Ольга Малышкина - Невероятные приключения Брыся в пространстве и времени. Историко-фантастический роман для любознательных детей и взрослых
– Надо же! Подходит! – он с удивлением воззрился на серо-белого всезнайку.
Обоим одновременно пришла мысль о собственной исключительности: сотрудник музейной охраны решил, что научился кошачьему, ежедневно общаясь с десятками эрмиков, а Брысь – что наконец заговорил на доступном людям языке.
Скорее всего, правы оказались оба: охранник смог расшифровать, а Брысь отчетливо произнести: «Крс!»
Странно другое – эрудированность кота была воспринята, как нечто само собой разумеющееся, и Брыся это слегка обидело. Все-таки не каждый мышелов провел столько времени в библиотеке!
В подвале тоже ничего не изменилось с того момента, как он покинул его утром, не догадываясь о предстоящих злоключениях: цветная кошечка продолжала сладко посапывать на подаренной ему сотрудницами Эрмитажа теплой подстилке, а его миску вылизывал какой-то полосатик!
Заметив недовольство новенького в золотистом ошейнике, эрмик отодвинулся от чужой тарелки и примирительно произнес:
– Разрешите представиться! Кеша!
Брысь с радостью козырнул иностранным именем:
– Ван Дейк!
Звучное прозвище произвело должное впечатление, и полосатый поинтересовался, не его ли вытащили из вентиляции в зале фламандской живописи? Путешественник во времени подтвердил, что это он собственной персоной.
– А как ты туда забрался?
Услышать ответ захотели многие, и вокруг быстро собралась разношерстная аудитория: пушистый белый кот, назвавшийся Лучано Паваротти (досадно, когда у кого-то встречается такое же красивое прозвище!), рыжая с серыми пятнами кошка Зита (уже лучше!), коричневый в разводах под мрамор Кузя (совсем хорошо!), черная с надорванным ухом Муся (эту жалко, собаки небось покалечили!). Брысь заметил и старых знакомых с Дворцовой набережной, включая того пожилого черного, хромающего на переднюю лапу, кого он в свое время принял за самого главного мышелова.
Звездным часом искатель приключений насладился сполна и красочных эпитетов не жалел, хотя и без них его история выглядела совершенно невероятной! Рассказу внимали в полной тишине, которая прерывалась лишь восклицаниями особо чувствительных кошечек. В заключение Брысь сообщил о своем намерении прогуляться ночью по Дворцу, так сказать, по местам придворного прошлого.
Эрмики дружно принялись отговаривать, а старожилы поведали: когда музей закрывается для посетителей, там начинает твориться что-то странное. Во всяком случае, они не раз отчетливо слышали лай, а хорошо известно, что никаких собак у ночной охраны нет! К тому же залы Эрмитажа подключаются к сигнализации и ходить по ним могут только бестелесные привидения!
Любителю острых ощущений стало не по себе, даже шерсть приподнялась, будто опять в зиму попал и ледяным ветром с Невы подуло. Однако страха не показал. Наоборот, посмеялся над трусостью подвальных жителей и пообещал, что во всем лично разберется да еще приятеля из Летнего сада на экскурсию прихватит.
Савельичу же решил ничего не рассказывать, чтобы не лишиться компаньона. Внутренний голос подсказывал, что рассудительность и энциклопедические знания друга-философа очень даже пригодятся в этом новом и, возможно, опасном приключении!
Глава вторая.
Савельич выходит
«из-за решетки»
Брысь любил четыре вещи: сосиски, котлеты, а еще держать данное им слово и не откладывать выполнение решений в долгий ящик, чтобы не передумать. Поэтому он вернулся в Летний сад тем же вечером.
Савельич уже устроился на скамейке, на забытой кем-то из работников «Водоканала» газете. По многолетней привычке, философ сначала почитал перед сном. Сегодня это были городские новости, напечатанные на «подстилке», из которых он узнал, что его любимая футбольная команда «Зенит» стала чемпионом страны.
Савельич обрадовался. Ему нравилось, как сине-белые человечки гоняют по зеленому полю мяч, а такие же человечки на трибунах громко кричат и даже вскакивают – например, когда мяч летит в правый угол ворот, а их защитник, с красивым именем Голкипер, бросается в левый. Бывает и наоборот, а еще случается, что особенно ловкий футболист попадает прямо в руки ничего не подозревающему вратарю, и тогда болельщики снова подскакивают. В общем, любил Савельич эту игру за ее веселость и непредсказуемость!
Чаще всего (ну, в свободное от философских размышлений время) он смотрел футбол по телевизору в Доме Администрации в компании охранников или подсаживался на скамейку к какому-нибудь посетителю Летнего сада и следил за матчем по экрану в его руках. Как эта штуковина работает без проводов, он пока не разобрался, но намеревался обязательно это сделать – не любил пробелов в знаниях!
Савельич накрылся черным, слегка облезлым хвостом и закрыл глаза – футбольные страсти тут же сменились воспоминаниями о друге и его необыкновенном путешествии во времени.
Опять не отважился сказать ему, что Александр Второй все-таки погиб от рук «народовольцев»! Пусть лучше думает, что тот жил долго и счастливо! А вот что именно этот Царь окончательно отменил крепостное право в их стране, поведать не мешало бы! Завтра при встрече непременно!
Не успел Савельич подумать о Брысе-Ване (мысленно он пока называл приятеля то так то этак, но никогда Ван-Дейком, уж слишком официально), как тот нарисовался возле скамейки, приподнял его хвост-одеяло и возбужденно прокричал в самое ухо:
– Поднимайся! В музей пора!
Покинуть привычное место обитания вот так с бухты-барахты, без длительной предварительной подготовки?! Савельич воспротивился:
– Давай в следующий раз! Я заранее высплюсь, а то сейчас глаза слипаются!
Кот-философ не хотел сознаваться, что трусит. Однако Брысь не отступал, расписывая красоту и мягкость бархатных диванов, на которых можно будет поспать и в Эрмитаже, когда надоест любоваться шедеврами! Слова он подкрепил делом – спихнул приятеля на землю.
Савельич тяжко вздохнул и поплелся за неугомонным другом, проклиная себя, что днем поддался минутной слабости и не отверг предложенную экскурсию. Просто при солнечном свете выход за решетку Летнего сада не казался таким страшным, как сейчас, когда из-за облаков, хитро прищурившись, выглядывала красноватая луна, словно предупреждала о грядущих неприятностях!
О них же красноречиво говорили жалостливые интонации напутственных слов, которыми эрмики провожали компаньонов в путь.
Брысь постарался свести знакомство Савельича с дворцовыми мышеловами к минимуму, чтобы какое-нибудь неосторожное высказывание не заставило его приятеля удрать. И так пришлось всю дорогу тащить упирающегося философа чуть ли не за хвост!
Не давая Савельичу времени на разглядывание подвала и расшаркивание с постояльцами, Брысь тянул его к лестнице, ведущей на первый этаж.
Часы в комнате охраны пробили полночь.
Бом-бом-бом-бом… С каждым ударом лапы экскурсантов все больше походили на ватные, пока на верхней ступеньке не подогнулись совсем: у Брыся – от страха перед возможной встречей с бестелесными привидениями, у Савельича – от нехороших предчувствий.
Они, как говорится, не обманули…
Глава третья.
Суета вокруг мумии
Какое-то время друзья сидели на верхней площадке чугунной лестницы и прислушивались. Ничего подозрительного не происходило, и Брысь воспрял духом, надеясь, что приятель не успел заметить его страха.
– Савельич, а как выглядит музейная сигнализация?
У эрмиков он спросить об этом постеснялся – боялся показаться невежественным. А сейчас вдруг задумался, почему ночью по залам могут ходить только привидения и насколько коты на них похожи?
– Откуда мне знать, я в музее первый раз!
– А как ты думаешь, мы достаточно бестелесны?
Савельич окинул друга скептическим взглядом.
– Я вполне, а вот ты вряд ли.
Брысь обиделся – за прошедшие несколько дней ему пришлось столько пережить, что он наверняка сбросил пару килограммов. Кстати, для часто путешествующего кота совсем не лишних!
– На всякий случай ничего не трогай! А главное, не залезай ни в какие отверстия, чтобы не провалиться в другую эпоху! – все еще дуясь, дал он совет менее опытному компаньону.
Тот хотел вернуться в Летний сад невредимым, а потому и без всяких предупреждений не собирался совать свой нос, куда не следует. Тем более что там, где они очутились, все экспонаты были надежно укрыты за стеклянными витринами, которые тянулись вдоль стен огромного помещения с потолком, украшенным гипсовыми полуарками.
