От Руси к России - Александр Петрович Торопцев
В последующие дни Софья – надо отдать ей должное! – обласкала выборных стрельцов, угостила их медом да винами из царских погребов, обещала награды, увеличение жалованья. Стрельцы поняли ее с полуслова и твердо сказали: «Мы против старой веры. Это дело церковное, нас не касаемое. Государыню в обиду не дадим».
А за сим начались казни раскольников. Удар по ним нанесли страшный. Многие раскольники убегали либо на север, либо в Сибирь, либо на запад, покидали Россию.
Во второй половине лета 1682 года Софья почувствовала серьезную опасность со стороны князя Хованского.
По Москве ходили упорные слухи о том, что «потомок Гедимина» настраивает стрельцов на еще более решительные меры, на мятеж против бояр. Первым отреагировал на слухи осторожный Иван Милославский. Он выехал из Москвы и «кочевал» по своим подмосковным имениям, нигде не оставаясь подолгу, никому не говоря, где он будет завтра утром.
Стрельцам тоже не жилось спокойно. Азарт борьбы, убийств, жестокостей у них уже пропал. Его нужно было постоянно поддерживать. Но чем? Почти все стрельцы имели в Москве семьи. Это обстоятельство накладывало отпечаток на все дела, на моральный дух стрельцов. В домашней обстановке человек меняется. Это – не воинский лагерь, не казарма. Люди Хованского, понимая, что для крупного взрыва злости нужна столь же мощная идеологическая подготовка, говорили воинам о готовящемся в Кремле плане уничтожения стрельцов.
С другой стороны, в Кремле тоже было неспокойно. Сюда, Бог весть откуда (может быть, от тех же людей Хованских!), поступали тревожные сведения о том, что стрельцы вот-вот взбунтуются.
В конце августа Софья вместе со всем царским семейством переехала в село Коломенское. Стрельцы испугались этого шага, прислали Софье людей, которые убедительно уверяли ее в своей преданности. Но царевна была начеку. Уверения уверениями, а поведение Хованского, начальника над всем стрелецким войском, любимцем стрельцов, ей не нравилось. Он приехал в Коломенское, сообщил, видимо, надеясь напугать царскую семью, о том, что в Новгороде готовится войско для похода на Москву.
Софья потребовала пригласить в Коломенское Стремянной полк. Хованский этого не сделал. Она повторила еще несколько раз свое повеление прежде, чем князь выполнил его. Он явно что-то замышлял.
Правительница решила действовать на опережение. Она заманила его вместе с сыном в ловушку, Хованских схватили бояре, предъявили им какие-то обвинения, быстренько казнили. Младший сын, Иван, случайно вырвался из ловушки, помчался в Москву, поднял стрельцов. Софья в это время была уже в Троицком монастыре.
Не теряя ни минуты, князь Василий Васильевич Голицын организовал работы по укреплению монастыря, призвал на помощь иностранных специалистов военного дела из Немецкой слободы. Стрельцы, увидев, как слаженно работают люди в Троицком монастыре, испугались, прислали к царевне выборных людей вместе с плахой и топором: руби наши головы, Софья Алексеевна!
Правительница не стала на этот раз увлекаться казнями. Она предъявила стрельцам в общем-то достойные требования; они согласились на все.
Опытный военачальник и государственный деятель мог бы без особого труда определить, что стрельцы после всего случившегося с ними с мая по сентябрь 1682 года уже не представляют собой серьезной военной силы. Испачкав руки в крови соотечественников, погрязнув в дворцовых интригах, они, гордые и чванливые, серьезного врага да-авненько уже не видели, а моральный надрыв превратил их в этаких дряхлых, спесивых стариков.
Софья не разглядела в них, внешне грозных, прогрессирующей деградации (естественно, речь идет о чисто военных возможностях), она по-прежнему верила в них как в военную силу. И быть может, именно эта вера ее подвела.
Стрельцы обещали не приставать к раскольникам, в дела государственные не лезть, в том числе и в дело казни Хованского. Через несколько дней они принесли Софье челобитную, в которой просили… сломать столб со списком возле лобного места.
Можно себе представить, как смеялись москвичи над сломленными стрельцами, легко можно догадаться, что после такого морального потрясения всех стрельцов нужно было спокойно расформировать и передать их в семьи, или, в лучшем случае, найти им иное применение.
В 1683 году Софья издала указ, в котором запрещалось под страхом смерти хвалить события 1682 года. Для полной безопасности ей нужно было издать указ о памяти, категорически запрещающий вспоминать и думать об этих печальных событиях.
Во времена Софьи
О необходимости коренных преобразований в России догадывался еще Борис Годунов. Но со времени его правления прошел целый век, а воз, как говорят, был и ныне там. В конце царствования Алексея Михайловича даже сам Тишайший понял, что, находясь по соседству с быстроразвивающимися странами Запада, жить по старинке, в старорусской системе духовных, моральных, материальных, социальных ценностей, несолидно, невыгодно, опасно.
Алексей Михайлович слишком поздно понял это. Его увлечения театром, польской одеждой и так далее не могли изменить отношение русских людей к важной проблеме, а многих они просто напугали.
Федор Алексеевич пошел путем верным. Созывая выборных людей на Соборы, он слушал голос земли Росийской, давал возможность своим подданным высказаться самим за необходимость преобразований в тех или иных областях. На созванных им Соборах такие постановления приятны были. Но, к великому сожалению, Федор Алексеевич жил и правил очень мало, и его сестра Софья Алексеевна, не поняла историческую суть этих Соборов: они снизу бы дали добро на те мероприятия по революционному преобразованию всех сторон жизни Российской державы, и только после этого было бы логично прекратить деятельность Соборов. Правительница проигнорировала опыт брата, положившись сначала на силу вооруженного и обученного воевать мужичья, а затем на Василия Васильевича Голицына, человека увлеченного, эрудированного, опытного, прогрессивного, но не сильного волей.
Он родился в 1643 году, занимал высокие посты еще при Алексее Михайловиче, а в царствование Федора Алексеевича принимал участие в Чигиринских походах.
В его великолепном доме «находились разные астрономические снаряды, прекрасные гравюры, портреты русских и иностранных государей, зеркала в черепаховых рамах, географические карты, статуи, резная мебель, стулья, обитые золотыми кожами, кресла, обитые бархатом, часы боевые и столовые, шкатулки со множеством выдвижных ящиков, чернильницы янтарные… Книги латинские, польские и немецкие, сочинения, относящиеся к государственным наукам, богословию, церковной истории, драматургии, ветеринарному искусству, географии, и пр. «рукопись Юрия Сербинина». Нет сомнения, что это было одно из сочинений Крижанича, проектировавшего за несколько лет до царствования Петра целую систему реформ и отличавшегося громадною ученостью, начитаностью и необычайным знакомством с учреждением и бытом западной Европы»[168].
Иностранцы, знакомые с В. В. Голицыным, были чрезвычайно высокого мнения о нем. То ли он сделал неверный выбор, поставив на Софью, у которой, надо признаться, не хватило ни сил,
