Хари Апте - Чандрагупта
«Будь благословен! Может быть, великий царь будет гневаться на свою рабыню за это письмо и захочет наказать дерзкую. Но да подарит он ее своим милосердием, лишь один-единственный раз обратит на нее свой взор и выслушает несчастную. По случаю великой радости раджи об этой рабыне вспомнили и сняли с нее цепи, а значит, сын арьев не совсем забыл свою жалкую служанку. И тогда она решилась написать письмо и потревожить покой великого раджи. Как ждет птичка чатака капли дождя, как жаждет ночью перепелка вновь увидеть возлюбленную луну[51], так ожидает своего повелителя Мурадеви. Вверяю себя воле моего господина. Исполнит ли он жалкую мольбу его рабыни?»
Дханананд не сразу понял, кем написано это письмо. Уже на середине он стал догадываться, а прочитав последние строчки, убедился в правильности своей догадки. Служанка, пришедшая с письмом, все еще стояла перед ним. Он взглянул на нее и снова обратил взор на письмо. Перечел его еще раз и задумался. Потом вдруг решительно сказал:
— Ступай! Сообщи своей госпоже, что я тотчас же прибуду к ней. А ты, — обратился он к стражнице, — отведешь меня в покои Мурадеви.
Услыхав его слова, обе женщины застыли на месте, точно пораженные громом небесным или пронзенные ударом молнии. Служанка, однако, быстро пришла в себя. Она тотчас сообразила, как обрадуется ее госпожа счастливой вести, поэтому, поклонившись радже, выскользнула из дворца и бросилась бежать. Изумление же стражницы прошло не так скоро. Она не могла поверить, что слышит все это наяву, а не грезит. Она застыла, как каменная статуя, и не двигалась с места. Видно, Дханананд заметил ее состояние, потому что он улыбнулся и сказал:
— Очнись! Ты не спишь. Я в самом деле желаю отправиться в покои дочери раджи киратов. Я хочу увидеть Мурадеви. Шестнадцать лет я отвергал ее, но теперь, хотя бы в честь праздника царевича Сумальи, не хочу оставлять ее в горе.
Раджа так объяснил вслух причину своего решения. В действительности же дело обстояло немного иначе: он хотел отвлечься от мрачных предчувствий. Он надеялся хоть ненадолго забыться, встретившись с той, кого не видел целых шестнадцать лет. Новизна пленяет нашу душу, и тогда тревожные мысли, которые мы хотим прогнать, уходят прочь. С такой надеждой Дханананд поднялся с трона и пошел следом за стражницей.
Тем временем служанка Мурадеви, обрадованная тем, что раджа посетит сегодня покои ее госпожи, примчалась назад как одержимая и сообщила своей повелительнице, нетерпеливо ожидавшей ответа, счастливую новость. Выслушав ее, Мурадеви на один миг — лишь на один миг — не поверила ее словам. Но, взглянув внимательно на лицо служанки, она оставила сомнения и тут же поднялась, чтобы приготовиться к встрече махараджи. На ней почти не было украшений, но и те немногие, которые были надеты, она сняла, оставив одно жемчужное ожерелье. Вместо шелковых одежд надела простые, белого цвета. И, причесавшись с легкой небрежностью, приколола к волосам один-единственный цветок, известный под названием «стрела любви». Она усилием воли стерла с лица следы ненависти и мести и приняла вид возлюбленной, истомленной разлукой с любимым. Взглянув напоследок в зеркало, дабы убедиться, что вид ее соответствует ее намерениям, она села в ожидании прихода махараджи. В немногие минуты до его появления она успела обдумать, какими словами и движениями будет приветствовать гостя, когда и что скажет, как улыбнется, какое выражение придаст своему лицу, какие оттенки — голосу.
Едва успела она закончить свои приготовления, как появился Дханананд, ведомый стражницей.
— Сюда, сюда, повелитель! — возглашала служанка. — Вот Мурадеви, которая ждет вашего благосклонного взгляда.
Стражница скрылась. И сразу же Мурадеви воскликнула в страстном порыве:
— О, сын арьев! Да упадет ваш взор на ту несчастную, которую, почитая виновной, вы отдалили от себя! — И она припала головой к стопам раджи, оросив их слезами.
Так горячо и страстно прозвучала мольба женщины, столько неподдельного страдания было в ее словах, что, движимый невольным сочувствием и жалостью, раджа молча поднял ее и без слов привлек к себе. Заглянув в ее лицо, он увидел, что оно прекрасно необычайной, скорбной красотой, и сердце его устремилось к ней. Ее убор — простые белые одежды и единственный цветок вместо украшений — пленил его изысканной простотой. Что может быть лучше естественного очарования? А природа щедро одарила Мурадеви, и ей не нужно было никаких ухищрений, чтобы подчеркнуть свои достоинства. Ей было уже за тридцать, и сейчас, когда она находилась в расцвете зрелой женственной красоты, ей особенно шел строгий белый наряд, оттененный лишь сверкающей белизной жемчужной нитки и «стрелой любви» в волосах. Этот цветок, как символ, особенно дразнил воображение раджи. И тут-то уж Мурадеви почтительным обхождением, любовными речами, робкой лаской, нежными словами, движением бровей, сверканием взглядов и стонами тоски окончательно полонила Дханананда.
То, что уже первое ее письмо сразу оказало нужное действие на махараджу, показалось Мурадеви счастливым знамением. Она думала: напишу раз, не подействует — напишу снова и снова, но рано или поздно завлеку махараджу в свои покой. А уж когда это удастся и он явится ко мне, я сумею прибрать его к рукам.
Теперь, когда махараджа пришел к ней по первому зову, она несказанно обрадовалась, что так быстро свершилось задуманное. Однако она ничем не выразила своего торжества. Она заботилась об одном — убедить раджу, будто она бесконечно благодарна ему за то, что он снизошел к отвергнутой жене и не оттолкнул ее.
И она вполне достигла желаемого. Очарованный изъявлениями преданности и любви, Дханананд утешал ее:
— Милая Мурадеви! Оставь печаль, не горюй больше. Забудь о том, что было и что давно прошло. Это было какое-то помрачение. Сегодня я словно переродился. Увидев, как ты исстрадалась за эти годы, я начинаю думать, что был введен в заблуждение. Иначе разве могла бы остаться неизменной твоя любовь? Ни думай ни о чем. Если и была на тебе вина, забудь об этом. Если повинен был я, постарайся и это забыть. Мы оба искупили давние ошибки. К чему о них помнить? Ах, милая, неужели ты наказана мною безвинно?
— Сын арьев, как я могу сказать «да»? Разве может ваша рука свершить несправедливость? Нет, нет! Это моя несчастная судьба. Вы не знали истины и не могли поступить иначе. Я ни в чем не виню вас. Виновата моя злая доля. И все же вот здесь, у ваших ног, я говорю правду: я не заслужила изгнания и позора. Я царская дочь, единственная дочь раджи киратов. Хвала всевышнему! Сегодня та, в чью жизнь по обычаю кшатриев, по обряду гандхарвов вы вошли повелителем, удостоилась величайшего счастья вновь лицезреть вас, удовлетворить ненасытное желание своих очей! Пусть ваш милосердный взор пребудет на мне, как прежде!
Такого неземного соблазна исполнены были речи и чары Мурадеви, что, как черная антилопа, попав в сети хитрого охотника, с каждым шагом все больше запутывается в них, Дханананд все безнадежнее увязал в путах, раскинутых лукавой и коварной женской рукой. Как бывает беззащитна лань перед стрелой охотника, обманутая звуками его дудочки, так беззащитен стал раджа перед колдовством Мурадеви. Он опьянел от ее сладкого голоса, пал под стрелами ее взглядов, попался в хитросплетения ее речей. Через шестнадцать лет разлуки она показалась ему в своей зрелой красе еще обольстительней, еще пленительней, чем прежде. Он прижимал ее к своей груди, осушал ее слезы, твердил слова утешения:
— Милая Мурадеви! Оставь сомнения и тревоги. Сегодня же ночью я приду в твои покои. И вечернюю трапезу разделю с тобой. Только забудь о том, что было. Не вини меня, и я не упрекну тебя. Я буду с тобой. Теперь Сумалья стал наследником престола, и я могу на время удалиться от дел. Ракшас и Бхагураян помогут ему править, и на этот срок я буду целиком твой. Я могу поселиться здесь, у тебя. Ты хочешь этого?
В разгар беседы, исполненной взаимных признаний и клятв, Дханананд вдруг вспомнил о чем-то и, то ли обращаясь к Мурадеви, то ли раздумывая, проговорил:
— Как странно! В тот миг, когда предчувствие надвигающейся беды омрачало мой дух, я вместо этого вдруг вновь обретаю возлюбленную, отвергнутую мною безвинно. Или так всегда бывает: чтобы узнать радость, нужно пережить сомнение и тревогу? Может быть, истинное наслаждение заключается именно в переходе из одного состояния в другое? Как ты думаешь, милая?
Мурадеви как-то странно улыбнулась в ответ на слова раджи, но тут ж отвела взгляд и нахмурилась.
Глава VIII
Второй шаг
Когда Мурадеви отправила письмо радже, то ни она сама, ни служанка не ожидали, что результат будет столь успешным. Незадолго перед тем Вриндамала, встревоженная состоянием своей госпожи, ходила за советом к Васубхути. Тот сказал, что должен встретиться с Мурадеви, чтобы что-нибудь предпринять. Два дня Вриндамала размышляла о том, как бы устроить эту встречу. В конце концов она решила свести монаха со своей госпожой в храме Владыки Канласы, который Мурадеви посещала каждый понедельник. А уж дальше, думала она, благостный Васубхути все устроит. Хозяйку же ее в это самое время занимали совсем другие мысли. Та думала об одном: как исполнить задуманную месть, с чего и как начать. Прежде всего необходимо было свидеться с раджей. Это основа основ. Но как это осуществить? Поправ женский стыд, самой предстать перед ним в совете или где-нибудь в другом месте — разве это возможно? Да и не стоит пытаться: скорее всего кроме унижения это ничего ей не принесет. И тогда — конец всему. Пусть сам раджа не отвергнет ее с презрением, зато другие жены и их сторонники сделают все, чтобы унизить и опозорить несчастную. Случайно попасться ему на глаза? Но ведь после всех наговоров не может же она бывать в общих покоях вместе с другими женами. Приходилось избрать один-единственный путь — набраться смелости, написать письмо и послать служанку, чтобы она передала его прямо в руки махараджи. Если письмо дойдет до него, то есть еще надежда, что ее замыслы осуществятся, если нет — другой возможности все равно не будет. Она утвердила себя в мысли, что хуже, чем было, ей уже не станет, и, написав письмо, отдала его Вриндамале. Она подробно объяснила служанке, как вести себя, чтобы ее допустили к самому радже. Она научила ее не называть имени своей госпожи, а на вопросы стражников отвечать просто «я прислужница госпожи», «я принесла махарадже письмо от госпожи». Тогда никто не догадается, что речь идет о Мурадеви, раджа будет думать, что письмо прислала мать Сумальи, и захочет прочесть его. «Лишь бы он принял письмо и прочитал, что я пишу, — молила она в душе, — а там пусть будет то, что назначено мне судьбой». Она наставляла Вриндамалу, и, чтобы у служанки не было сомнений насчет содержания письма, она постаралась внушить ей, что навсегда забыла о прошлом, оставила свои безумные мысли о мщении и стремится лишь к одному — вернуть себе расположение раджи.
