевали гимны Аполлону и Дионису под звуки кифар.
Старики с безупречной биографией вытягивали вверх оливковые ветви. Совсем юные жрицы-аррефоры обеими руками удерживали на голове складные табуреты.
Достигшие совершеннолетия эфебы старательно выпрямляли спину в седле. Празднично убранные квадриги с трудом сохраняли строй. Жертвенным овцам и быкам, которых загнали в Буколий на агоре, оставалось жить лишь до вечернего заклания.
Наконец показался увитый миртовыми венками и оливковыми ветвями панафинейский корабль. С мачты свисал новый пеплос богини, на котором золотом и цветными нитями был вышит сюжет из гигантомахии: Афина, убивающая Палланта обломком скалы.
Исодика тоже участвовала в помпэ — ей поручили нести большой зонт для защиты пожилых жриц от солнца. Зонт оттягивал руки, поэтому эвпатридка то и дело останавливалась, уперев шест в землю. Ношу тут же заботливо подхватывала подруга.
От грота Пана жрицы несли пеплос на руках. Когда голова колонны двинулась по склону Акрополя, Исодика разглядела в первых рядах Кимона. Стратег выделялся в процессии пурпурным гиматием.
Теперь предстояло подняться по широкой лестнице к Пропилону. Шумящая, возбужденная толпа ввалилась на теменос. Окинув взглядом вершину холма, эллины не могли сдержать слез.
Там, где раньше стояли изящные мраморные изваяния, теперь валялись уродливые обломки. На стройных дорических колоннах из белого мрамора, словно раны, темнели сколы и пятна копоти.
Жрецы расположили перед Гекатомпедоном уцелевшие скульптуры: сброшенные персами с фронтонов барельефы, статуи богов, посвятительные стелы…
Паломники удрученно взирали на руины еще недавно поражавших своим величием и безупречностью святилищ. Вот львы печально терзают быка. У одного из них отколот хвост, другой раскрыл беззубую пасть. Казалось, хищники сами стали жертвой какого-то чудовища.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Рядом однорукая Афина делает шаг к поверженному Энкеладу. Лишенный рук и головы гигант падает навзничь. Уродство богини вызывало не только жалость, но и ярую ненависть к захватчикам, которые осмелились посягнуть на святыню.
Акротерий с крыши храма пришлось прислонить к каменной голове барана, чтобы он не упал. В позе Афины Ники еще сохранилось движение, но злой Рок уже остановил ее стремительный полет, оставив вместо ног и рук обрубки.
При изготовлении скульпторы натерли свои творения смесью из молока и шафрана, чтобы придать почти прозрачному пентелийскому мрамору телесный цвет. Волосы и ресницы идолов покрыли ламповой копотью, губы выкрасили суриком, глаза подвели кармином. Поэтому сейчас обломки выглядели жутковато — словно человеческие останки.
Вот куски статуи двух всадников — Гиппия и Гиппарха, сыновей Писистрата. Вот разбитые фигуры прекрасных девушек-кор. Стелы с посвящениями ремесленников и эвпатридов просто свалены в кучу — жрецам не до них, хватает работы с храмовыми реликвиями.
Источник Эмпедо, лестница к скальному колодцу, а также вход в пещеру Аполлона Пифийского еще не были расчищены от завалов. Священная маслина храма Эрехфея погибла при штурме Акрополя персами.
В свободные от заседаний коллегии дни здесь трудились магистраты, но рабочих рук все равно не хватало. Кто же знал, что в древний спор Посейдона и Афины за обладание Аттикой вмешается Ксеркс.
Алтарю и бронзовой статуе Афины Ники с Микенского бастиона повезло больше — они почти не пострадали. Закрываясь щитом, на котором расправляет крылья Пегас, богиня подняла копье. Словно грозила персам расправой за святотатство.
Первым делом жрецы принесли жертву Зевсу Агораю. Затем почтили алтари Афины, Посейдона и Эрехфея. Девушки возлагали корзины с дарами к статуе Афины Полиады, расставляли треножники на теменосе Пандиона. Матери новорожденных возлагали к алтарю Артемиды Бравронии свою одежду, пояса и драгоценности.
Архонты, стратеги, а также делегаты полисов Эллады собрались у алтаря Зевсу Агораю. Зазвучали приветственные речи. Когда подошла очередь Кимона, он обвел рукой Акрополь.
В голосе стратега зазвенел металл:
— Вот что принес нам Ксеркс. Вместо священных статуй — обломки. Вместо храмов — руины. Если мы просто уберем все это с теменоса, следующие поколения афинян забудут о вероломстве персов. Память потомков будет служить нам защитой от врага лучше любых стен. Клянусь олимпийскими богами, что сами камни станут памятником беззаконию варваров.
Окружившие орхестру паломники громко возмущались преступлениями оккупантов, подкидывали пегасы в знак поддержки оратора. Слышались проклятья персам и обещания умереть за святыни предков.
Кимон поднял руку, призывая соотечественников к вниманию.
Когда крики смолкли, он продолжил:
— Мы должны не только жить прошлым, но и смотреть в будущее. Ни одно из святилищ не будет восстановлено в прежнем виде, но я обещаю построить на Акрополе новые храмы. Из лучшего мрамора с каменоломен Пентеликона. Они станут гордостью Афин, а на их стенах мы приколотим символы великих побед эллинов над персами.
Толпа ликовала…
Исодика не заметила, как Кимон оказался рядом.
Нежно взяв эвпатридку за руку, стратег прошептал ей на ухо: "Выйдешь за меня?"
Она задохнулась от счастья, еще не веря, что все это происходит на самом деле.
Потом повернула к нему сияющее лицо: "Конечно!"
Исодика сняла с шеи шнурок с мешочком, в котором хранился клок медвежьей шкуры. Амулет полетел на землю. Теперь он не нужен — ничего плохого с ней не случилось и уже никогда не случится. Ведь Кимон будет рядом.
Но праздник еще не закончился.
Афинянам предстояло насладиться дромосом — гимнастическими состязаниями и скачками на лошадях. На внешнем рейде Пирея триеры ждали команды, чтобы начать регату. Молодежь готовилась к вечернему исполнению танца мужества — пиррихия.