Валентин Рыбин - Закаспий; Каспий; Ашхабад; Фунтиков; Красноводск; 26 бакинских комиссаров
- Знаешь, что, Бяшим, - дрогнувшим голосом про изнес Лесовский. - Ты скажи Мамедяру, чтобы не порол горячку. Пусть велит своим людям спрятать сабли и ружья. А я тем временем подумаю, как помочь. На до съездить к водопаду, да посмотреть местность, может, чего-нибудь и придумаем...
Бяшим, Мамедяр и еще несколько человек на лошадях подались с Лесовским вверх по долине и принялись осматривать прилегающую к кяризу местность. Инженер, опустив уздечку, держал в руках развернутый лист карты, прикидывал, высчитывал и вздыхал все время. Наконец, подозвал гапланцев.
- Выход, конечно, есть, но не простой. Дело будет связано с трудоемкими работами. Способны люди твои, Мамедяр, на разработку новой отводной ветви? Если пробить тоннель на десяток галерей, а местность здешняя позволяет, то вода ваша не только назад вернется, но и прибавится вдвое, а то и втрое.
Мамедяр призадумался. Спесь и злоба с него слетели, понял, что это единственное спасение, и чем быстрее начать работу, тем быстрее можно вернуть живительную влагу в пересохшие арыки. Призадумался и тут же опасение высказал: как посмотрит на это начальник области? Земля отдана общине, но все равна за нее гапланцы налоги платят, значит, она начальнику принадлежит, царю и министрам. Если генерал Шостак не разрешит рыть отводную галерею, тогда все дело пропало.
- Ты вот что, Мамедяр, - посоветовал инженер. - Ты поменьше рассуждай, а больше делай. Сегодня же я набросаю проект отводного кяриза, разметим колышками трассу водовода, и начинайте рыть колодцы. А чтобы генерал Шостак не страшен вам был, вы сделайте то, что делает в таких случаях Теке-хан. Знаете сколько он добра отвез Дорреру и Юнкевичу, чтобы арестованных из тюрьмы взять, а меня - из земства? Я сам видел, как граф Доррер чемоданы тащил, набитые подарками Теке-хана. Вы-то живете артелью. У русских говорят: «С мира по ниточке - голому рубаха». Вот и вы соберите с каждого двора помаленьку, да купите дорогой подарочек Шостаку. Скажем, ковер текинский огромных размеров. Я думаю, не устоит генерал-лейтенант. И никакой другой генерал не устоит...
Мамедяр слушал, и по лицу его блуждала довольная улыбка. Время от времени старшина и Бяшим-пальван переговаривались между собой о чем-то, и вот Мамедяр хлопнул в ладоши.
- Эй, Сапар, собирай людей ко мне!
Тотчас сошлись все мужчины, нетерпеливо дожидавшиеся в стороне - чем же все-таки кончится дело. Вошли в кибитку, сели на ковер. Мамедяр велел развернуть ковер больших размеров, стоявший торчком в глубине кибитки. Когда его расстелили, дивясь красоте и расцветке гелей, старшина спросил:
- Как думаете, уважаемые, какая цена этому ковру? Ковер, безусловно, стоил дорого, но нашлись среди
дехкан и такие, что принялись льстить старшине - закричали наперебой:
- Нет твоему ковру цены, Мамедяр!
- Сколько ни запросишь - любой все свои богатства выложит!
- Это не ковер, а ложе пророка Магомеда в эдеме!
Мамедяр самодовольно кивал головой.
- Тогда так, уважаемые. Оценим его в тысячу рублей. Эту тысячу мы разделим на сто двадцать частей, ибо у нас сто двадцать взрослых людей пользуются водой. Пусть каждый принесет мне за ковер одну сто двадцатую часть тысячи, а ковер мы отвезем генералу Шостаку. Согласны?
Наступило гнетущее молчание, однако никто не посмел возразить.
X
Через несколько дней инженер Лесовский покинул аул - уехал в ханской пролетке, с подарками и деньгами. Теке-хан покуда не знал и не подозревал, какую службу сослужил его инженер общине Мамедяра. Узнал он о ней гораздо позже, когда гапланцы провели отводную ветвь от своего кяриза, и у Теке-хана в кяризе дебит упал до шестидесяти двух литров. Не зная, как ему быть и что делать, хан подался в Асхабад к Дорреру. Тот направил его к Юнкевичу. Управляющий вызвал Лесовского. Инженер развел руками: я, мол, кроме совета, никакой иной помощи общине не оказывал. Чтобы как-то оправдать себя перед Теке-ханом, Юнкевич уволил Лесовского со службы. Однако Теке-хан не удовлетворился этой мерой - подал в суд. Дело длилось долго - вызывались в Асхабад то Теке-хан, то Мамедяр, то свидетели. Наконец, лишь в мае было назначено слушание дела в кяризном суде [В ту пору существовали так называемые кяризные суды].
Майским утром Теке-хан остановил фаэтон возле здания областного суда и в сопровождении своих людей вошел в зал заседания. Немного позже явился со своими людьми Мамедяр. Не глядя друг на друга, враждующие стороны ожидали начала заседания. Наконец из боковой двери вышли и сели за стол действительный статский советник Дуплицкий, казий Ишанов, коллежский секретарь Вагабов и переводчик Нурмурадов.
Суд начался с монотонного зачтения жалобы Теке-хана. Читал ее, словно заученную молитву, секретарь Вагабов, из чего явствовало, что род Теке-хана поселился в предгорьях Ахала задолго до прихода сюда русских. Тогда же предки Теке-хана завладели двумя кяризами и до 1881 года пользовались обоими. Но нагрянул с войсками Скобелев, осадил крепость Геок-Тепе, и Теке-хан, боясь гнева царского генерала, ушел в Мерв. Пользуясь его отсутствием, тотчас одним кяризом завладели гапланцы. Предок их, некий Ораз-Баба, в то время положил на три колодца меченые камни, дескать, эти колодцы испокон веков принадлежат людям Гаплана. Потом, когда Теке-хан вновь возвратился на свою землю в Ахал, он не раз вступал в спор за свой второй кяриз, но безуспешно. В дело вмешался сам начальник области, генерал Куропаткин и уговорил Теке-хана, чтобы тот миловал своих соседей: люди они добрые и честные, оказали немалую услугу государю-императору. К тому же сам генерал - человек либеральных взглядов, всегда стоял за то, чтобы наделять крестьян общинными землями и водой. Уважая и преданно любя генерала Куропаткина, он - Теке-хан, не смог отказать в любезности и позволил соседям пользоваться своим вторым кяризом. Но мир устроен так, что помнится только плохое, а хорошее быстро забывается, и вот гапланцы решили, что Теке-хан не имеет права распоряжаться своим главным кяризом как ему заблагорассудится. Едва он, Теке-хан, произвел удлинение кяриза, как бесчестный старшина Мамедяр начал делать то же самое. Почему? Кто ему дал право распоряжаться на земле Теке-хана?!
Все это время, пока зачитывалась исковая жалоба, Доррер-старший стоял в коридорчике, v бокового входа, и наблюдал за слушанием дела. Его никто не видел из зала, он же видел судью и адвоката, слышал каждое произнесенное слово и взвешивал его.
Граф мало верил в успех дела, хотя исковое заявление Теке-хана писал собственноручно. Но надо было хоть как-то поддержать Теке-хана, ибо все дорогие подарки, присланные этим феодалом, приличные деньги, переведенные им на банковский счет Доррера, после того как была завершена реконструкция кяриза, выходило, были отданы ни за что ни про что. Сейчас, когда гапланцы, с разрешения самого генерал-лейтенанта Шостака, ведут разработку своего кяриза и уже довели его дебит до шестидесяти семи литров - вода в кяризе Теке-хана вновь убавилась. Необходимо хотя бы запретить общинникам дальнейшую разработку подземных галерей. Граф прекрасно понимал, как трудно их теперь остановить, ведь они купили с потрохами начальника области, и все же надежды не терял. Генерал-лейтенант Шостак после того, как Доррер доложил о том, что Теке-хан подал в суд на соседей, вообще поначалу не хотел, чтобы этим делом занимался суд. И только по настоянию графа, его неоспоримых доводов дал согласие, но предупредил графа, чтобы было все в ажуре - никаких обид, никаких сплетен и, тем более, жалоб в вышестоящие инстанции. Доррер предложил компромиссное решение. «На сегодняшний день, - сообщил он генералу, - в кяризе Теке-хана и в кяризе гапланцев примерно равное количество воды. Если запретить дальнейшие работы на кяризе, то это будет «по-божески». Шостак дал милостивое согласие, но, страховки ради, назначил председателем в разбирательстве этого дела своего ближайшего помощника Дуплицкого. «Пусть сыграет комедию, но чтобы эта комедия выглядела правдоподобно!». Граф, в свою очередь, чтобы дело уладилось миром, уговорил быть адвокатом у Теке-хана своего брата Алексея и на всякий случай, если гапланцы заартачатся, не пойдут на «соломоново решение», вызвали на помощь начальника уезда хана Хазарского.
Теке-хан и Мамедяр внимательно слушали своих поверенных, в то время как Доррер-младший и полковник Цуриков, в общем-то зная, каким будет конец дела, состязались в словопрении.
- Господа присяжные, господин кази, - вещал Доррер, вскинув голову с красивым римским носом и строгими серыми, точно такими же, как у старшего брата, глазами. - Вряд ли я могу что-то прибавить к иску, писанному рукой мудрого аксакала. Ведь знают, сколь мудр и сколь красноречив хан текинский!
Доррер льстил одновременно Теке-хану, родному брату и обманывал без стыда и совести всех сидящих за судейским столом. Все они прекрасно понимали, что заявление Теке-хана - искусство ума и рук Доррера-старшего.
