Луи Жаколио - Сердар
Сердар, должны мы сказать, не смотрел на окончание этой трагедии с таким же хладнокровием, как Боб, придававший всему комическую окраску. Еще накануне, несмотря на сожаление о гибели дела, которому он посвятил всю свою жизнь, Сердар спокойно встретился бы со смертью. Да разве голова его не служила ставкой в той игре, которую он играл и проиграл теперь?.. Но после свидания с Эдвардом Кемпуэлом он сделался совсем другим человеком. Какие воспоминания пробудила эта встреча? Приятные или тяжелые, веселые или грустные, они заставили его, как никогда раньше, с отчаянием цепляться за жизнь. Какие таинственные узы родства или привязанности могли соединять его с матерью молодого англичанина, чтобы в несколько секунд при одном упоминании о ней ненависть, наполнявшая его сердце, испарилась под наплывом нежного чувства?
Да, действительно, имя Дианы Де-Монмор было каким-то могущественным талисманом, если ненавистное ему до сих пор имя коменданта крепости Кемпуэла до того изменилось в его глазах, что он даже не сомневался в его невиновности. «Диана не могла бы соединить свою судьбу с человеком, способным на такие преступления».
И теперь у него не было никакой другой цели, никакой другой мысли, кроме желания бежать с помощью своих друзей, чтобы спасти того, которого он еще вчера готов был расстрелять без всякой жалости.
Двери тюрьмы раскрылись, и осужденные, высоко подняв головы и без малейших признаков волнения, вышли наружу. Барнет курил с наслаждением, бормоча про себя:
– Необыкновенно, но последняя сигара всегда кажется самой лучшей.
Сердар быстрым взглядом окинул толпу, и лицо его осветилось едва заметной, мимолетной улыбкой. Местные сингалы, живущие в Галле, были буквально окружены толпами малабарцев, пришедших сюда вместе со своими семьями. События развернулись так быстро, что жители деревень не успели прийти в город. Эспланада, где выстроили эшафот с тремя виселицами, находилась всего в трехстах метрах от тюрьмы, и два батальона солдат-сипаев, составлявших весь гарнизон города, с трудом удерживали напиравшую толпу.
Три английских парохода, прибывших накануне, были сплошь усыпаны зрителями, и даже все их реи были увешаны гроздьями из человеческих тел. Все это общество, видимо, разместилось так, чтобы не пропустить ничего из происходящего, тем более что суда стояли на якоре всего в двух кабельтовых от берега. Зато на французском пакетботе было совсем пусто, и флаг его был спущен.
Пленники не были связаны. Разве была у них возможность бежать, если они со всех сторон были окружены сингальскими сипаями? Им даже разрешили идти вольным шагом.
В тот момент, когда они выходили из тюрьмы, кто-то шепнул Сердару на ухо:
– Идите очень медленно, мы готовы.
Он попытался понять, кто мог шепнуть ему такой совет… Кругом никого, кроме бесстрастных сипаев, не было.
Продвигаясь вперед, Сердар с тайной радостью заметил, что женщины и дети попадаются все реже и эшафот окружен одними только мужчинами.
Не понимая еще, какой план задуман его друзьями, он все же догадывался, что такое размещение малабарцев должно в значительной степени облегчить его исполнение.
На террасе губернаторского дворца собралось множество офицеров, чиновников и дам в нарядных туалетах. Несмотря на ранний утренний час, все жаждали увидеть, как умрет легендарный Сердар.
Знаменитый генерал Гавелок, похищение которого было задумано Сердаром и должно совершиться в Мадрасе, сидел рядом с губернатором и держал бинокль, чтобы лучше рассмотреть противника, с которым он приехал сражаться и который должен был вскоре кончить свою жизнь на виселице, как обыкновенный преступник.
Несколько англичан, приехавших со своих вилл, распорядились, чтобы их коляски стояли по возможности ближе к линии сипаев, желая полнее насладиться приятным зрелищем. Великолепный белый слон, покрытый богатой попоной, с охотничьей, обитой железом хоудой[25] и погонщиком на спине, стоял подле них, приготовленный, разумеется, для охоты на черных пантер, куда приехавшие англичане собирались отправиться по окончании казни. Таково было по меньшей мере естественное предположение, возникающее при виде животного.
Продолжая идти к месту казни, Сердар пытался понять, почему его спасители медлят и ждут, пока пленники приблизятся к эспланаде, занятой двумя батальонами сипаев. По мере того как уменьшалось расстояние, тревога все больше сжимала его сердце, лицо покрывалось каплями холодного пота. Он не хотел умирать теперь… Погибни он во время бесчисленных стычек с англичанами, это было бы естественно… и затем, вот уже двадцать лет как завеса скрыла его воспоминания, но теперь… Не лежит ли на нем обязанность великого долга?.. Переживет ли Диана смерть отца своих детей? Невиновен тот человек или виновен, не должен ли он его спасти?.. Не налагает ли на него эту обязанность прошлое?.. И вот этот железный человек, который в другое время шел бы на казнь, как на последний подвиг, чувствовал теперь, что ноги его дрожат, а глаза заволакиваются слезами, тогда как Барнет, продолжая курить, посылал в лицо сипаям, пораженным его дерзким видом, душистые клубы дыма коренгийской сигары.
Нариндра был фаталистом: «что должно случиться, то случится». Он даже не упрекал себя за то, что его неосторожное преследование стало причиной гибели друзей. Это было написано в книге судеб, и судьба его исполнялась, а потому он никого не обвинял и не позировал перед смертью, как Боб Барнет.
Когда оставалось несколько шагов и железный круг, образованный штыками сипаев, должен был сомкнуться за пленниками, тот же голос снова шепнул на ухо Сердару:
– Сердар, скажи друзьям, чтобы они прыгали на слона и неслись к горе!
Сердар оглянулся, но ни одного малабарца не было вблизи. Неужели кто-нибудь из сипаев подкуплен? Не раздумывая долго, он, уверенный, что никто из присутствующих его не поймет, поспешно повторил Бобу по-французски только что сказанные ему слова.
На янки это сообщение произвело страшное впечатление… Его лицо побагровело от внезапного прилива крови, и можно было подумать, что у него случилось кровоизлияние в мозг.
– Спокойнее! Спокойнее! – сказал ему Сердар. Оставалось всего несколько шагов до того места, где стоял слон, когда тот, как бы по внезапному капризу, встал на дыбы и попятился, а затем, поравнявшись с пленниками, вдруг упал на колени. Пленникам не оставалось ничего больше, как прыгнуть в хоуду. Чтобы облегчить им эту операцию, толпа малабарцев, густо столпившихся в этом месте, бросилась влево, как бы испуганная слоном, испуская громкие крики и увлекая за собой пикет[26] сипаев в противоположную от пленников сторону.
– Вперед, Индия и Франция! Ко мне, Нариндра! – крикнул Сердар громовым голосом и одним прыжком очутился в хоуде, куда за ним тотчас же последовали Барнет и Нариндра.
– Ложитесь! Ложитесь! – крикнул им погонщик, голос которого они сразу узнали.
Это был Рама-Модели, так же великолепно переодетый, как был загримирован слон Оджали. Темную кожу животного сначала смазали соком манго и, когда сок загустел, побелили с помощью извести.
Следуя совету погонщика, все трое бросились на дно хоуды. Оджали не надо было подзадоривать, он сам пустился галопом по направлению к горе. И странная вещь! Толпа, как бы заранее кем-то предупрежденная, расступалась на всем пути, не мешая его движению. Все это случилось так просто и с такой быстротой, что сипаи, оглушенные криками толпы и пробовавшие проложить себе путь через напиравших на них людей, не заметили исчезновения пленников. Они не могли видеть пленников потому, что те успели лечь на дно хоуды прежде, чем слон поднялся. Всем, кто не был предупрежден или не был близким свидетелем этой сцены, казалось, что слон бежит к горе с одним лишь погонщиком. Вот почему малабарцы, народ вообще веселого и насмешливого нрава, не могли удержаться от взрыва громкого хохота, когда услышали приказание английского офицера, командовавшего взводом сипаев, вести скорее пленников на эспланаду.
Зато с дворцовой террасы все перипетии происходящего были видны подробно, и можно поэтому представить, какой гнев охватил губернатора и как волновались окружавшие его официальные лица. Под воздействием первого впечатления губернатор хотел отдать приказ Королевскому форту стрелять в толпу, очевидно, принимавшую участие в организации этого смелого побега, но тут же понял, что такое могут позволить себе лишь немногие властители в мире. Однако, чтобы чем-нибудь вознаградить себя, он бросился в свой кабинет к телеграфному аппарату, соединяющему его с фортом, и отдал приказание без передышки стрелять по слону, который благодаря особенному расположению горы представлял в течение получаса прекрасную мишень для пушечных выстрелов.
Спустя несколько минут после отданного губернатором приказания крепостная пушка загремела с остервенением, покрывая картечью склоны горы.
