Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том II
Капризницу схватили, заклеили ей рот, потом разложили на кресте и прибили к нему гвоздями. Крест подняли и прислонили к стене часовни. Главный подал второй девушке нож:
— Срежь с неё кусочек кожи. Оставишь себе на память.
Это было исполнено. Потом жертве перерезали горло и наполнили кровью чашу. Тогда все сорвали маски и пили кровь. Рома тоже сорвал маску и обратился к новообращённой:
— Теперь ты наша! Отныне и вовеки! Ты заслужила место в аду!
В часовне началась гнусная оргия.
* * *Рома создал собственную группу сатанистов ещё когда учился на последнем курсе. Группа была небольшой, но очень крепкой. Кошками они почти не забавлялись, сразу же перешли к человеческим жертвоприношениям, а потому в группу попадали только законченные нелюди, случайных людей здесь не было. Да и к этим неслучайным людям Рома относился, как к мусору, отнюдь не считая их своими товарищами — сдавал, подставлял, выворачивал наизнанку, держал в постоянном страхе. При этом так виртуозно создавал иллюзию реального братства, где «один за всех, и все за одного», что все в группе считали его лидером, жестоким, но справедливым, день и ночь пекущимся об их благополучии.
Его лидерскому взлёту способствовали не только врождённая властность и беспредельная жестокость человека, который не остановится ни перед чем, но и тонкое знание психологии. Он отбирал в группу людей волевых, решительных, храбрых, но максимально примитивных. От таких и пользы было побольше, и проблем с ними поменьше, и управлять ими полегче — достаточно было создать у них несколько иллюзий. Любого человека Рома понимал, как клавиатуру. Нажал на одну клавишу — вызвал восхищение, на другую — страх, на третью — покорность, на четвёртую — агрессию и так далее, но не до бесконечности. Человек, с которым Рома работал, не должен обладать способностью испытывать более чем полдюжины сильных и примитивных эмоций. Потому они и верили в него, и боготворили, что просто не способны были понять, что все они для него жертвы, а он тонко чувствовал, когда и кого надо уничтожить, иных используя несколько месяцев, а иных — несколько лет. Если человек был слишком слаб, он убирал его своими руками («Рома не терпит слабых»), если кто-то был слишком силён, он убирал его руками других («Рома скорбит о погибшем брате»), приносит человек хороший доход — ему прощают до времени и слабость, и силу («Рома всегда справедлив»), если человек маниакально жесток, ему показывают ещё большую жестокость («круче Ромы нет»), если человек без удержу стремится к удовольствиям, ему дают их даже больше, чем он хотел («Рома заботится о своих»).
Рома быстро понял, что играть на человеческих клавишах становится гораздо легче, если использовать наркотики, причём делать это надо с толком, понимая, когда, кому и что даёшь. Сейчас для моторной активности надо простенький экстази, потом для полного улёта — тяжёлый героин. Одним легко управлять при помощи галлюциногенов, другой хорошо поведётся на психостимуляторы, и опять же — с этого довольно сиднокарба, а тому нужен кокаин. Ситуационно, вариативно применяя самые разнообразные наркотики, Рома то писал строгие симфонии, то отдавался джазовым импровизациям.
Он был талантливым фармакологом и вскоре разработал несколько синтетических наркотиков — дешёвых при изготовлении и неожиданных по эффекту. Основной задачей его сатанинской группы стало распространение этих самопальных наркотиков. Вклиниться на наркорынок было не так легко, но и тут Рома нашёл свои клавиши. Его отморозки проявляли по отношению к конкурентам жестокость настолько запредельную, что Роме в ужасе уступили значительный сегмент наркорынка. Он расширил этот сегмент, насколько позволяли ему людские ресурсы и остановился у точно рассчитанной черты.
Впрочем, людские ресурсы позволяли ему всё больше и больше. Вскоре под ним ходило уже несколько групп по 20–30 человек. Конспирацию он соблюдал строжайшую, лично с ним были знакомы немногие из тех, кто ему реально подчинялся, а те, с кем он лично имел дело, были самыми настоящими зомби, на которых никакие пытки не произвели бы ни малейшего впечатления. А из группы первого призыва, где его знали все, через пару лет он не оставил в живых ни одного человека.
Закончив вуз, Рома опять всех удивил, устроившись наркологом на соответствующее отделение психиатрической больницы. Не денежно? Не престижно? Неприятно возится с опустившимися людьми, от большинства из которых даже ближайшие родственники отреклись? Эти идиоты, как всегда, ничего не поняли. Деморализованная масса никому не нужных людей была замечательным экспериментальным материалом. Рома постоянно изобретал новые препараты, пробовал разнообразные комбинации уже известных и ставил эксперименты на своих пациентах. Перед Ромой открылись такие возможности, что доктор Менгеле скрипел бы зубами от зависти.
Иные алкаши, которых ещё вполне можно было вернуть к нормальной жизни, в результате забот молодого талантливого врача превращались в полных инвалидов. Врача ни разу никто не упрекнул, потому что, во-первых, судьба алкашей мало кого волновала, а, во-вторых, никто не усматривал ничего удивительного в том, что люди, добровольно вставшие на путь саморазложения, доходили в конечном итоге до полной невменяемости. Очень многие его пациенты умерли, но Рома умел всё так обставить, что каждый раз он оказывался совершенно ни при чём. А некоторым, весьма немногим, он действительно помог встать на ноги. Это были люди, которых он мог потом использовать с большой для себя выгодой. Грамотный пиар делал своё дело, все вокруг говорили только о невероятных профессиональных удачах молодого талантливого врача. В итоге, врач, лютовавший посреди Москвы похлеще любой эпидемии, постепенно приобрёл славу доктора-чародея, который и мёртвого поставит на ноги.
Заработав репутацию в медицинской среде, Рома вскоре оброс многочисленными и очень полезными связями, что позволило ему расширить свой бизнес. Для начала он подобрал под себя торговлю человеческими органами. Тут и без него многие пытались шустрить, но врачи не имели необходимой для таких дел вооружённой силы, работали с заурядными бандитами, которые по сравнению с чёрными боевиками Ромы, напоминали младенцев. Для начала, по приказу Ромы, разобрали на органы тех самых бандитов, потом перешли на самую в этом случае подходящую категорию граждан — гостей столицы. Приехал какой-нибудь провинциал в Москву и исчез. Московской милиции тут расследовать нечего, Рома ещё с детства помнил: нет трупа — нет убийства. А если родственники без вести пропавшего начинали бить тревогу, так ведь они ни в одном случае не могли доказать даже того, что пропавший доехал до Москвы, а если и доехал, так уж больно она велика, эта Москва.
Потом наладили торговлю младенцами, от которых матери отказывались в роддомах. Тут всё было ещё проще. Ни мать, ни другие родственники такого младенца разыскивать уже не могут, а если он не попадал в детдом, то у детдома тоже не было проблем — лишь бы в документах всё было гладко. Исчезло несколько бумажек и маленького человека уже не существует юридически, а вскоре и физически.
Похищение людей, которых потом разбирали на запчасти, и младенцев из роддомов, которых либо продавали, либо умерщвляли и готовили из них дорогостоящие медицинские препараты, вскоре было поставлено на широкую ногу. Рома стал очень богат. Он мог позволить себе в любом количестве изымать похищенных из бизнеса и совершенно бескорыстно расходовать их для жертвоприношений во время чёрных месс. Рома помнил, что весь его бизнес с фантастическими деньгами и всё возраставшая власть над людьми, это только внешнее оформление его главной жизненной необходимости — причинять людям боль. Людям и Богу, который есть главный источник боли, а избежать боли можно только одним способом — через уподобление Люциферу, то есть, причиняя боль. Есть только один способ жить — отнимая жизнь. Есть только один способ избежать разрушения себя — разрушать других.
* * *Комната была едва освещена пламенем чёрных свечей, изготовленных из жира младенцев. Казалось, даже пламя этих свечей — чёрное. Посредине комнаты стоял красный деревянный стол, больше напоминавший ложе — в рост человека. К столу подошла женщина в чёрном шёлковом плаще до пят с накинутым на голову капюшоном. Небрежным движением она откинула капюшон, надменно подняла голову и через несколько мгновений сбросила плащ, оказавшись совершенно обнажённой. Женщина была молода и очень красива, но любому нормальному мужчине, который хоть раз увидел эту красотку, больше не захотелось бы. От молодой и упругой, изумительно белой кожи, от её восхитительных форм веяло неизъяснимой мерзостью трупного разложения. Трудно было даже понять, почему её красота вызывает такое отвращение, должно быть она источала невидимые флюиды смерти и разрушения. Женщины легла на стол, приняв развратную позу, которая могла вызвать желание разве что у маньяка-некрофила. К ней подошли два помощника жреца в длинных чёрных балахонах. В руки подали чёрные свечи и зажгли их. На живот поставили серебряную чашу. Появился третий помощник жреца с младенцем в руках. Младенец отчаянно плакал. Помощник поднял его над чашей. Тогда к ним подошёл верховный жрец, Роман, в чёрном шёлковом плаще, с длинным кинжалом в руках. Точным выверенным движением он перерезал младенцу горло. Кровь хлынула в чашу. Все собравшиеся в чёрных балахонах одобрительно и радостно загудели. Дождавшись, когда кровь младенца полностью стечёт, трупик унесли — из него изготовят магический прах. Роман взял чашу и первым отхлебнул из неё, а затем пустил по кругу. «Причастившись», сатанисты начали выкрикивать проклятия и грязные ругательства в адрес Христа, постепенно приходя в полное неистовство. Чёрные балахоны полетели на пол. Началось такое непотребство, при описании которого почернела бы даже бумага. Не покраснела бы, нет, почернела бы.
