Эптон Синклер - Дельцы. Автомобильный король
— Расскажите, пожалуйста, — попросил Монтегю.
— Демократическая партия одержала победу на выборах, пообещав снизить тарифы, и действительно предоставила монополиям всякие льготы. Деньги лились рекой, и мой брат смог утроить свои сорок тысяч. Компанию возглавляли боссы Стального треста. Уильям Робертс приезжал из Питсбурга каждые два или три дня, а в остальные дни связывался с Нью-Йорком по личному телефону. Я всегда утверждала, что Стальной трест инициатор всех мошенничеств с тарифами. И это продолжается до сих пор.
— А что сделал Прайс со своими серебряными копями? — спросил Монтегю.
— Он их продал, — сказала она, — и как раз вовремя. Он участвовал в предвыборной кампании девяносто шестого года, и я помню, как однажды вечером у меня на обеде рассказал, что республиканская партия ассигновала десять или пятнадцать миллионов долларов на предвыборную кампанию. "Серебру пришел конец", — сказал он и продал свое дело в том же месяце. С тех пор он свободен. А вы с ним знакомы?
— Пока еще нет, — ответил Монтегю.
— Это интересный человек. Я слышала от Дэви, как он, будучи еще владельцем копей, поражал Нью-Йорк своими карманами, раздувшимися от зеленых бумажек. За все он расплачивался стодолларовыми купюрами, как "угольно-нефтяной" Джо, даже за чистку обуви. И предавался дикому разгулу — вы даже не можете себе вообразить, что он выделывал!
— Так вот он какой! — воскликнул Монтегю.
— Был таким, но однажды с ним что-то произошло. Прайс обратился к врачу; тот ему что-то сказал, не знаю, что именно, и он перестроился. Не пьет, ест раз в день и ограничивается одной чашкой кофе. Но он все еще общается со своей прежней компанией: едва ли в городе есть политик или спортсмен, которого не знал бы Джон Прайс. Он сидит с ними чуть ли не до утра и беседует, но я никак не могу заполучить его к себе на обед. "Мое общество — люди, — говорит он, — а ваши гости — мелюзга". Если вы когда-нибудь захотите по-настоящему узнать Нью-Йорк, попросите Джона Прайса быть вашим гидом и познакомить вас с маклерами и грабителями!
Монтегю поразмыслил над портретом, который нарисовала его приятельница, и сказал:
— Так или иначе, но он не очень похож на главу корпорации с капиталом сто миллионов.
— Одно другому не мешает, — сказала миссис Билли. — При этом Прайс с раннего утра в своей конторе, как и все его служащие. И если вы думаете, что это не светлая голова, то попробуйте его на чем-нибудь провести, и вы увидите, что из этого получится. Позвольте мне рассказать вам кое-что о его борьбе со Стальным трестом.
И она начала рассказывать.
Выслушав миссис Билли, Монтегю воспользовался ее письменным столом и написал записку Стенли Райдеру: "Из сведений, собранных мной о Джоне С.Прайсе, я понял, что его дело — изготовлять сталь. Если наша железная дорога будет перевозить его сталь, я согласен на ваше предложение".
11
На следующее утро Монтегю встретился с Джоном С.Прайсом в его конторе на Уолл-стрите и был приглашен на совещание по поводу реорганизации Северной миссисипской железной дороги. Он принял приглашение и после обеда явился в юридическую контору "Уильяма Е.Давенанта.
Первый, кого он там встретил, был Гарри Куртис.
— Я ужасно обрадовался, узнав, что вы участвуете в этом деле и нам предстоит работать вместе, — сказал Гарри.
За столом комнаты для совещаний в конторе Давенанта расположились Райдер, Прайс, Монтегю, Куртис и Уильям Е.Давенант. Давенант был одним из самых известных юристов Нью-Йорка. На этом высоком, тощем господине костюм висел как на вешалке. Одно его плечо было чуть выше другого, а длинная шея вытянута вперед, вследствие чего казалось, будто его нервное лицо все время напряжено. Проницательные глаза Давенанта свидетельствовали о постоянной работе мысли. Его годовой доход некоторые оценивали в четверть миллиона долларов, и он гордился тем, что никто из поместивших деньги в опекаемое им дело никогда не пожалел об этом.
Забавный контраст с ним представлял собой Прайс, который выглядел как хорошо одетый боксер. Круглое лицо, несколько полноватая фигура, но за всем этим чувствовалось, что это человек железной воли. Можно было легко поверить, что Прайс сам пробивал себе дорогу в жизни. Он говорил резко, конкретно, излагая суть дела несколькими скупыми фразами, подобно хирургу, орудующему скальпелем.
Первым решался вопрос о том, чтобы направить Монтегю на юг. Необходимость в покупке новых акций уже отпала, ибо, обеспечив поддержку акционеров, можно было захватить управление дорогой в свои руки, а это было все, что требовалось. Монтегю должен был повидаться с теми владельцами акций, с которыми был знаком лично, и объяснить им, что ему удалось привлечь к этой железной дороге кое-кого из сильных мира сего на севере, которые готовы участвовать в строительстве новой ветки при условии, что на выборах пройдет их список директоров. Прайс составил такой список. В него вошли Монтегю, Куртис, Райдер, он сам, его кузен и еще какие-то двое, которых Прайс охарактеризовал как людей, привыкших помогать ему в таких делах. Оставалось два вакантных места, которые Монтегю предстояло заполнить кандидатурами из числа наиболее влиятельных владельцев акций.
— Это им понравится, — кратко заявил Прайс, — а у нас будет абсолютное большинство.
Предстояло условиться насчет выпуска акций номиналом в миллион долларов, которые оставил бы за собой Готтамский трест, а также о новом выпуске двадцати тысяч акций, распределяемых пропорционально между старыми акционерами по пятьдесят центов за доллар. Монтегю был уполномочен заявить, что его клиенты оставят за собой все акции, которые не пожелают взять эти акционеры. Он должен был всячески стараться сохранить в тайне весь план, и, главное, чтобы акционеры дороги не навязали ему своего списка. В дальнейшем, когда речь зашла о старых наметках маршрута новой ветки, эти меры оказались весьма оправданными.
— Вам надо строго придерживаться этих планов и исходить из предположения, что нынешнее правление дороги никуда не годится, — заметил Прайс.
Вторым вопросом, подлежавшим обсуждению, было разрешение на постройку новой ветки.
— Имея такое разрешение, я получаю право делать все, начиная от строительства фабрики зубочисток и кончая состязаниями летательных аппаратов. Но дураки, добивавшиеся права продлить Северную миссисипскую железную дорогу, получили разрешение только на строительство ветки от Аткина до Опалы. Так что мы должны получить согласие на новую ветку. По приезде на место, мистер Монтегю, вам придется провести соответствующее решение через Законодательное собрание страны.
Монтегю задумался.
— Вряд ли я сумею оказать влияние на Законодательное собрание… начал он.
— Ладно, — сердито сказал Прайс, — мы возьмем это на себя.
Тут заговорил Давенант.
— Мне кажется, — сказал он, — что мы сможем уладить это дело, даже не упоминая о Северной миссисипской дороге. Если "стальная шайка" прослышит о наших планах, мы навлечем на себя неприятности: губернатор, как вы знаете, их человек. Нужно принять общий законопроект, по которому всякое общественно полезное предприятие, получившее разрешение на строительство железной дороги, имеет право протянуть ее до определенных границ при определенных условиях и тому подобное. Мне кажется, я смогу так сформулировать законопроект, что он пройдет и никто не догадается, что за ним кроется.
— Прекрасно, — сказал Прайс, — действуйте.
И так они обсуждали пункт за пунктом. Прайс кратко изложил задачи Монтегю. До собрания акционеров оставалось всего две недели, и было решено, что он выедет завтра же.
Когда совещание окончилось, Монтегю поехал в город с Гарри Куртисом.
— Что это там Давенант сказал о губернаторе? — спросил он, когда они уже сидели в поезде.
— Вы имеете в виду губернатора Ханниса? — спросил Гарри. — Я не очень-то в курсе, но знаю, что на юге прошли бурные выступления против железных дорог, и тогда Уотерман с его "стальной шайкой" посадил там губернатора Ханниса, чтобы с этим покончить.
— Честно говоря, это ошеломило меня, — сказал Монтегю, немного подумав, — я ничего не сказал на совещании, но, знаете ли, губернатор Ханнис старый друг моего отца и один из порядочнейших людей, каких я когда-либо знал.
— О, я в этом не сомневаюсь, — откликнулся Куртис. — Для них сей почтенный старый джентльмен — пешка. Вероятно, он даже не подозревает, под чью дудку пляшет. Вы, конечно, понимаете, что подлинный хозяин вашего штата — сенатор Хармон.
— Я слышал про это, — сказал Монтегю, — но никогда не придавал большого значения подобным слухам.
— Вот как! Вы придали бы им значение, оказавшись на моем месте. Я вел дела уотермановских южных железных дорог, и мне случалось передавать послания Хармону. Нью-Йорк — город, где вы познакомитесь с подобной игрой.
