Валерий Воскобойников - Великий врачеватель
Осталось совсем немного, — говорил человек по дороге к своему дому, — вставить два-три верных слова в формулу заклинаний, и я превращу в золото сплав олова и меди.
Абу Али вошел в дом этого человека. Дом был пуст. Не было ковров, не пахло пищей. В углах выросла мохнатая паутина. Всюду валялся мусор, обрывки бумаги.
Зато соседняя комната была забита всевозможными ретортами, горелками, химическими принадлежностями.
В саду, в яме горел огонь. Над огнем висел котел, и в нем густой сероватой жидкостью колыхалось расплавленное олово.
Я увидел тебя, когда ты шел по моей улице, — сказал человек, — все бросил и побежал следом. Но так и не решился бы обратиться...
Абу Али вынул кошелек и протянул ему все деньги, какие были там.
Как я буду счастлив отблагодарить тебя! — сказал человек. — Ты увидишь, еще несколько дней, и я узнаю тайну получения золота. Я буду получать золото в любых количествах. Я куплю большой дом и заполню его книгами, о которых сейчас лишь мечтаю. Я тебе
сразу верну свой долг. В десять раз больше верну! А может быть, ты вступишь со мною в долю? Хочешь, треть всего золота будет твоя?
Абу Али лишь покачал головой. Он не верил в силу заклинаний и магических формул. Он знал, что олово невозможно превратить в золото, как верблюжий помет невозможно превратить в верблюда.
— И все-таки я верну тебе в десять раз больше, чем ты дал мне! Я докажу всем! — говорил человек, прощаясь.
Однажды хорезмшах сказал на собрании:
Мы прочитали книгу Абу Райхана Бируни. В ней много интересных, хотя и вольных мыслей. К тому же нам сказали, что Абу Наср поддерживает с Бируни переписку? — Хорезмшах повернулся к племяннику.
Да, я переписываюсь с ним.
И Абу Али тоже поддерживает переписку?
Я переписывался с Бируни еще в Бухаре, и у меня нет причин прервать ее, — ответил Абу Али.
Нам думается, будет неплохо, если и Абу Наср и Абу Али, оба от своего имени посоветуют Бируни переехать в Гургандж. Нам говорили, что Бируни еще занимается и наукой орошения. Орошение необходимо на наших полях. И Бируни может с пользой приложить свои знания. Как думает об этом ас-Сухайли?
Мои мысли идут по той же тропе, что и мысли моего государя, — ответил везир.
Разговор перешел на другую тему, но Абу Али плохо прислушивался. Он радовался, что наконец увидит Бируни. И уже обдумывал письмо, которое напишет ему.
Наконец они встретились!
Аррак прислал своего слугу с запиской к Абу Али. Аррак просил скорее прийти к нему во дворец.
Абу Али быстро собрался.
Часто Абу Али забывал о знатном происхождении Аррака. Аррак и сам не требовал особого к себе почтения. Он был математиком и художником, любил веселые компании и ни за что не согласился бы стать шахом, чтобы не отвлекаться от любимых дел.
Дворец Аррака был роскошен. Росписи на стенах (некоторые росписи делал сам Аррак), богатые самаркандские ковры на полу. Слуги Аррака одевались не хуже многих знатных господ.
В большой комнате для гостей, кроме Аррака, сидели еще двое людей. Один — очень пожилой, с усталым лицом. Другой моложе — лет тридцати трех.
Абу Али мгновенно узнал пожилого и сразу же понял, кто молодой.
Я не знаю, надо ли вас знакомить? — спросил Аррак.
Надо ли знакомить меня с Хусайном! — воскликнул пожилой неожиданно бодрым голосом. — Да я знал его в то время, когда он был мальчиком, когда его домашний учитель хвастал, что Хусайн — хафиз.
Это был Абу Сахл Масихи, конечно же, он. Теперь он приехал вместе с Бируни из Джурджана.
А второй — да ясно же, кто второй... — Бируни!
А через несколько минут Бируни уже наступал на Абу Али и на Аррака.
Из ваших писем я понял, что вы по-прежнему стоите на своем мнении. Вы оба уверены, что Земля находится в покое, а Солнце, звезды и вся небесная сфера движутся вокруг Земли!
Конечно, этому нас учили Птолемей и Фараби.
И я сам проверил их логические выводы. Земля находится в покое, — сказал Абу Али.
Даже святым книгам не всегда можно верить, — отмахнулся Бируни.
Ого! — засмеялся Аррак.
То, что Бируни упорный спорщик, Абу Али давно уже понял из писем. Обо всем Бируни старался иметь собственное мнение, любой вывод пытался проверить на практике. Этим они оба были похожи. И хотя часто они не соглашались друг с другом, оба рвались к истине.
Пора идти на ученое собрание, — сказал Аррак и оглядел одежду Бируни. — Вы, вероятно, устали, станете отдыхать сегодня или переоденетесь и пойдете на собрание тоже? — спросил он Масихи и Бируни.
Я готов, — сказал Бируни. — А другой одежды у меня нет. Моя нисба Бируни — человек из предместья, и этим сказано все.
Аррак засмеялся и позвал слугу.
Принеси этим людям новое платье из моего гардероба, — сказал он.
Но Бируни вдруг запротестовал:
Я недостоин принять этот драгоценный подарок...
Это еще почему? — удивился Аррак. — Надо быстрей собираться и идти, мы опаздываем.
Я бы мог надеть платье, подаренное мне рабом, потому что рабом раба быть невозможно. Но платье, подаренное членом семьи хорезмшаха, не приму. Иначе каждый скажет обо мне: посмотрите, это идет раб хорезмшаха. А раб не может быть другом. Лишь оставаясь свободным, можно питать искренние чувства верности. — Он начал почти шутя, а закончил серьезно: — Я пойду в своей одежде, какая есть. А завтра куплю новую.
Ну хорошо, — сказал Аррак. Он позвал другого слугу. — Есть у тебя запасная новая одежда?
Есть, Мой господин, — ответил слуга растерянно,
Подари ее этому человеку.
Хорошо, господин, — ответил слуга.
Сдаюсь, — засмеялся Бируни.
Может быть, ученые услышали, что приехали Бируни и Масихи, может быть, это получилось случайно, но на собрании было необычно много людей.
Я надеюсь, когда войдет хорезмшах, к нему не бросятся придворные поэты, не станут читать ему прямо в лицо касыды? — спросил Бируни у Лбу Али.
У нас не султан Махмуд, у нас пока таких порядков нет...
Везир ас-Сухайли подвел Бируни и Масихи к хорезмшаху, представил. Оба низко поклонились.
Мы рады, что наше собрание обогатится двумя блистательными умами, — сказал хорезмшах.
Через полчаса Бируни уже забрасывали вопросами.
Верно ли, что Бируни в своей книге отвергает известное предание — хадис — о том, что пророк однажды остановил солнце, и оно по его воле стояло над головой пророка три часа? — спросил человек в одежде богослова.
Солнце не может остановиться ни на минуту, потому что это противоречит естественным законам природы.
Хусайн и Аррак переглянулись. Смело говорит Бируни. Одно дело — излагать свое мнение в книге, другое— отстаивать его вслух на собрании у хорезмшаха.
Верно ли, что в книге Бируни есть такие слова: «Да покарает аллах всех тех, кто радуется, причиняя мучения другому существу, одаренному чувствами и не причиняющему вреда!»? — спросил личный врач хорезмшаха Хуммар.
—Да, верно, именно эти слова, — ответил Бируни.
Тут все радостно зашумели. Всем эти слова понравились, даже главному кади.
Занимается ли Бируни изучением фикха — законоведения? — спросил везир ас-Сухайли.
Меня больше интересуют физика, история, математика, астрономия, наука о минералах, — ответил Бируни.
Хорошо, что задавали не слишком много вопросов, касающихся религии, иначе был бы скандал, — шепнул Аррак, когда собрание закончилось.
Бируни был ироничным человеком.
В то время в моду входили титулы. Каждый человек старался заполучить титул. Например, у султана Махмуда были титулы «меч державы» и «десница державы, хранитель веры». Судей — кади — могли звать «честь ислама» или «меч сунны». Даже никудышный человек порой добивался титула «мухтасс» — «избранник» или «муваффак» — «помощник». Главный кади, который сидел на всех ученых собраниях у хорезмшаха, носил титул «сейф ас-сунна», что значило — «меч сунны». Чаще всего он хмуро молчал, лишь поворачивал голову в сторону говорящего. Дома он старательно записывал каждое крамольное изречение, услышанное на собрании.
«Наступит день, и они у меня взвоют, как собаки, они заплатят за каждое свое умствование».
Он ненавидел и Абу Али и Бируни. Даже самого хорезмшаха презирал за мягкотелость.
«Так их распустить! — думал он о хорезмшахе. — Была бы моя власть, я бы их всех посадил на цепь и повез бы по городам напоказ, чтоб другим неповадно было рассуждать. Знания им подавай! Мало им откровения божьего, корана! Была бы моя власть!»
Но власть была не его.
Конечно, все ученые догадывались о жестокой ненависти кади. И никто открыто не смел ему перечить.
Только Бируни однажды особо уважительным тоном обратился к кади:
— Сейф ал-улама, меч ученых, скажи нам, пожалуйста...
Все заметили оговорку Бируни и, конечно, поняли ее тайный смысл. И посмеялись про себя, а потом дома — вслух. И только кади понял не сразу. Сначала он даже надулся важно. Лишь утром, вспоминая весь разговор, он заскрипел зубами от злости. Но теперь между собой ученые только так и называли кади — «меч ученых».
