Эндрю О’Коннор - Семейные тайны Армстронгов
– Эдвард не мог позволить тебе увести всех наших слуг до единого, оставив дом совершенно без присмотра, да еще и не сообщить об этом мне.
– Называя меня лжецом, ты наносишь мне серьезное оскорбление. – Голос Синклера звучал тихо, но твердо.
– Ты тоже сильно обидел меня, Синклер. И больше не бери моих слуг без моего ясно выраженного разрешения… Бартон!
В дверях появился дворецкий:
– Да, миледи.
– Бартон, вы и все остальные слуги немедленно возвращаетесь к выполнению своих обязанностей в Большом Доме.
– Да, миледи, – кивнул Бартон.
– Нет, Бартон! – Голос у Синклера был громкий и сильный. – Оставайтесь здесь и выполняйте работу, которую поручила вам миссис Армстронг.
Анна смотрела на Синклера, не веря своим ушам.
– Синклер! Это моя прислуга. И ты не можешь отменять мои приказания!
– Могу и сделаю это! Бартон и все остальные слуги останутся на своих постах здесь, – медленно произнес Синклер, сверля Анну взглядом своих черных глаз.
Анне стало страшно, но она твердо решила этого не показывать.
Все слуги теперь нервно переводили взгляд с нее на Синклера и обратно.
– Бартон, я не собираюсь повторять. Делайте то, что я вам сказала. Возвращайтесь в наш дом, – настойчиво заявила Анна, не сводя глаз с Синклера.
– Очень хорошо, мадам, – сказал Бартон.
Он щелкнул пальцами, и все слуги тут же бросили свои занятия и быстро вышли из комнаты. Бартон шел замыкающим. Анна слышала, как он в холле давал распоряжения всем остальным. Она почувствовала, как ее охватывает волна облегчения. На мгновение она засомневалась, что он выполнит ее приказ.
– Как ты смеешь врываться в мой дом и командовать здесь! – сердито прорычал Синклер.
– Твой дом? А я думала, ты в курсе, что Хантерс-фарм принадлежит моему мужу. Так что это наш дом. И это были наши слуги. – Она взяла вилку со стола. – А это столовое серебро, позаимствованное из нашей столовой, и снова без разрешения. И можно не сомневаться, что еда, которую наша повариха готовила для вашего уважаемого гостя, также прибыла сюда из наших кладовок!
– Ну и что из того? – спросил Синклер. – Эдвард не возражает.
– Что ж, зато возражаю я! И меня нельзя так неуважительно сбрасывать со счетов.
Синклер наклонился к ней, глаза его блестели.
– Эдвард ни в чем не откажет своему наследнику.
– Своему наследнику? – опешила Анна.
– Я наследник Эдварда, а после меня – мой сын… при отсутствии у Эдварда собственных детей.
– Ну, это мы еще посмотрим! – решительно сказала Анна.
– Таков естественный порядок преемственности, – сказала Диана; говорила она спокойно, хорошо контролируя себя. – Если с Эдвардом что-то случится, следующим идет Синклер. А после него – наш Гарри.
– Вы очень самонадеянны! – сказала Анна, часто моргая, чтобы скрыть слезы.
– Нет, я не самонадеянный. Это называется иначе – презумптивный, – сказал Синклер. – Потому что, если у вас с Эдвардом не будет сына, то есть наследника явного, презумптивным наследником буду я.
Анна направилась к выходу.
– О Синклер! – приторно-сладким голосом добавила Диана. – Мы должны быть к ней добрее и снисходительнее. Ведь это же не ее вина, что она… бесплодна.
Анна быстро вышла, напоследок несколько раз часто моргнув. Уже на улице она слышала, как Синклер и Диана демонстративно смеются у нее за спиной. Это был насмешливый, издевательский хохот.
Когда она стремительно садилась в карету, по щекам ее ручьем текли слезы.
– С вами все в порядке, леди Анна? – озабоченно спросил ее Шон.
– Поезжай скорее домой, – умоляющим тоном сказала она, закрывая лицо ладонями.
Вернувшись, Анна прямиком ушла в свою комнату и, упав на кровать, разрыдалась в голос. Сцена с Синклером и Дианой раз за разом прокручивалась у нее в голове. Она плакала, пока совсем не выбилась из сил, после чего заснула. Когда она проснулась, было уже темно, и она снова заплакала, только на этот раз уже потихоньку. Открылась дверь, и в комнату вошел Эдвард. Прежде чем присесть к ней на кровать, он осторожно обошел комнату, зажигая свечи.
– Не пытайся оправдывать их, Эдвард. С меня уже достаточно! – сквозь слезы сказала она.
– Я не собираюсь их защищать.
– Ты давал им разрешение увести всю нашу прислугу из дома ради какого-то их дурацкого званого ужина?
– Нет, разумеется, нет. Я не мог позволить бросить дом без присмотра подобным образом. И ты действительно имела право приказать всем вернуться.
– Да как они посмели! – Она села на кровати и заглянула ему в лицо. – Ты сам позволил им взять верх, Эдвард! Разве ты не видишь, что ты наделал? Это не может так продолжаться.
– Я строго поговорил с Синклером и сказал ему, что такое не должно повториться. Он заверил меня, что больше этого не будет.
– Они говорили со мной совершенно ужасно. Ты себе этого не представляешь. Я знаю, что он твой кузен, и не сомневаюсь, что он прекрасно управляет твоим поместьем. Но я очень хочу, чтобы их тут не было, Эдвард! Хочу, чтобы они выехали из Хантерс-фарм. Найди им какое-то место подальше от нашего поместья. Я просто не могу больше выносить их здесь!
– Я не могу этого сделать, дорогая.
– Но почему? – гневно спросила она.
В глазах его появилось выражение безысходности.
– Потому что Синклер – мой наследник. Синклер и его сын идут следующими по линии родства, если у нас с тобой не будет детей.
Анна уставилась на него неподвижным взглядом, а затем издала низкий звук, похожий на рычание раненого зверя, который исходил, казалось, откуда-то снизу, из ее живота.
– Ну почему это происходит с нами, Эдвард?
Он печально покачал головой:
– Не знаю.
– О, прости меня, Эдвард, мне так жаль! – Она прильнула к нему и крепко обняла.
– Собственно говоря, на прошлой неделе я встречался с нашими адвокатами, – сказал он, – желая уточнить, все ли в порядке с юридической точки зрения, чтобы поместье и титул перешли к Синклеру и его сыну в случае, если со мной что-то случится.
22
Приближалось Рождество 1844 года, и слуги весело украшали дом ветками плюща, омелы и остролиста с его красными ягодами. Обходя дом, Анна жалела, что не может разделять их радость. На Рождество среди других гостей к ним должна была приехать и Джорджина. Раньше Анна ни за что бы не поверила, что когда-нибудь будет бояться визита своей кузины. А вот теперь все было именно так, и она мечтала получить письмо, в котором говорилось бы, что Джорджина по тем или иным причинам приехать на праздники не сможет. Джорджина станет для нее зеркалом, в котором Анна лишний раз разглядит собственное несчастье и лишь усилит это ощущение. С Дианой и Синклером после последней стычки она почти не пересекалась. Они вообще редко стали появляться в их доме, а если это и происходило, то приезжали они, как обычно, без предупреждения. Когда же ей все-таки приходилось встречаться с этой парой, они, хоть и вели себя подчеркнуто вежливо, смотрели на нее с пониманием. С пониманием того, что нужно довести эту игру с выжиданием до конца, и тогда в один прекрасный день они вместе со своим сыном станут обладателями всего этого. На Рождество они также должны были быть среди гостей, и этого обстоятельства она боялась не меньше.
Джорджина и все остальные появились в канун Рождества, и казалось, что они приехали в дом, полный радости и веселья. Ярко горели огни, бренди текло рекой, до поздней ночи затягивались салонные игры. Анна избегала оставаться с Джорджиной один на один, стараясь оттянуть тягостный разговор, который должен был неминуемо последовать. Но самое главное – она старалась избежать новой конфронтации, подобной той, которая случилась в Таллидере. От предложенного Джорджиной решения ее проблемы ее тошнило, и все же решение это продолжало терзать ее, как притупленная, но неотступная боль.
В рождественское утро пошел легкий снежок. Анна сидела на кровати и задумчиво смотрела на белеющий мир за окном. Эдвард уже встал и успел привести себя в порядок. Она позвонила в колокольчик, и пришли слуги, принеся с собой большой кувшин горячей воды для умывания и уголь для камина. Когда разгоревшийся огонь немного нагрел комнату, Анна встала, чтобы умыться и приготовиться ко дню, который ждал ее впереди. Экипажи повезли всех в церковь их поместья.
В церкви Анна с Эдвардом сели в первом ряду на свою фамильную скамью, казавшуюся неестественно длинной из-за своей пустоты. Среди собравшейся паствы она также заметила Синклера и Диану вместе с их Гарри.
Когда хор запел рождественский гимн «Ковентрийский хорал», Анна взглянула на Эдварда, который, похоже, полностью погрузился в свои мысли. Казалось, что тяжесть всего мира легла ему на плечи. Она посмотрела на алтарь и помолилась, попросив у Господа прощения за то, что намеревалась сделать.
Во время праздничного обеда Синклер с Дианой сели на самом дальнем краю стола, подальше от Анны. Пока подавали жареных индеек с картофелем и овощами, Анна играла роль хозяйки дома, излучающей веселое настроение и энергию. Среди приглашенных был лорд Браун, известный волокита, который, как всегда, попытался флиртовать с Анной.
