Эдгар По в России - Евгений Васильевич Шалашов
В кондитерской, втиснутой между двумя помпезными зданиями, было немноголюдно, очень уютно, а главное — тепло! Чувствовалось, что Пушкин был тут завсегдатаем, потому что к столику, за который уселись поэты, подошел не официант, а сама хозяйка заведения — пышная особа средних лет, одетая в темное платье с белоснежным передником. Расцеловав Александра в обе щеки и с любопытством оглядев его спутника, защебетала о чём-то на непонятном языке. Некоторые слова были русскими, а некоторые — похожими на русские. Пушкин что-то ответил. Когда хозяйка отошла, пояснил:
— Элишка знает русский язык, но часто вставляет, в свою речь родные слова. Она чешка.
— Чешка? — наморщил лоб Эдгар, пытаясь понять — что означает это слово? Какую-нибудь религию?
— Чехи — это нация, — любезно пояснил Александр. — Они похожи на русских, потому что славяне, но живут в Австрии. Элишка именует кофе кавой! Мне нравится.
Про Австрию Эдгар Аллан По знал еще с колледжа. А как иначе, если мистер Блум — преподаватель музыки (а заодно и французского языка) почитал своими кумирами Моцарта и Бетховена? Но разве в Австрии живут не австрийцы? Вызвав в памяти карту Европы, Эдгар явственно представил себе зеленое пятно Англии, желтое — Франции, с синим вкраплением Ла-Маншем между ними и желтую Пруссию, вкупе с многоцветием Саксонии, Баварии и еще каких-то германских княжеств или королевств. Вспомнился еще самый низ карты, окрашенный в коричневое — Османскую империю, угнетавшую Грецию. А вот остальное вспомнить не смог. Россия, переходящая в Татарию, была белой, с черными прожилками рек. Еще помнил, что Россия завоевала Польшу, но поляки вроде бы тоже славяне. Может, Австрия завоевала чехов?
Пока Эдгар размышлял об исторических казусах, хозяйка принесла огромный поднос с рогаликами.
— А разве мы пришли сюда не пить кофе? — озадаченно проговорил По.
— Подождите, будет и кофе, — улыбнулся Пушкин.
И, действительно, скоро на столе появились кофейник, сливочник, а хозяйка принялась разливать божественный напиток по чашкам. Разлила, еще раз звонко чмокнула Александра повыше бакенбарда и удалилась. Пока Эдгар грел руки о чашку, наслаждаясь теплом, Пушкин успел выпить свою "каву" и съесть рогалик. Потянувшись до хруста в костях, взялся было за кофейник, но передумал. Утвердив на столе локоть, подпер подбородок рукой, начал рассказ о самом страшном наводнении:
— Считается, что рассеянные жители столицы не имеют понятия о многих впечатлениях, но этих впечатлений им хватит на всю оставшуюся жизнь. Впрочем, начну по порядку. С утра лил дождь, а со стороны залива дул ледяной ветер. Вода в Неве стала прибывать. Но как это часто бывает, никто не принял во внимание надвигающуюся беду. Более того — зеваки столпились вокруг каналов, наблюдая за тем, как прибывает вода. Кое-кто даже заключал ставки! К двум часам пополудни ветер усилился, а уровень воды поднялся на два человеческих роста! Толпа, глазевшая на каналы, обратилась в бегство, но многие не успели выбраться на безопасное место. Вода сминала деревья, выбивала стекла! Казалось, само Балтийское море пошло войной на Петербург. По улицам плыли корабли, сорванные с якорей. Огромная баржа вошла в Невский проспект, ставший судоходным, добралась до Екатерининского сада, а потом с размаху ударилась в колоннаду Казанского собора. Дворцовая площадь представляла собой огромный водоворот. По воздуху летали листы железа, сорванные с крыш. Вода заливала подвалы, портила паркеты на первых этажах. Жильцы спасались на крышах! Медный всадник стоял, словно утес во время шторма, а волны разбивались о его постамент!
Говорят, в этот день погибло около тысячи человек, но точные цифры неизвестны — трупы уносило в Финский залив! На следующий день вода успокоилась. Но спала не сразу. По улицам, превратившимся в каналы, плавали мальчишки в корытах. Казалось — сбылась мечта Петра Великого превратить столицу в Северную Венецию.
— Вам нужно написать о наводнении, — с решимостью сказал По.
— Я уже думал об этом, — пожал плечами Александр. — Но в дни наводнения меня не было в столице. Домашние обстоятельства, — русский поэт слегка улыбнулся, — принудили меня той осенью жить в деревне[10]. Стало быть, я не являюсь свидетелем случившегося.
Теперь настал черед пожать плечами Эдгару По.
— Ну и что, что вас не было? Вы так красиво рассказывали, что я словно бы сам все увидел — улицы, залитые водой, Медного всадника, о постамент которого разбиваются волны. Нет, мистер Александр, обязательно напишите! Фантасмагория! Волны переполняют улицы, а Медный император скачет по гребням волн!
Александр задумался. Кажется, он уже принялся сочинять. Чтобы привлечь внимание русского поэта, Эдгар спросил:
— А как же львы?
— Львы? — не сразу понял Пушкин. — Ах, которые на набережных! Ну, львы уже привыкли.
Отошедши от рассеянности, Александр щелкнул пальцами, подзывая хозяйку, а та уже догадливо повторила заказ.
На какой-то момент разговор притих. Русский и американский поэты дружно грызли вкуснейшие рогалики, запивая их ароматнейшим напитком.
— Я завидую русским поэтам, — сообщил вдруг Эдгар.
— Завидуете? — удивленно переспросил Пушкин. — С чего бы это?
— Вот вы, господин Пушкин, располагаете досугом. Стало быть, имеете время для написания стихов.
— И что с того? — пожал Пушкин плечами. — Я знаю немало людей, которые служат, а пишут стихи после службы. Да и сам я, было время, служил.
— Вот и я так хочу, — заявил юноша. — Хочу, чтобы у меня был постоянный кусок хлеба. Ну, скажем, чтобы отдаваться делу до четырех часов пополудни, но чтобы вечер был в моем полном распоряжении. Я хотел бы, — мечтательно прижмурился юноша, — поступить учителем в государственную школу.
Услышав такое, Пушкин едва не подавился кофе. Успел поставить чашечку на стол, откашлялся, аккуратно прикрывшись салфеткой. Удивленно воззрившись на американца, покачал головой.
— Я, мистер Поэ, Царскосельский лицей закончил, — сообщил Пушкин не без гордости. Видя, что это наименование ни о чем не говорит американцу, уточнил: — Что-то вроде вашего Гарварда или аглицкого Оксфорда. Только учеба там с малых лет. И школа, и университет — все вместе. Ну, Итон и Оксфорд, вместе взятые. Как вспомню, что мы там вытворяли, так до сих пор перед наставниками стыдно. Я бы на месте наших преподавателей всех лицеистов из пушки перестрелял. А что в обычных школах творится? Или в Америке сорванцов меньше?
— О нет, — засмеялся Эдгар, вспоминая собственные проказы. — Вспоминаю, как мы стул учительский клеем мазали, а как-то раз в его табак перец добавили.
