Иоанн III Великий. Ч.1 и Ч.2 - Людмила Ивановна Гордеева
— Закончили, государь, — с почтительным поклоном ответил на вопрос Иоанна на неплохом русском языке Аристотель. — Можете поглядеть работу хоть сегодня.
— Сегодня мне недосуг этим заниматься, но днями посмотрю непременно. Теперь же я хочу с тобой о новой работе потолковать.
Иоанн глянул на мастера, чтобы убедиться, что тот понимает его речь и без переводчика. Ещё он опасался, что венецианец в связи с окончанием строительства храма, ради которого он приехал, запросится назад, на родину. Но тот внимательно слушал, не выказывая никакого сомнения или протеста.
— Нужно соорудить подземные хранилища под великокняжескими хоромами, — продолжил свою речь Иоанн. — Я понимаю, что их лучше бы делать одновременно с возведением нового каменного дворца, но пока до него руки не доходят, а пожары не ждут. Сам знаешь, недавно терема моих братьев погорели, много там добра ценного погибло. Супруга моя, великая княгиня, напугана, да и мне неспокойно.
— А какие под дворцом фундаменты? — первым делом поинтересовался Аристотель. — Есть ли там какие-то подвалы?
— Подвалы есть, но они в основном предназначены для продуктовых припасов, стали тесны, да и при пожаре могут пострадать, ибо имеют деревянные перекрытия. Надо всё заново делать.
Аристотель склонил свою голову в привычной уже для всех тёмной шапочке-берете и исподлобья глянул на государя:
— Всё надо осмотреть, прежде чем проект составлять.
— Это твоё дело, я распоряжусь. И ещё у меня условие есть. Тайник под дворцом должен соединяться с подземным ходом из-под собора Успения Богоматери. Чтобы при случае из дворца можно было тоже выбраться этим же ходом за крепостные стены. В тех ходах со стороны дворца надо оборудовать прочные ворота с запорами, чтобы никто чужой не мог в них проникнуть. Ни с улицы, ни из храма. Всё понятно? Тогда не откладывай. Условия для твоего проживания в Москве останутся прежними, а жалованья я тебе прибавлю. К тем десяти рублям, которые ты получаешь теперь ежемесячно, я прибавляю ещё пять!
— Премного благодарен, — искренно обрадовавшись, склонился Аристотель.
Он не ожидал такой щедрости от великого князя. И, честно признаться, подумывал о том, чтобы упросить государя отпустить его обратно на родину, как договаривались прежде, ведь основная работа его была практически завершена. Но теперь, когда заработок его столь заметно увеличился, он был не против потрудиться на Руси ещё. Что и говорить, хоть и были тут зимы холодными, а люди грубоватыми, условия для жизни здесь у него были просто превосходными. Иной титулованный дворянин в Венеции мог бы ему позавидовать. Бесплатные апартаменты рядом с великокняжеским дворцом, прислуга, бесплатная обильная еда из государевой кухни, лошади, охота, свобода передвижения по стране, словом, всё для жизни и развлечения. Появились и друзья, в том числе и земляки. В общем, жить можно.
— Нет ли каких трудностей или жалоб? — интересовался тем временем Иоанн у Ивашки Кривцова, который отвечал за материальное обеспечение строительства храма. — Не забирает больше мастеров митрополит?
— Мы сами ему всех каменщиков отослали, нам теперь в храме они не надобны. А кровельщики и отделочники — все на месте. Владыка к себе других пригласил.
«Ай да митрополит, обскакал меня, — подумал Иоанн. — Пока я государственные дела решал да о крепости и о храме хлопотал, он себе огромные палаты кирпичные построил, вот-вот закончит. Сколько материалов, для храма приготовленных ещё предшественником, себе забрал!»
Иоанн знал обо всём, что творилось в Москве, да и во всём государстве, наушников у него хватало. Кое-что в действиях митрополита его раздражало, но он сдерживал себя. Пусть Геронтий строится! Всё это — украшение лица городского.
Иоанн поднялся, давая знак мастерам, что приём окончен. Они тут же откланялись.
— А ты, Митяй, задержись, — обратился Иоанн к толмачу Дмитрию Герасимову, который находился рядом на тот случай, если Аристотель не сможет сам объясниться с государем.
Тот почтительно замер возле двери, ожидая распоряжений.
— Тут ко мне приходил архимандрит Чудовский Геннадий, просил, чтобы я позволил тебе помогать ему в переводе Библии. Дело это богоугодное, я думаю, нельзя ему отказывать.
— Он говорил мне об этом, — вновь почтительно поклонился Дмитрий, подвижный молодой человек с рыжеватыми курчавыми волосами и лёгким весёлым характером. — Если позволишь, мой государь, я готов ему помогать.
— Вот и хорошо. Если ты мне понадобишься, я тебя позову. Завтра можешь отправляться с утра к Геннадию, в Чудов монастырь. А теперь передай Курицыну, что я ушёл к государыне, поужинаю у неё в хоромах, сегодня никого больше принимать не буду. Вечером приготовьте мне баню. Если явятся послы из Новгорода, пусть приходят завтра...
В это время в палатах Софьи Фоминичны происходило настоящее представление. Вместе со своими боярами она принимала придворного великокняжеского ювелира Трифона, приехавшего два года назад вместе с Аристотелем и другими мастерами. Естественно, этого уроженца венецианского города Катара Трифоном окрестили уже здесь, на Руси, но имя быстро прижилось, и уже никто не вспоминал подлинного, кроме, пожалуй, самого хозяина.
С позволения супруга Софья сделала большой заказ мастеру, в течение месяца обсуждала с ним проекты изделий. Среди готовых уже вещей были не только женские украшения, но и мужской золотой перстень-печатка с византийскими орлами, который она заказала для супруга по образцу старого, ещё отцовского, серебряного, крепко потёртого, доставшегося ей в наследство.
До сих пор Иоанн пользовался разными печатями, чаще с изображением льва, раздирающего змею или двух людей, один из которых имел крылья и венец, второй — меч. Эти старые печати не нравились Софье. В них не было символа единения и могущества, которые нужны были теперь Руси. Иное дело — старый византийский герб с коронованными орлами. Софья считала, что Иоанн после женитьбы на ней вправе воспользоваться им. Русь являлась ныне, после падения Византии, единственной могучей православной державой, способной противостоять и татарам, и латинянам. А если понадобится, и её исконным врагам — османским туркам. Русь, как когда-то и Византия, объединяла Восток с Западом — двух орлов в единое целое. И имела полное право на этот царственный герб.
Софья показывала этот перстень своим приближённым и они, внимательно разглядывая его, высказывали свои суждения. Грекам Софьин новый перстень очень понравился, он напомнил им родину в пору её
