Пасынки Степи - Хайдар Маратович Байзаков
Поэтому «айналайын» в Степи имело ласковое значение – буквально, «я готов взять на себя твои болезни, беды, несчастья, так сильно я тебя люблю».
Едиль-батыр все шептал:
…Я каждый день проживаю тот проклятый осенний день. Если бы не моя гордыня, не пусти я стрелу, то не потерял бы я свою красавицу Сару и своего старшего сына. Зимой я это специально бросился в замерзшую реку. Не волков преследовал я. Это было то место, откуда я когда-то вышел с Касымом на руках. Я снова хотел вернуться, туда, где меня ждет Сара и мой старший сын.
ГЛАВА 6 – ДРУГОЙ ВЫБОР
Аманжол проснулся в слезах. Во сне он плакал, переживал за Касыма и его семью. События в далеком средневековье были так близки и чувствительны, как будто он сам незримо присутствовал там.
Ранним утром, сидя на кухне один, он мысленно примеривал жизнь степняков на себя. И в то же время сравнивал ее со своей. Приходилось ли ему делать выбор? Да, приходилось, – отвечал он себе. Приходилось ли ему горько раскаиваться? Да, приходилось. Он думал, что он закопал глубоко внутри себя эти события и даже метки и следов не оставил, чтобы не возвращаться. Но через много лет прошлое настигло его.
***
Аманжол, первокурсник, заселился на восьмой этаж высотного общежития. С первого по седьмой этажи должны быть заселены студентами, гражданами России. С восьмого и до двенадцатого последнего этажа уже проживали студенты из разных стран.
Так как Аманжол приехал почти в середине августа, то общага была пустой. Кроме девятого этажа, где жили студенты из Афганистана. Они учились по несколько лет на младших курсах, не стараясь получить диплом. В середине 90-х все занимались коммерцией, купи-продай. Афганцы в этом плане были впереди остальных жителей студенческого городка. Благодаря землячеству, связям они были довольно-таки успешны по средним меркам. Иномарки часто останавливались у подъезда общежития. Съезжать с общежития никто не хотел. Зачем тратить деньги, когда все это было бесплатно? Они занимали целый этаж.
Аманжол познакомился с афганцами в лифте. Заходя в лифт для того, чтобы спуститься на первый этаж, он увидел, что там стоят трое хмурых мужчин. Аманжол, семнадцатилетний парень, по сравнению с ними, выглядел худым. Мужчины, крупные, упитанные, внимательно глядели на него. Тощий маленький азиат, с узкими глазами в полутемном кабине лифта.
– Излаоса? – услышал Аманжол громкое обращение к нему.
– А? – не понял он, напрягаясь. То, что перед ним афганцы, он уже догадался. В его представлении из советского детства, из пропаганды, они все были душманами, бандитами, головорезами.
– Из Лаоса? – раздельно спросил один.
– Нет. Из Казахстана, – облегченно ответил первокурсник, радуясь, что правильно услышал.
– Мы из Афганистана, – ответил самый старший и тут же они потеряли интерес к нему. Весь недолгий путь они разговаривали на своем языке.
Аманжол жил один в комнате. Днем ходил по городу, изучал его. А вечером возвращался в пустую комнату. Никого не было вокруг. Он тосковал по родному дому, по матери, по сестренке.
Лежа на койке, уставившись открытыми глазами в потолок, каждую ночь он не мог уснуть. Не только от тоски, но и от громкой музыки сверху. С верхнего этажа, где жили афганцы, на него обрушивалась только одна и та же песня. «Доктор Петров», в исполнении Натальи Сенчуковой. Непрерывно она крутилась. Тонкий девчачий голосок очень нравился брутальным афганцам. В первую ночь Аманжол насчитал двенадцать повторов этой песни, прежде, чем уснул. В следующую ночь насчитал девять раз. В третью ночь он, злой от надоедливой песни, от тоски по дому, поднялся на девятый этаж.
В отличии от остальных пустых этажей здесь гремела жизнь. На полную катушку. Полураздетые или полуодетые девушки, не из Афганистана, весело смеясь, ходили по коридору. Все двери в комнаты были раскрыты настежь. Отовсюду слышался смех, звон бокалов. Знакомый, чуть сладковатый запах опаленной травы с родной Чуйской долины учуял казах. Аманжол добрался до комнаты, из которой доносился уже ненавистный для него голос певицы Натальи Сенчуковой. В комнате сидели четверо мужчин, руками ели плов, запивали разведенным с водой порошком-подсластителем «ZUKO». Еще перед ними стояла наполовину пустая бутылка коньяка. Телевизор с включенным «видиком» беспрерывно транслировал один и тот же клип.
– Можете сделать потише? – стоя на пороге, громко крикнул в комнату Аманжол.
– Э, иди отсюда, – лениво махнул рукой один, оценив коротким взглядом неопасность визитера. Остальные мужчины, сытые, пьяные, недоуменно смотрели на него красными глазами.
– «Э» будешь кричать, когда в туалете свет погаснет, – вспомнил дворовые разборки Аманжол, – а сейчас быстро вырубили песню!
Стычка в узком коридоре была короткая. Афганцы просто смяли Аманжола, прижали его к стенке и надавали пинков, ударов. Еще и измазали всего с головы до пояса маслянистыми руками от плова.
Спрятав под подушку голову, побитый Аманжол плакал у себя в комнате. Плакал от обиды, от тоски по дому.
Следующей ночью песня повторилась.
Через несколько дней к нему в комнату постучали. На пороге стоял пухлый афганец с круглым, добрым лицом.
– Ассаламалейкум! Меня зовут Гулам, – улыбаясь радостно, представился он.
Аманжол не успел испугаться, увидев афганца, благодаря искренней улыбки Гулама.
– Меня послали, чтобы сказать, что тебя в гости приглашают. К нам.
У Аманжола настроение сразу испортилось. Вот теперь и испугался он. Визитер, увидев, как резко изменилось лицо, произнес, все также улыбаясь:
– Не бойся. В гости. Кушать будем, пить будем.
– Нет, не хочу. Спасибо, – стал отнекиваться Аманжол, пытаясь закрыть дверь.
– Пошли, пошли, – мягко, но настойчиво не отставал афганец, потом просто взял за плечи и повел бедного первокурсника с собой.
В комнате стояли те же самые четверо мужчин. На полу, устланным ковром, была накрыта скатерть, где дымился плов, рядом стояла бутылка коньяка. Каждый из мужчин уважительно поздоровался двумя руками с Аманжолом. Предложили сесть. Как будто не было недавней стычки, мужчины запросто задавали вопросы про житье-бытье приезжего. Кушали плов руками, пили коньяк. Постепенно Аманжол оттаял. Вместе с ними смеялся. Предметом шуток афганцев был безобидный, постоянно улыбающийся их земляк, Гулам. Он, как и все остальные, по несколько лет задерживался на одном курсе. Но не специально. А потому что был невезуч, простоват и недалек. Земляки относились к нему, как к дурачку, но любили его за доброту и никому не давали его в обиду.
Самый главный афганец по имени Хасан рассказывал, что однажды Гулам стоял в очереди, к нему
