Маргарет Джордж - Тайная история Марии Магдалины
Она умерла спустя год после смерти Иакова — это было медленное, постепенное угасание. Сначала Мария перестала выходить на улицу, потом покидать свою комнату, потом самостоятельно передвигаться и по комнате: это походило на процесс роста новорожденного младенца, запущенный в обратном направлении. Ее мир съеживался, становясь все меньше, она уже не говорила, и лишь ее руки, ее милосердные руки еще двигались, так что мать Иисуса смогла удостоить всех нас прощального благословения.
Когда ее руки коснулись моего чела, я ощутила, как вытекает из нее последняя сила, и взмолилась о том, чтобы хотя бы малая толика ее осталась со мной. Мне хотелось быть ее дочерью и продолжить ее жизнь.
Дух Святой сказал нам, что ее следует похоронить в пещере у подножия Елеонской горы. Торжественной и скорбной процессией мы спустились по крутому откосу, унося ее тело на носилках за пределы Иерусалима, а потом немного поднялись по противоположному склону наверх, туда, где находилась пещера.
Приближаясь, я приметила темные кипарисы, качавшиеся на свежем ветру. Да конечно, Дух Святой не напрасно указал нам это место: ему была присуща изначальная, природная торжественность. И, как и открыл нам Дух, среди деревьев показался чернеющий зев грота. Носилки поставили на землю, и мы собрались вокруг них.
Поверх савана Марию укрывал голубой покров, яркий, как утреннее небо над нашими головами. Я стояла рядом с телом, народ же из города все прибывал и прибывал, так что толпа желающих проститься с матерью Иисуса заполнила всю рощу возле пещеры.
Погребальной службой распоряжался племянник Марии Симеон. Симеон, муж пятидесяти с лишним лет, был сыном Клеопы, брата Иосифа-плотника. Я слышала разговоры о том, будто бы его выбрали главой церкви вместо убиенного Иакова, но дело обстояло иначе. Он избрал себя сам и мы не стали спорить. В конце концов, Симеон казался неплохим человеком, а некоторые из нас до сих пор верили в то, что земные родичи Иисуса имеют преимущество перед прочими, ибо в одной с ним крови нечто магическое.
— «Дорога в очах Господних смерть святых Его!»[82] — нараспев прочел Симеон строку из псалма. — Почившая была святой женщиной и великой драгоценностью пред Господом нашим.
Он склонился и поцеловал покров.
Затем носилки подняли и унесли в глубь грота. Мы остались снаружи и стояли там долго, не замечая великолепия утра, ибо глаза наши слепили слезы.
Глава 66
— Петр мертв.
Симеон объявил об этом по окончании одного из наших собраний после того, как мы уже преломили хлеб и помолились. Он поднялся, медленно прошелся по большой комнате дома Иоанна и, встав перед нами, буднично, как нечто обычное, произнес страшные слова. А потом, предупреждая шквал вопросов, который должен был на него обрушиться показал смятое письмо.
— Один из наших братьев прислал весточку из Рима, — сказал он. — Скажу сразу, погиб не один Петр, хотя он, конечно, всем нам близок и дорог. Там состоялась жестокая и беззаконная расправа над великим множеством наших братьев и сестер, коих облыжно обвинили в поджогах. В том, что по их вине разгорелся страшный пожар, уничтоживший большую часть Рима.
— Ничего не понимаю, — пробормотал старый Матфей. Верный ученик Иисуса иссох и ослаб, но все эти годы усердно трудился в Иерусалиме на благо церкви, записывая воспоминания об Иисусе, а заодно ведая нашими счетными и хозяйственными книгами. — Как это может быть?
— Пожар полыхал не один день, выгорела значительная часть города и поползли слухи, что поджигателем был не кто иной, как сам император, ненавистный для многих Нерон, — пояснил Симеон. — Подозревали, будто он поджег город, чтобы расчистить место для осуществления своих грандиозных строительных замыслов. На самом деле императора в это время даже не было в Риме, и он, конечно, не решился бы на подобное безумство, но слухи приобрели такой размах, что ему пришлось оправдываться. Срочно понадобился козел отпущения, и выбор пал на нас.
— Есть ли доказательства — хотя бы слабые, косвенные — причастности к этому преступлению кого-либо из христиан? — спросила Иоанна.
Она тоже уже состарилась, но ум ее оставался столь же острым, как прежде.
— Нашлись какие-то свидетели, якобы видевшие людей, которые подбрасывали в огонь все, что может гореть, чтобы разжечь его пуще. Из этого Нерон или его советники сделали вывод о виновности христиан, поскольку те будто бы проповедуют близкий конец света и гибель мира в огне. Послушать их, так наши собратья решили этим поджогом приблизить последний день.
— Возможно, некоторые из нас и вправду испытывают заблуждения на сей счет, — заметила я, вспомнив общину из Изрееля, ждавшую и готовившуюся встретить конец света. Такие ошибочные верования могли быть распространены и в Риме.
— Нерон, может быть, и сумасшедший, но отнюдь не глупец— заявил Симеон. — Он прекрасно знает, что мы придерживаемся другой веры, в отличие от остального еврейского сообщества, а значит, официальные гарантии Рима, данные иудеям, на нас не распространяются. Кроме того, он знает, что многие люди относятся к нам с подозрением, поскольку мы практикуем тайные обряды и не совершаем жертвоприношений в честь императора. У нас нет покровителей и защитников в высших кругах, а сами мы не настолько многочисленны, чтобы смогли оказать серьезное сопротивление. Мы оказались подходящей мишенью, и он обрушил на нас самые жестокие, гнусные и несправедливые гонения.
Мы потребовали, чтобы он рассказал нам все, и Симеон дрожащим голосом стал говорить о том, как христиан хватали и убивали ради забавы, зашивали в шкуры животных и швыряли на арену, где их терзали хищники, обмазав смолой, привязывали к столбам и поджигали, превращая в живые факелы, освещавшие Нероновы увеселительные сады. Самых же видных и влиятельных христиан вместе с Петром распяли на крестах.
— Потом его тело выдали братьям и сестрам, так что он хотя бы сподобился человеческого погребения, — угрюмо промолвил Симеон. — Его могила на склоне холма, близ Неронова ипподрома.
— А остальные? — спросил Матфей, заранее страшась ответа.
— Их побросали в общие могилы — тех, кому вообще достались могилы. Но они приняли смерть бестрепетно, как Маккавеи, за что будут почитаемы вечно.
— Остался ли теперь в Риме кто-то из наших, или тамошняя церковь полностью уничтожена?
— Ну, раз нашелся единоверец, приславший нам это письмо, значит, убили не всех. Но, увы, спастись удалось лишь немногим.
— Их мученическая кончина будет способствовать умножению наших рядов, — со слезами на глазах сказала Иоанна. — Многие захотят узнать, что же это за вера, которая порождает таких героев.
— Вряд ли, если эта вера будет преследоваться, — возразил один юноша. — Люди, в большинстве своем, трусливы.
— А трусы нам и не нужны! — заявила Иоанна. — Пусть отсиживаются по углам.
— Нет! — подала я голос, вставая и обращаясь ко всем. — Разве сами мы не ведаем страха? Разве сам Петр не отрекался от Иисуса? Дело не в том, что мы герои, а в том, что вера помогает преодолеть собственную слабость и несовершенство. Поэтому я говорю: пусть приходят и трусы. Я сама труслива, хотя мне удается это скрывать.
— Павел тоже казнен, — выдал Симеон известие, которое приберег напоследок. — После стольких лет тяжбы его все же обезглавили в Риме. Тоже по приказу Нерона.
— Нет! — воскликнули разом несколько голосов.
Павел столько раз обманывал смерть, что казалось невозможным, чтобы она забрала его.
Десять лет назад иудейские ревнители благочестия потребовали его казни за то, что он, проводя христианские молитвенные собрания в храме, якобы оскверняет святое место неподобающими ритуалами. Однако он, воспользовавшись тем, что имел римское гражданство, доказал свою неподсудность синедриону и потребовал рассмотрения его дела римским судом. Дело тянулось, передавалось из инстанции в инстанцию, но в конечном счете дошло до императора. Увы, именно тогда, когда император обрушил свой гнев на христиан.
— Он всегда знал, что это может случиться, — вздохнул Матфей. — В его послании к Тимофею говорилось: «Ибо я уже становлюсь жертвою и время моего отшествия настало. Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил. А теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь».[83]— Старик закашлялся. — Подходящая эпитафия. Хорошо бы и нам заслужить такую же.
Гонения оголяли общину, смерть забирала лучших из нас. Ушли Иаков Праведный, Петр, Павел. Кому предстояло стать следующим?
Казалось Симеон сегодня уже огорошил нас всем, чем только возможно, но нет, последняя новость, сокрушительная, как удар молота, исходила от синедриона. Симеон огласил его решение.
