Я знаю точно: не было войны - Влад Тарханов
— Успокойтесь, прошу вас, успокойтесь. Дайте ей воды.
Председатель комиссии провел бывшую абитуриентку к своему столу, усадил напротив себя, подождал, пока она выпьет воду и чуть-чуть успокоиться, и достал какую-то папку.
— Понимаете, вы сами во всем виноваты.
— Я? — возмутилась Ребекка.
— Выслушайте меня. Вот тут ваши требования при поступлении в университет: вы пишите, что для учебы вам нужны общежитие и стипендия. Это верно?
— Верно. У меня так складываются жизненные обстоятельства, что иначе я заниматься не смогу. Поймите меня правильно.
— Понимаю. Стипендию вы заслужили. Вы успешно сдали экзамены, набрали проходной балл, с этим проблемы нет. А вот общежитие. Все места в общежитии уже распределены. Мест нет, только-то и всего, — почти извиняющимся тоном произнес председатель приемной комиссии.
— И что же мне делать? Мне действительно нужно общежитие, мне негде будет жить, а платить за квартиру я не смогу.
— Хм…
Как-то странно и неопределенно хмыкнул преподаватель, сидевший напротив девушки. Ему показались ее слова откровенными. А отчаяние — неподдельным, потому он решился и произнес.
— Скажите мне честно: такая Ася Голдберг — это не ваша родственница? Она тоже поступила в этом году в наш университет, одесситка.
— Я никакой Аси Голдберг не знаю, это моя однофамилица.
— Честное слово? — на всякий случай переспросил председатель уже не сомневающийся в искренности слов Ребекки.
— Честное слово, — почти на автомате произнесла та, уже не надеясь ни на что.
— Тогда приходите завтра. Обещаю, что добьюсь для вас общежития, вы будете учиться.
Сколько раз слышала Ребекка за эти дни сакраментальные слова «приходите завтра». И она приходила. Она добивалась своего. И поступление было маленькой наградой за ее настойчивость и упорство.
Глава десятая. Ах да, про книги
Три года учебы пролетели быстро. Это был ничем не примечательный одесский летний вечер. Разве что, было душно.
В кабинете окно было наглухо закупорено, а дать распоряжение что-то сделать с этим Марк Григорьевич постоянно забывал.
На абсолютно лысом черепе тридцатилетнего профессора выступила испарина.
Он носил небольшие ворошиловские усики, а зрение подсело еще лет десять назад, из-за чего вынужден был работать в очках, чтобы компенсировать внезапно наступившую близорукость.
Профессор Марк Григорьевич Крейн часто засиживался в своем кабинете допоздна. Особенно когда работы было невпроворот.
Кроме учебных планов и лекций, подготовки аспирантов, он еще увлеченно работал в области топологии, в частности, разрабатывал основы анализа линейных и упорядоченных топологических пространств.
Еще он писал докторскую диссертацию, которую предполагал защищать в самом скором будущем.
Сейчас он правил статью, написанную его аспирантом, подающим большие надежды, Давидом Мульманом.
Он взял Давида в аспирантуру пользуясь каким-то внутренним чутьем, и пока что ни разу не пожалел о своем выборе.
Молодой ученый обладал острым умом и нестандартным мышлением.
Его подходы к проблемам анализа топологических пространств были даже слишком оригинальны, но профессор Крейн такого никогда не боялся.
Давид предложил применить геометрический анализ для исследования многомерных упорядоченных пространств. До этого никто подобного не использовал, и именно с этим профессор Крейн разбирался в данный момент.
В кабинет осторожно постучали, и из-за двери появилась всклокоченная шевелюра Давида Мульмана.
— Марк Григорьевич, к вам можно?
— А, Давидик, ты так вовремя, что сам себе не представляешь, заходи, дорогой, заходи.
Крейн еще что-то подчеркнул в статье, после чего, устало сняв пенсне посмотрел на присевшего и чуток оробевшего аспиранта.
— Как раз твой труд разбираю. Крайне интересная статья получается, еще не закончил, извини, но у меня уже есть ряд вопросов. И пока мы эти вопросы не обсудим, я статью не пропущу.
— Марк Григорьевич, у меня тут есть один очень важный вопрос, и сразу к статье, можно?
— Вот как? Давай свой вопрос, а мы будем посмотреть, как его решать, а то вдруг не смогу?
— Марк Григорьевич, тут есть одна толковая студентка, третьекурсница, очень перспективная. Хочу посоветоваться, может быть, стоит ее привлечь к нашим исследованиям?
— А что так? Умна или хороша собой? Если умна, то это хорошо. Если хороша собой, то это плохо. Если и то и другое, то надо посмотреть.
— Она тут ждет. Уделите ей пару минут.
— Ну что же, уделить пару минут толковой молодежи — святая обязанность профессора, тем более что ты, Давид, просто так просить не будешь. Если тебя она впечатлила… Зови.
Девушка, которая вошла в кабинет профессора, сразу произвела на него приятное впечатление. Одета была просто и аккуратно, сразу чувствовалось, что не модница и не вертихвостка.
Скромница, но есть характер. Они стали разговаривать.
Пока длилась их беседа, аспирант Мульман сидел на стуле, подальше от профессора и заметно нервничал.
Разговор профессору сразу же понравился.
Он чувствовал, что его собеседница читает намного больше, чем положено студентам по программе и интересуется математикой серьезно, имеет цепкий ум и отличную память, а это уже залог успеха.
Конечно, в топологии она ориентируется недостаточно для серьезной работы, но при ее данных это легко можно было исправить.
— Вот что, Ребекка Абрахамовна, возьмите эти две книги, прочитайте и обсудите их с Давидом Йосифовичем, а после приходите ко мне. Вам десять дней на все про все хватит?
— Конечно, Марк Григорьевич, — девушка просияла от счастья.
«Да, красивая, да еще и умная! Беда на корабле!» — подумалось профессору, пока будущей молодой математик выходила из кабинета.
— Давид, вернемся же к нашим баранам. По большому счету, думаю, эта статья должна стать центральной главой твоей диссертации. Но у тебя есть ряд неточностей, давай-ка пройдемся по ним с карандашиком!
Это была древнейшая из привычек профессора Крейна — свои замечания он всегда оставлял карандашиком, так ему было удобнее, тем более, что мыслил он быстро, а если замечал где-то ошибку или неточность, или решил изменить, то стереть и переписать какую-то формулу не составляло особой трудности.
Вот и сейчас статья его ученика оказалась у профессора на карандаше.
И когда ученые углубились в свою работу, они перестали замечать время.
Оба покинули институт уже почти под полночь, уставшие и довольные.
А Ребекка шла в общежитие, прижимая к груди книгу, которую ей дал профессор Крейн, и лицо ее сияло от радости.
Все началось пару дней назад, когда ее преподаватель Давид Йосифович Мульман попросил ее остаться после занятий на несколько минут.
Молодая студентка не знала, что может понадобиться от нее этому увлеченному математикой молодому человеку.
Он был достаточно симпатичным, но
