Александр Дюма-сын - Дама с камелиями

Мы оставили свои, места и отправились в ложу мадам Дювернуа.

Едва мы открыли дверь из партера, как должны были остановиться и пропустить выходивших Маргариту и герцога.

Я отдал бы десять лет жизни за то, чтобы быть на месте этого старика.

На бульваре он усадил ее в фаэтон, которым сам правил, и они исчезли из виду.

Мы вошли в ложу Прюданс.

Когда пьеса была окончена, мы сели на простого извозчика и поехали на улицу д'Антэн. У дверей своего дома Прюданс предложила нам зайти к ней посмотреть мастерскую, которой она очень гордилась. Вы поймете, с каким восторгом я согласился.

Мне казалось, что я мало-помалу приближаюсь к Маргарите, и вскоре перевел разговор на нее.

— Старый герцог у вашей соседки? — спросил я Прюданс.

— Нет, она, вероятно, одна дома.

— Но ей, должно быть, ужасно скучно, — сказал Гастон.

— Мы почти всегда проводим вечера вместе, и когда она возвращается, то зовет к себе меня. Она никогда не ложится раньше двух часов ночи, так как не может уснуть раньше.

— Почему?

— Потому, что у нее больные легкие и почти всегда повышенная температура.

— У нее нет любовников? — спросил я.

— У нее никто не остается, когда я ухожу, но не ручаюсь, что кто-нибудь не приходит, когда меня нет. Я часто встречаю у нее вечером некоего графа N. Он хочет понравиться ей тем, что приходит в одиннадцать часов и посылает ей массу драгоценностей, но она его презирает. Она не права, он очень богат. Я часто говорю ей: «Дорогая моя, вам такого человека и нужно!»

В других случаях она меня слушает, но тут упрямится и отвечает, что он слишком глуп. Пускай он глуп, не спорю, но ведь он дал бы ей положение, тогда как этот старый герцог может умереть со дня на день. Старики — эгоисты; семья постоянно упрекает его за привязанность к Маргарите — вот две причины, по которым он ей ничего не оставит. Я разъясняю ей все это, а она отвечает, что никогда не опоздает забрать графа после смерти герцога. Вовсе не весело, — продолжала Прюданс, — жить так, как она живет. Я отлично знаю, что мне бы это не подошло и я прогнала бы прочь этого старикашку. Он несносен, зовет ее своей дочкой и постоянно следит за ней. Я уверена, что сейчас кто-нибудь из его слуг стоит на улице и следит, кто выходит от нее и особенно кто входит.

— Ах, бедная Маргарита, — сказал Гастон, садясь за пианино и наигрывая вальс, — я не знал этого. Недаром мне казалось, что последнее время она не так весела.

— Шш! — сказала Прюданс, прислушиваясь.

Гастон остановился.

— Мне показалось, она зовет меня.

Мы прислушались. Действительно, какой-то голос звал Прюданс.

— Ну, господа, уходите, — сказала нам мадам Дювернуа.

— Ах, вы так понимаете гостеприимство, — сказал Гастон со смехом. — Мы уйдем, когда захотим сами. Зачем нам уходить?

— Я иду к Маргарите.

— Мы подождем здесь.

— Этого нельзя.

— Тогда мы пойдем с вами.

— Этого тоже нельзя.

— Я знаком с Маргаритой, — сказал Гастон, — и вполне могу нанести ей визит.

— Но Арман не знаком с ней.

— Я его представлю.

— Это невозможно.

Мы снова услышали голос Маргариты, звавшей Прюданс.

Прюданс побежала в свою уборную, мы за ней. Она открыла окно.

Мы спрятались, чтобы нас не было видно снаружи.

— Я зову вас целых десять минут, — сказала Маргарита из своего окна сердитым голосом.

— Что вам нужно?

— Приходите сию минуту.

— Зачем?

— Граф N. сидит у меня и до смерти мне надоел.

— Я не могу сейчас прийти.

— Почему?

— У меня сидят двое молодых людей и не хотят уходить.

— Скажите им, что вам необходимо выйти.

— Я им уже говорила.

— Ну так бросьте их. Когда они увидят, что вы ушли, они тоже уйдут.

— Они все перевернут вверх дном.

— Но что им надо?

— Они хотят видеть вас.

— Как их зовут?

— Одного вы знаете, Гастон Р.

— Да, я его знаю, а другой?

— Арман Дюваль. Вы его не знаете?

— Нет. Ну, приведите их обоих с собой, все же лучше, чем граф. Я жду вас, поторопитесь.

Маргарита закрыла окно, Прюданс тоже.

Маргарита раньше вспоминала мое лицо, но в памяти у нее не осталось моего имени. Я предпочел бы неприятное воспоминание этому полному забвению.

— Я знал, — сказал Гастон, — что она с восторгом нас примет.

— Ну, восторг тут ни при чем, — ответила Прюданс, надевая шаль и шляпу. — Она вас принимает только затем, чтобы прогнать графа. Постарайтесь произвести на нее более приятное впечатление, не то она со мной поссорится: я знаю Маргариту.

Мы спустились вниз.

Я дрожал, мне казалось, что этот визит будет иметь решающее значение в моей жизни. Я был еще больше взволнован, чем в тот вечер, когда впервые был ей представлен в оперетте. Когда я подходил к дверям знакомой вам квартиры, сердце у меня билось так сильно, что мысли мои путались.

До нас донеслись звуки рояля. Прюданс позвонила. Звуки рояля умолкли.

Нам открыла дверь женщина, которая была больше похожа на компаньонку, чем на горничную.

Мы прошли в гостиную, а из гостиной в будуар, который имел такой же вид, как и тогда, когда вы его видели. Какой-то молодой человек стоял, прислонившись к камину. Маргарита сидела у пианино, пальцы ее бегали по клавишам, она начинала какую-нибудь вещь и не кончала.

Вся эта картина производила впечатление скуки: молодого человека тяготило его собственное ничтожество, женщину — присутствие этой мрачной особы.

Услышав голос Прюданс, Маргарита поднялась нам навстречу, обменявшись с мадам Дювернуа взглядом благодарности.

— Входите, господа, милости просим.

IX

— Здравствуйте, Гастон, — сказала Маргарита моему приятелю, — я очень рада вас видеть. Почему вы не зашли ко мне в ложу в «Варьете»?

— Я боялся быть некстати.

— Друзья, — Маргарита сделала ударение на этом слове, чтобы дать понять всем присутствующим, что, несмотря на фамильярное обращение с Гастоном, он был всегда только ее другом, — никогда не бывают некстати.

— Позвольте мне в таком случае представить вам моего друга Армана Дюваля.

— Я дала свое согласие Прюданс.

— Я уже имел раз честь быть вам представленным, — поклонившись, сказал я едва слышно.

Маргарита всматривалась в меня и старалась припомнить, но не могла или делала вид, что не может.

— Сударыня, — продолжал я, — я вам очень благодарен, что вы забыли об этом первом знакомстве, потому что я был весьма смешон и показался вам, вероятно, очень скучным. Это было два года назад в оперетте, я был с Эрнестом.

— Да, я вспоминаю! — сказала Маргарита с улыбкой. — Нет, не вы были смешны, а я смешлива. Впрочем, я и теперь легко смеюсь, но не так, как раньше. Вы простили меня?

Она протянула мне руку, и я поцеловал ее.

— Знаете, — продолжала она, — у меня есть дурная привычка сбивать с толку людей, которых я вижу в первый раз. Это очень глупо. Мой доктор говорит, что это оттого, что я очень нервная и всегда больная. Вы должны поверить моему доктору.

— Но у вас цветущий вид.

— Ах, я была очень больна.

— Я знаю.

— Кто вам сказал?

— Все это знали. Я часто приходил справляться о вашем здоровье и обрадовался, узнав о вашем выздоровлении.

— Мне никогда не подавали вашей карточки.

— Я никогда не оставлял ее.

— Так это вы приходили каждый день справляться о моем здоровье и ни разу не хотели назвать свое, имя?

— Да, я.

— Значит, вы не только снисходительны, вы великодушны. Вы, граф, не сделали бы этого, — прибавила она обращаясь к графу N., и бросила на меня один из тех взглядов, которыми женщины дополняют свои слова.

— Я с вами знаком только два месяца.

— А этот господин знал меня только пять минут. Вы всегда отвечаете невпопад.

Женщины безжалостны к людям, которых они не любят.

Граф покраснел и начал кусать губы.

Мне стало жаль его, потому что он был, по-видимому, так же влюблен, как и я, и жестокая откровенность Маргариты, особенно в присутствии посторонних, делала его очень несчастным.

— Вы играли, когда мы вошли, — сказал я, чтобы переменить разговор. — Пожалуйста, смотрите на меня как на старого знакомого и продолжайте.

— Ах, — сказала она, бросаясь на диван и делая нам знак, чтобы мы тоже сели, — Гастон знает мою музыку. Она может сойти наедине с графом, но вас я не хочу подвергать такой пытке.

— В этом вы мне оказываете предпочтение? — спросил граф, стараясь придать своей улыбке ироническое выражение.

— Напрасно вы меня укоряете в этом единственном предпочтении.

По-видимому, несчастный малый не мог сказать ни слова. Он бросил на молодую женщину умоляющий взгляд.

— Прюданс, — продолжала она, — вы сделали то, о чем я вас просила?

— Да.

— Отлично, после вы расскажете мне об этом. Мне нужно с вами поговорить, не уходите, пока я не поговорю.

— Мы, может быть, мешаем? — спросил я. — Теперь, когда состоялось вторичное знакомство и забыто первое, мы можем уйти.