Виктор Поротников - Битва на Калке
В свете зарождающегося дня лавина половецких всадников в ярких одеяниях на рыже-гнедых лошадях была подобна быстро текущей реке, вырвавшейся из узкого русла на широкий простор. Степь притихла, сотрясаемая половецкой лавой, сверкающей изогнутыми клинками сабель и наконечниками копий.
Урочище Кичем представляло собой глубокую впадину, орошаемую несколькими ручьями, там были прекрасные пастбища, способные вместить несколько тысяч лошадей. Половецкая конница с гиканьем скатилась по склонам холмов на широкое травяное ложе урочища и с трех сторон ворвалась в татарский стан, круглые шатры которого были разбросаны среди стройных молодых тополей и зарослей дикой вишни, уже осыпающей на траву свой белый благоуханный цвет.
Половцы были готовы к самой яростной драке, но стан был пуст. В шатрах оказалось полно всякого добра: меха, ковры, паволоки, шелка и бархат… Немало было там и вещей из золота, а также россыпи серебряных монет арабской и персидской чеканки. Все говорило о том, что мунгалы совсем недавно ушли отсюда, словно загодя почуяв опасность. Половцы спешились, убрали сабли в ножны и занялись дележом богатой добычи. Отовсюду слышался смех и радостные голоса, воины толкали за пазуху и в переметные сумы драгоценности и вороха богатых одежд, иные натягивали на себя шелковые цветастые халаты поверх кольчуг и панцирей. Брошенный татарский стан наполнился гомоном и оживлением, какие бывают при взятии неприятельского города.
Хан Котян был объят беспокойством. Он был убежден, что это все неспроста, что за всем этим кроется какая-то хитрая уловка татар. Однако беки и беи не слушали предостережения хана. Кого опасаться? Мунгалы трусливо бежали, спасая свои жизни, им явно было уже не до парчи и злата. Но далеко мунгалам не уйти. Ярун и идущие с ним ханы догонят их на переходе к главному татарскому куреню.
Хан Котян всю жизнь провел в седле, в набегах и сражениях. В прошлом ему довелось повоевать и с русичами, и с булгарами, и с венграми, и с мордвой… Котян сам был горазд на всевозможные военные хитрости, однако военные приемы мунгалов ставили в тупик старого хана. По своему печальному опыту Котян знал, что мунгалы всегда готовы к стремительному нападению, их бегство чаще всего обманчивое и свою добычу мунгалы просто так никому не отдают.
«Несомненно, это очередная уловка мунгалов, — размышлял Котян. — По всей видимости, этот брошенный стан с награбленным добром всего лишь приманка. Таким образом военачальники мунгалов хотят отвлечь часть половецкой конницы от атаки на их главный курень. Ну, конечно! Иначе и не может быть!»
Мунгалы верны своей тактике: бить врага по частям! Значит, покуда воины хана Котяна набивают сумы татарским добром, в это самое время бек Ярун и его конники окажутся лицом к лицу со всей татарской ордой. Подавлять противника численностью — это тоже излюбленный прием мунгалов.
Котян отдал приказ к выступлению. Ему пришлось даже отстегать плетью некоторых беков и сотников за их нежелание вновь садиться в седло, их алчные руки так и тянулись к награбленным сокровищам мунгалов. Воины Котяна нехотя покидали татарский стан, где еще оставалось немало всевозможного добра, для перевозки которого нужен был не боевой конь, а верблюд или повозка. Половцы надеялись вернуться сюда после разгрома татарской орды.
Стремительный бег половецких коней замедлился. Отряд Котяна сильно растянулся по степи, многие воины так нагрузились добычей, что их лошади утратили былую резвость. Ковры и скатки войлока, переброшенные поперек седел, наполненные доверху переметные сумы — все это лишало половецких всадников быстроты и маневренности.
Степные увалы вставали на пути один за другим, подобно гигантским морским валам, заслоняя горизонт и замедляя и без того неспешное движение всадников хана Котяна. Между увалами расстилались обширные участки ковыльной степи, то и дело попадались неглубокие впадины, покрытые мельчайшим белым песком — то были следы высохших озер и речушек.
В узкой долине между двумя высокими холмами Котян увидел много порубленных тел, всюду в траве валялось оружие и щиты. Поодаль носились, сбиваясь в стаи, низкорослые гривастые лошади мунгалов с деревянными седлами на спинах. Эти полудикие лошадки напоминали испуганных птиц, потерявших вожака.
Спустившись в долину, воины хана Котяна насчитали больше сотни убитых мунгалов, многие из которых нашли свою смерть от половецких стрел. Среди мертвых врагов оказалось и около сорока павших в сабельном бою половецких батыров, которые отличались от татар своими плоскими шлемами, желтыми волосами и более статным телосложением.
Опытному глазу хана Котяна было видно, что битва пронеслась здесь, как вихрь. Дозорный отряд мунгалов оказался в окружении и был безжалостно истреблен половцами, которые сначала расстреливали татар из луков, потом добивали их копьями и саблями.
«Это конники Яруна проскакали тут, словно крылатая Смерть! — усмехался в желтые усы хан Котян. — От ярости батыров Яруна мунгалов не спасут ни стрелы, ни сабли, ни быстрые кони! Сегодня Ярун досыта напьется татарской крови!»
Котян повел свой отряд дальше. Надо было спешить! Ярун наверняка уже столкнулся с главными силами татар.
Перевалив еще через одну гряду холмов, всадники Котяна застыли в изумлении. Открывшаяся перед ними картина могла потрясти любое воображение! С вершины холма открывалось широкое пространство степи, заполненное многими тысячами всадников, половцев и мунгалов. Вокруг насколько хватал глаз перемещались, сталкивались, рассыпались и собирались вновь половецкие и татарские конные отряды, отовсюду неслось лошадиное ржание, топот копыт, лязг и звон клинков, громкие завывания мунгалов сливались с боевым кличем половцев. Метались из стороны в сторону хвостатые татарские бунчуки и красные треугольные половецкие знамена.
— Мы, кажется, подоспели вовремя! — Котян оглянулся на своих беков и беев. — Сметем гнусных татар! Это наши степи, и удача сегодня с нами!
Котян выхватил из ножен саблю и со свистом рассек ею воздух.
В следующий миг за спиной хана вспыхнули на солнце сотни узких сабель, вскинутых кверху над шлемами его телохранителей.
Глава пятая
«И бысть сеча зла…»
Дружинники Зикора и Овсень во всех походах всегда были подле Даниила Романовича, на них лежала обязанность оберегать князя в опасности даже ценой собственной жизни. Такое повеление дала им княгиня Анна Мстиславна, жена Даниила. Ей было ведомо, как безоглядно порой ведет себя в битвах ее воинственный супруг.
Зикора был родом из Польши, там-то судьба и свела его с Даниилом, который в отрочестве скрывался от своих недругов у польского князя. Зикора был одногодком с Даниилом, они подружились при первой же встрече. Даниил тогда еще не был князем, а Зикора в ту пору обучался ремеслу скорняка в мастерской своего отца. Уезжая на Русь, Даниил позвал за собой и дружка Зикору, которому пришлось спешно осваивать воинское мастерство, так как жизнь Даниила до его вокняжения во Владимире-Волынском была полна опасностей.
Овсень был половецкого племени, из очень знатного рода. Он оказался во Владимире вместе со свитой Анны Мстиславны, которая по матери была наполовину половчанкой и доводилась внучкой хану Котяну. Мать Анны, Мария Котяновна, была замужем за Мстиславом Удатным. В окружении княгини Марии, живущей в Галиче в роскошном каменном дворце, было много выходцев из половецких кочевий. Ей прислуживали служанки-половчанки, за ее любимыми лошадьми приглядывали конюхи-степняки, в дворцовой страже было немало половецких юношей, отцы которых, живя в Степи, тем не менее приняли православную веру.
Одним из таких дворцовых мечников был и крепыш Овсень. Его княгиня Мария всегда выделяла особо, поскольку он доводился ей дальней родней. В дружину к Даниилу Романовичу Овсень перешел по настоянию Анны Мстиславны, хотя изначально княгиня Мария, отправляя Овсеня из Галича во Владимир, поручила ему присматривать за своей любимой дочерью.
Волынская дружина, разбившись на сотни, двигалась по степи неспешным аллюром. Дружинники держали наготове копья, луки и стрелы. Все знали: враг близко! На этот раз татары не ударятся в бегство, но будут стоять насмерть, защищая свой курень.
Даниил находился в центральной сотне, которая шла боевой колонной по десять всадников в ряд. Справа и слева от княжеской сотни, над которой покачивалось знамя с изображением Богородицы, чуть приотстав, шли тем же боевым порядком еще четыре сотни волынян на вороных лошадях, по две сотни с каждой стороны.
Солнце взошло. Воздух был пропитан ароматами диких цветов; с юго-запада веял свежий ветер, колыхавший степную траву.
Даниил нетерпеливо вглядывался в даль. У него за спиной о чем-то негромко спорили Зикора и Овсень, подначивая друг друга беззлобными шутками. Молодые гридни, слушая их, весело смеялись, не обращая внимания на строгие окрики гридничего Прошуты. Седоусый Прошута ко всякому начинанию относился серьезно, тем более к грядущей битве. Легкомысленное поведение юных бояричей сердило старого воеводу.
