Государи Московские: Святая Русь. Том 2 - Дмитрий Михайлович Балашов
Дело – всегда дело! На носу был уже новый, 1398 год. Иван собрал молодцов, проверил оружие. Перед самым отъездом с греческим судном, пришедшим из Кафы, дошла весть, что Родиона надобно искать не в Кафе, а в Солдайе, в тамошнем православном монастыре. Ветер был попутный, и плаванье прошло без каких-либо препон.
Крым, запорошенный снегом, был непривычно странен. Только-только покинув качающуюся палубу, Иван неуверенно ступал по земле, и земля словно бы покачивалась под ним.
Генуэзский замок в Солдайе лепился по самой кромке прибрежных скал, на крутосклоне, прямо над морем. Каменные купеческие анбары, врытые в землю, жердевые загоны для скота, каменные и глиняные халупы местных жителей – все это лепилось на склонах и у подножия, обведенное второю каменною преградою: стенами с башнями, каких никогда не строили на Руси, чудными, словно бы не доделанными до конца. Каждая состояла из трех стен, а задней, обращенной внутрь, не было вовсе. Снаружи крепости тоже громоздилась короста крыш, тянулись виноградники в снегу, стояли плодовые деревья, росли пальмы, привезенные генуэзцами, и на их разлатых вершинах с огромными, узорно-прорезанными листьями тоже лежал снег.
Замотанные до глаз татарские бабы в портках, бродники в высоких бараньих шапках, фрязины в своих свисающих на ухо беретах, в коротком меховом платье, похожие на голенастых петухов, готы, караимы, евреи, греки – кого тут только не было! Все толкались, спорили, торговали, ежились и кутались от непривычного холода. Все толковали о татарах, о войне, о сменяющих друг друга ханах и сущем безначалии в степи, при котором любой торговый караван подвергался грабежу не тех, так этих (а то и тех и этих!), и не к кому было взывать о защите, и некому предъявлять ставшую пустою дощечкою ордынскую путевую тамгу.
Иван, покинув своих ратных на постоялом дворе, с трудом разыскал греческий монастырек, где остановился инок Родион Ослебятев, сообщивший, что уже под Ельцом на них было совершено нападение. Отбиваясь, потеряли многих людей, причем так и не выяснили, кто нападал и какому хану надобно приносить жалобы за эту дорожную татьбу? Сейчас, когда, по слухам, Крым готовятся захватить не то Тохтамыш, не то Темир-Кутлуг, не то литвины с самим Витовтом во главе, ежели не все трое вместе, имя великого князя Владимирского стало звуком пустым, потеряв всякое значение, – горестно заключил Ослебятев, присовокупив, что и в Кафе за ними ходили какие-то до глаз замотанные незнакомцы, требовали серебро и грозились убить, а он совершил огромную глупость: вместо того чтобы устроить наивозможнейший шум, собрать русских торговых гостей, духовенство и всею кучею явиться к консулу, потребовав защиты, понеже послан от самого великого князя Московского, да и пригрозить осложнениями для фряжских гостей торговых на Москве, – порешил попросту скрыться, сговорясь с византийскими греками, обещавшими ему корабль и защиту, скрытно переправил сюда мешки с серебром и сам, оставив в Кафе дружину и большую часть спутников, дабы запутать след, тайно прибыл в Солдайю. Но, по-видимому, и здесь, в Солдайе, за ним следят, собираясь ограбить.
Иван посидел, подумал. Взывать к консулу, искать защиты и прав в днешнем бесправии не стоило. Решительно встал:
– Можешь устроить тута моих молодцов? Не можно тебе одному быти!
Скорым шагом направился за своими кметями – и вовремя. На возвращенье увидел свару в воротах монастыря. Несколько угрюмых мужиков, по обличью не то ясов, не то черкесов, рвались внутрь, угрожая привратнику расправой. И ни одного фрязина хотя в отдалении! Да уж не фряги ли и затеяли все это? Поди, от самой Москвы «пасут» серебряный караван русичей! А ентих наперед послали, скоты!
Он молча сгреб за шиворот крайнего, ударом кулака выбил кинжал у него из рук. В короткой схватке – молодцы не выдали, кинулись дружно – не поспела даже пролиться кровь.
– К консулам веды! – гортанно кричал обезоруженный носач, мотаясь в руках у Ивана.
– Я те покажу консула! – сквозь зубы пробормотал Иван, оттаскивая чернявого от ворот.
Затащив всех пятерых в какой-то узкий закут, между сложенными из ракушечника домами, русичи по знаку Ивана принялись так же молча избивать бандитов. Старшой, что кричал консула, потеряв половину зубов, харкая и уливаясь кровью, теперь молил только об одном: отпустить его живым.
– Не будэм, не будэм! – повторял он, выплевывая красные ошметья и дергаясь от очередного удара кистенем.
Когда уже тати не стояли на ногах и только хрипели, кмети за ноги поутаскивали их в какой-то отверстый двор, кинули в пустой каменный сарай, приперев дверь колом. Иван пообещал, уходя:
– Лежи, падаль! Пошевелитесь который тута ранее суток – убьем!
Первая работа была содеяна. Теперь требовалось срочно отыскать судно – и не генуэзское. А то завезут неведомо куда! По счастью, у вымола нашли венецийского купца из Таны. Упросили отчалить в ночь, обещали помочь с погрузкой корабля.
Иван оставил молодцов работать, бросив хозяину на ходу: «Накормишь! А за платой не постоим!» – прихвативши саблю, отправился назад, в город. У знакомого закутка остоялся. В сарае было тихо. Он осторожно, озрясь, проник во двор, заглянул в щель, подойдя сбоку. Сарай был пуст. Невестимо, кто и откинул кол и выпустил пленников из затвора.
У ворот монастыря опять стояли какие-то носатые. Расступившись, недобро оглядели Ивана.
– Ты наших бил?! – выкрикнул один высоко, с провизгом.
Иван поспел увернуться, выхватил саблю, зверея, рубанул вкось. Те, видно, такого не ожидали, отступили, уволакивая товарища.
Грек-монашек трясся, глядя на Ивана вытаращенными глазами.
– Это же Али-хан! – прошептал. Имя не было знакомо Ивану, но по лицу монашка, по придыханию, с коим тот произнес страшное для него имя, понял, что надобно уходить.
– Можешь вывести нас невестимо? – вопросил строго.
Монашек покивал обрадованно головой.
На заднем дворе была низенькая калитка в каменной стене, выходившая едва ли не в сточную канаву, полную нечистот. Приходило лезть сюда! Слава Богу, Родион Ослебятев был муж не робкого десятка (как потом сказывал, когда все уже стало позади, из городовых бояр любутских, а значит, оружием владел хорошо). Четверо Родионовых слуг тащили тяжелые кожаные мешки с казною. Осла пришлось бросить, не пролезал в низкий каменный лаз. Выйдя из города, пробирались краем виноградников, поминутно оглядываясь, нет ли погони. Невдали от вымолов Иван положил всех в снег и заставил ждать темноты. И – к счастью! Люди Али-хана проходили по вымолам, искали русичей, справедливо полагая, что те будут уходить морем. Проверяли почему-то все корабли, кроме генуэзских. К веницейцу лазали аж в самое нутро. По счастью, оставленные Иваном ратные, грязные, в дегте, с ног до головы осыпанные мукой, не привлекли особого внимания татей. Только спросили у хозяина:
– Твои?
– Грузчики! – ответил тот. – Нанял вот… из хлеба…
Догружали веницейца уже в густых сумерках. Издрогший Иван Федоров появился тенью, возник. Повелев молчать, свистом подозвал Родиона с его спутниками, быстро затолкал всех пятерых в нутро корабля. Кмети дотаскивали последние кули, зашитые в просмоленную рогожу и холст, заводили живых баранов. Когда уже закатывали бочку с пресной водой, весело переговариваясь друг с другом – «пронесло!» – черные появились снова. Венецианец засуетился, робея, готовый выдать и русичей, и товар.
– Чалки сымай! – приказал негромко Иван. – Лук есть? – вопросил, вполглаза глядя на купца, который, узревши, как горбатится русич, словно приготовившийся к прыжку, на всякий случай сдал посторонь.
– Каки таки люди у тебя, показывай! – требовательно прокричали с вымола. Смолисто вспыхивавший факел, вставленный в железное кольцо, освещал решительные бородатые лица мужиков, достававших луки и обнаживших оружие.
– Чалки! – просипел Иван и, углядев, что уже ничто не держит корабль, крикнул в голос: – Отваливай!
Сам метнулся на берег, выхватил факел из кольца и швырнул в воду. Черные остолбенели. Иван с разбега перемахнул ширящуюся полосу воды, молча схватил поданный лук, наложил стрелу и, по слуху, сильно натянув, спустил тетиву. Раздался крик и затем протяжный стон, в кого-то попало. В ответ полетели стрелы, вонзаясь в доски палубного настила. По счастью, все кмети успели залечь
