Владимир Успенский - На большом пути. Повесть о Клименте Ворошилове
- Это чтобы без строгости?
- Очень даже со строгостью, только без всяких оскорблений и унижений. Если наказывать, то лишь по закону.
- Шибко умный ты, комиссар! - заговорил вдруг Калмыков, молчавший до сих пор. - Ой, шибко умный! Хороший балачка твой, язык болтай-болтай, а сам в штабе сидеть будешь? Или с нами воевать будешь? На лошади скакать будешь?
- Для того и приехал, - сказал Леснов.
6
Башибузенко разбудил Романа задолго до рассвета.
- Зачем в такую рань? Выступаем?
- Привыкай, - прокашливался, одеваясь, командир эскадрона. - Кавалерия всегда допреж пехоты встает. Пехотинец - шпынь одинокий. Вскочил, оправился и шагом марш, а у кавалеристов - заботы. Ты сам коня обихаживать будешь или ординарец?
- А ты как?
- Я казак, - не без гордости ответил Башибузенко. - С конем на смерть иду.
- А я что же, по бульвару с ним гулять буду?
- Значит, сам, - удовлетворенно произнес Микола. - Пойдем поглядишь, как я управляюсь, а завтра начнёшь.
И запомни самую главную нашу заповедь: сперва о коне позаботься, накорми его, напои, потом за себя берись. На улице крепко прихватывал предутренний мороз. В сарае, приспособленном под конюшню, показалось теплее. Пахло свежим конским навозом и едва ощутимо чем-то летним, тревожащим, милым... «Сено!» - подумал Роман.
Конь словно дожидался хозяина, заржал тихонько, потянулся к нему мордой. Леснову показалось: сейчас поцелует его усатый Башибузенко, но Микола лишь погладил большой рукой шею коня и сразу принялся за работу. Охаживал бока скребницей, вычесывая грязь и перхоть, стараясь, чтобы шерсть лежала ровно и гладко.
- Блестеть будет, - пояснил он.
Расчесал гриву, челку, хвост. С особым старанием прочистил копыта. Из кармана достал белый лоскуток, сложенный на манер носового платка, осторожно протер коню уголки глаз, ноздри.
- Каждый день так? - полюбопытствовал Роман.
- На отдыхе - каждый. В боях - по возможности, - принимая от ординарца ведро с водой, ответил Башибузенко.
- Сколько же их у тебя перебывало?
- А я везучий. За две войны только третий конь. Одного на германской убило, другого - под Царицыном. Семь пуль из пулемета, все - коню и ни одной - мне. А этот третий, - повторил Микола, похлопывая по крупу. - Полный тувалет у него, теперь можно самим умываться и ложку брать.
Во время завтрака Башибузенко и Сичкарь долго обсуждали, какую лошадь выделить комиссару. Чтобы вид был и чтобы без норова.
- Дадим Мерефу, как раз для новичка, - решил Микола. - Кобылка, конечно, не молодая, резвости нет, зато спокойная. От своих не отстанет, от хозяина не убежит.
Башибузенко сам оседлал лошадь, вывел ее в проулок за сараями, чтобы парод не глазел. Роман хотел прыгнуть в седло, как это делали кавалеристы, но едва не перелетел через кобылицу.
- Чжигит ты лихой, это сразу видать, - снисходительно усмехнулся Микола. - Но все же опаску имей, липший раз не падай. Поводья держишь? Ну, бог в помощь!
Мерефа послушно пошла по дороге. Сидеть в казачьем седле на кожаных подушках было вроде бы удобно, только не оставляло ощущение, что вот-вот сползет седло под брюхо лошади и ты вместе с ним. Да и ноги словно бы раздирало, выворачивало все ощутимее, все сильней. Роман подумал о Калмыкове: с его кривыми - хоть на шаре сиди. Все предки на конях, потому и ноги такие...
Повернул Мерефу, поторопил. Кобылка затрусила легкой рысью, и это оказалось очень неприятно: болтались внутренности, что-то екало у Романа в животе.
- Стременами пружинь! - подсказал Микола. Остановившись возле него, Леснов вполне удачно сполз с лошади и, довольный собой, шутливо щелкнул каблуками ботинок:
- Как, товарищ обучающий?
- Вроде бы щенок на заборе.
- Неужели? - дрогнул голос Романа.
- Все же малость получше щенка, - смягчился строгий наставник.
- А ведь я ездил дома, в лесничестве.
- Е-е-ездил, - презрительно протянул Башибузенко. - По-мужицки, без седла, охлюпкой?
- Верно, охлюпкой.
- А у нас ты по всем правилам впереди эскадрона гарцевать должен... Да ты не робей, не робей, - ободрил он закручинившегося комиссара. - Под моим доглядом превзойдешь эту науку. Сколько я тюфяков-новобранцев на коня посадил! Помяни мое слово: на полном скаку с седла прыгать будешь!
- Ну да, на полном... Хорошо тебе, ты с детства в седле. Шашкой, наверно, еще парнем владел.
- У нас шашка и наган для ближнего боя. Только как ты шашкой рубить будешь, для этого крепкая рука требуется, а у тебя кость треснутая.
- А я левой.
- Даже лучше! - обрадовался Башибузенко. - Так даже ловчей. С левой руки никто удара не ждет, противнику к тебе через своего коня трудно тянуться. Неожиданностью возьмешь. А в правой руке наган. Чтобы на скаку и без промаха... Да ты же у нас один за двоих сойдешь. Ты это самое... универсальный вояка, вот кто!
- Гляди, какие у тебя словечки!
- Мы чать тоже не лыком шиты! - хмыкнул довольный Башибузенко. - Ну, седай на свою Мерефу, представлю тебя эскадрону. И - в дорогу. Пару часов в седле продержишься?
- Сколько надо, столько и продержусь.
- Хотя бы десяток верст для первого раза. А сколько надо - это уж потом, когда на всех нужных местах мозоли набьешь.
7
Поредевший в боях эскадрон насчитывал шестьдесят человек. Первым взводом командовал кубанский казак Кирьян Сичкарь, вторым - Иван Ванькович Калмыков. Третий взвод возглавлял бывший гусар Пантелеймонов - мужчина в годах, неторопливый и неразговорчивый. В эскадроне было два брата Пантелеймоновых, чтобы различать их, одного звали Пантелеймоном Громким (за соответствующий голос), другого - Пантелеймоном Тихим. Он как раз и командовал третьим взводом, а четвертого взвода не было, расформировали из-за малочисленности.
Имелась еще тачанка с пулеметом, две повозки с фуражом и боеприпасами - вот и все хозяйство.
Пропустив эскадрон вперед, Башибузенко и Леонов ехали по степной дороге, напрямик рассекавшей ровные поля, припорошенные свежим снежком. Направлялись на юг, в ту сторону, где ночью светилось зарево, а теперь клубилась, разрастаясь, свинцово-серая шапка дыма.
Продолжая разговор, начатый еще в селе, Микола рассказывал:
- Мы кого в эскадрон берем? Кто ненавидит белую контру и готов сражаться с ней без всякого отдыха и перекура. Какого роду-племени человек, про то не спрашиваем. Хочешь воевать вместе - воюй. В первой-второй атаке командир поглядывает на новенького, как он? Если не финтит, за чужие спины не прячется, принимаем а наше товарищество.
- А если враг проникнет?
- Зачем ему проникать, врагу-то? Что ему в эскадроне делать? Секретов у нас никаких нету, а в атаку вместе с нами ходить, под белые пули себя подставлять ему несподручно. Врагу лучше при штабе обретаться. А у нас надежные оседают. Слышал небось: мы осенью корпус Миронова разоружили, который вроде бы к деникинцам перемахнуть хотел? Из того корпуса я себе двенадцать человек взял. Один, правда, в первые дни убёг. Четверо под Касторной в царствие небесное угодили. Остальные по сю пору дерутся у нас - не нахвалишься. Еще от Махно трое перебежчиков, я их по разным взводам рассовал. Воюют вполне основательно, только пьют зверски.
- А из рабочих есть?
- С этим очень даже негусто. Видишь, на тачанке румяный такой, с прямыми плечами? Нет, не ездовой, а возле пулемета. Он из уссурийских казаков, с самого что ни на есть далекого востока. Но, уж но правде сказать от казака у него только папаха черная, кучерявая. Не к лошадям он, а к железкам привержен. Пулеметчик - лучше не надо. Сам наладит, если сломается. Имя у него короткое - Нил, а фамилия подлиннее - Черемошии. Так вот: фамилию свою он еще одной очередью не выбивает, а имя на любой стене пулями пишет... Форменный мастер. На заводе работал, где пароходы строят, морскую форму носил. А к нам на Волге пристал. Все же казачья закваска перетянула. Чего ему было среди моряков-то...
Слушая Миколу, Роман жалел, что не имеет при себе бумаги и карандаша - записать краткие характеристики. То, что известно о бойцах командиру эскадрона, не узнаешь и за месяц. А товарищ Ворошилов говорил: изучайте каждого, работайте с каждым, помогите каждому...
Раз нет бумаги - запоминать надо.
- Почему у Калмыкова отчество такое странное: Ванькович?
- Это целая история, - весело блеснули глаза Башибузенко. - Вырос он в самых диких степях, возле конских табунов да овечьих отар. По-русски десяток слов всего знал. А тут пришло время на войну призываться. Привезли этих калмыков в воинское присутствие, начали списки составлять, а попробуй разберись, кто, откуда, когда родился? Спрашивают: «Ты кто? Как фамилия?» - «Никакой нету». - «А зовут как?» - «Иваном». - «А отца?» - «Ванькой». - «Тоже, значит, Иван?» - «Нет, Ванька!» И уперся на этом. Отца его хозяин только Ванькой и кликал... Бился писарь, бился и рукой махнул: «Черт с тобой, будешь Иваном Ваньковичем Калмыковым. Мотай из канцелярии, чтобы духа твоего больше не было!» Так и прилепил человеку сразу фамилию и отчество.
